Элегии и малые поэмы - Назон Публий Овидий (читать книги бесплатно полностью TXT) 📗
Я в изгнанье давно — уже дважды хлеб обмолочен,
20 Дважды босой ногой сок винограда отжат.
Но терпеливей не стал я за эти печальные годы:
Так же, как в первые дни, боль в моем сердце сильна.
Часто и старый вол норовит ярмо свое сбросить,
Часто грызет удила даже объезженный конь.
25 Стало страданье мое еще тяжелее, чем прежде:
Новую к боли былой время прибавило боль.
Все, что случилось со мной, во всей полноте мне открылось;
Ясность в сознанье моем только усилила скорбь.
Разве не легче терпеть, если свежие силы в запасе
30 И не подточен еще прежними бедами дух?
Ясно, что новый боец смелей на арену выходит,
Чем истощенный борьбой в долгом упорном бою.
Легче в сраженье идти гладиатору в новых доспехах.
Чем обагрившему щит собственной кровью своей.
35 Новый корабль устоит против натиска ветра и бури —
Самый ничтожный дождь гибелен ветхим судам.
Я выношу с трудом — а ведь раньше был терпеливей —
Боль, которую дни множат с упорством глухим.
Верьте, я изнемог, и тело больное пророчит,
40 Что ненадолго меня хватит такое терпеть.
Силы откуда взять и бодрость черпать откуда:
Хрупкие кости едва кожей прикрыты сухой.
Дух мой опутала хворь сильнее, чем хворое тело, —
Занят он без конца мыслью о тяжкой судьбе.
45 Город, увы, далеко, далеко друзья дорогие,
Та, что дороже всех, так от меня далеко!
Рядом гетов орда, в шаровары одетые скифы.
Все — что вблизи, что вдали — раны мои бередит.
Но несмотря ни на что меня утешает надежда:
50 Смерть страданьям моим скоро положит конец.
Элегия VIII
Стали виски у меня лебединым перьям подобны,
Старость меж темных волос белый отметила след,
Слабости возраст настал, года недугов все ближе,
Все тяжелее носить тело нетвердым ногам.
5 Вот теперь бы пора, от всех трудов отступившись,
Жить, ничего не боясь и о тревогах забыв,
Тем, что всегда мне был по душе, наслаждаться досугом,
Тешить изнеженный ум делом любимым подчас,
В доме смиренном моем обитать подле древних Пенатов,
10 Между наследственных нив (отнят хозяин у них!),
И среди милых внучат, у жены любимой в объятьях
Стариться в отчем краю, мирный приют обретя.
Прежде надежда была, что так пройдет моя старость:
Годы преклонные я так провести заслужил.
15 Но рассудилось иначе богам: проскитавшись немало
По морю и по земле, я к савроматам попал.
В доки уводят суда, когда расшатала их буря, —
В море открытом тонуть их не оставит никто;
Чтобы побед былых не срамить внезапным паденьем,
20 Щиплет траву на лугу силы утративший конь;
Воин, когда по годам он уже не годится для службы,
Свой посвящает доспех Лару старинному в дар;
Так и ко мне подошло уносящее силы старенье,
Срок наступил получить меч деревянный и мне.
25 Срок наступил не терпеть чужеземного неба суровость,
Жгучую не утолять жажду из гетских ключей,
Но или в Риме порой наслаждаться его многолюдством,
Иль удаляться порой в тихие наши сады.
Раньше, когда душа не предвидела будущих бедствий.
30 Так безмятежно мечтал жить я на старости лет.
Но воспротивился рок: облегчив мне ранние годы,
Он отягчает теперь поздние годы мои.
Прожил я дважды