Буколики. Георгики. Энеида - Вергилий Марон Публий (полная версия книги TXT) 📗

125 Мне предрекали не раз, грядущее втайне провидя.

Дважды пять дней прорицатель молчал и скрывался, чтоб жертву

Не называть и на смерть никого не обречь предсказаньем, —

После молчанье прервал, понуждаемый криком Улисса,

По уговору меж них меня на закланье назначил.

130 Тут уж никто не роптал: ведь смерть, которой боялся

Каждый, теперь одного, ему на горе, постигла.

Близился день роковой. Готовили все для обряда:

Соль с мукой пополам, вкруг висков мне тугие повязки. [442]

Вырвался я, признаюсь, оковы порвал и от смерти

135 Ночью в густых тростниках у болотного озера скрылся,

Ждал, чтоб ушли, подняв паруса, – если только поднимут!

Больше надежды мне нет ни древнюю родину снова,

Ни двоих сыновей, ни отца желанного видеть.

Может быть, требуя с них за бегство наше расплаты,

140 Смертью несчастных мою вину покарают ахейцы…

Именем вышних богов, которым ведома правда,

Именем верности – коль остается еще среди смертных

Неоскверненной она, – молю: над нашими сжалься

Бедами! Сжалься над тем, кто столько вынес безвинно!"

145 Жизнь мы даруем ему, хитреца слезам сострадая.

Первым Приам приказал от тесных пут ему руки

Освободить и к нему обратился с приветливой речью:

"Кто бы ты ни был, теперь забудь покинутых греков.

Нашим ты будешь. Но мне ответь на вопрос мой правдиво:

150 Этот чудовищный конь для чего возведен? Кем построен?

Что стремились создать, – орудье войны иль святыню?"

Так он сказал. А Синон, в пеласгийских уловках искусный,

Начал, к небу воздев от оков свободные руки:

"Вечных огней божества [443] нерушимые, вами клянусь я,

155 Вами, меч и алтарь нечестивый, которых избег я,

Вами, повязки богов, что носил я, идя на закланье!

Нет мне греха разорвать священные узы данайцев,

Нет греха ненавидеть мужей и сказать без утайки

Все, что скрывают они. Я не связан законом отчизны!

160 Ты лишь обетам своим храни, сохраненная Троя,

Верность, коль щедро тебе отплачу и правду открою!

Веры в победный исход и надежд залогом для греков

Помощь Паллады была всегда. Когда ж нечестивый

Сын Тидея и с ним Улисс – злодейств измыслитель —

165 В храм священный вошли, роковой оттуда Палладий [444]

Силой исторгли, убив сторожей высокой твердыни,

Образ священный схватив, дерзновенно смели коснуться

Кровью залитой рукой девичьих повязок богини, —

Тотчас на убыль пошла, покидая данайцев, надежда,

170 Силы сломились у них, и богиня им стала враждебна.

Гнев свой Тритония [445] им явила в знаменьях ясных:

В лагерь едва был образ внесен – в очах засверкало

Яркое пламя, и пот проступил на теле соленый;

И, как была, со щитом и копьем колеблемым, дева —

175 Страшно об этом сказать – на месте подпрыгнула трижды.

Тут возвещает Калхант, что должны немедля данайцы

Морем бежать, что Пергам не разрушат аргосские копья,

Если в Аргосе вновь не испросят примет, [446] возвративши

Благоволенье богов, что везли на судах они прежде.

180 Ныне стремятся они по ветру в родные Микены,

С тем чтобы милость богов вернуть и внезапно явиться,

Море измерив опять. Так Калхант толкует приметы.

Образ же этот они по его наущенью воздвигли,

Чтобы тягостный грех искупить оскорбленья святыни.

185 Сделать огромным коня, и дубом одеть, и до неба

Эту громаду поднять повелел Калхант, чтоб не мог он

Через ворота пройти и, в городе став за стенами,

Ваш народ охранять исконной силой священной.

Ибо, коль ваша рука оскорбит приношенье Минерве,

190 Страшная гибель тогда (пусть прежде пошлют ее боги

Вашим врагам) фригийцам грозит и Приамову царству,

Если же в город его вы своими руками введете, —

Азия грозной войной пойдет на Пелоповы стены, [447]

Вам предреченный удел достанется нашим потомкам".

195 Лживыми клятвами нас убедил Синон вероломный:

Верим его лицемерным слезам, в западню попадают

Те, кого ни Тидид, ни Ахилл, ни многие сотни

Вражьих судов, ни десять лет войны не сломили.

Новое знаменье тут – страшней и ужаснее прежних —

200 Нашим явилось очам и сердца слепые смутило:

Лаокоонт, что Нептуна жрецом был по жребию избран,

Пред алтарем приносил быка торжественно в жертву.

Вдруг по глади морской, изгибая кольцами тело,

Две огромных змеи (и рассказывать страшно об этом)

205 К нам с Тенедоса плывут и стремятся к берегу вместе:

Тела верхняя часть поднялась над зыбями, кровавый

Гребень торчит из воды, а хвост огромный влачится,

Влагу взрывая и весь извиваясь волнистым движеньем.

Стонет соленый простор; вот на берег выползли змеи,

210 Кровью полны и огнем глаза горящие гадов,

Лижет дрожащий язык свистящие страшные пасти.

Мы, без кровинки в лице, разбежались. Змеи же прямо

К Лаокоонту ползут и двоих сыновей его, прежде

В страшных объятьях сдавив, оплетают тонкие члены,

215 Бедную плоть терзают, язвят, разрывают зубами;

К ним отец на помощь спешит, копьем потрясая, —

Гады хватают его и огромными кольцами вяжут,

Дважды вкруг тела ему и дважды вкруг горла обвившись

И над его головой возвышаясь чешуйчатой шеей.

220 Тщится он разорвать узлы живые руками,

Яд и черная кровь повязки жреца заливает,

Вопль, повергающий в дрожь, до звезд подъемлет несчастный, —

Так же ревет и неверный топор из загривка стремится

Вытрясти раненый бык, убегая от места закланья.

225 Оба дракона меж тем ускользают к высокому храму,

Быстро ползут напрямик к твердыне Тритонии грозной,

Чтобы под круглым щитом у ног богини укрыться.

Новый ужас объял потрясенные души троянцев:

Все говорят, что не зря заплатил за свое злодеянье

230 Лаокоонт, который посмел копьем нечестивым

Тело коня поразить, заповедный дуб оскверняя.

Люди кричат, что в город ввести нужно образ священный,

Нужно богиню молить.

Брешь пробиваем в стене, широкий проход открываем.

235 Все за дело взялись: катки подводят громаде

Под ноги, шею вокруг обвивают пеньковым канатом,

Тянут. Конь роковой тяжело подвигается к стенам,

Вражьим оружьем чреват. Вокруг невинные девы,

Мальчики гимны поют и ликуют, коснувшись веревки.

240 Все приближается конь, вступает в город с угрозой…

О Илион, обитель богов, дарданцев отчизна!

Стены, что славу в бою обрели! За порог задевая,

Трижды вставал он, и трижды внутри звенело оружье;

Мы же стоим на своем, в ослепленье разум утратив,

245 Ставим, на горе себе, громаду в твердыне священной.

Нам предрекая судьбу, уста отверзла Кассандра [448], —

Тевкры не верили ей, по веленью бога, и раньше.

Храмы богов в этот день, что для нас, несчастных, последним

Был, – словно в праздник, листвой зеленой мы украшаем.

250 Солнце меж тем совершило свой путь, и ночь опустилась,

Мраком окутав густым небосвод, и землю, и море,

Козни данайцев сокрыв. Разбрелись по городу тевкры,

Смолкли все, и сон объял усталые члены.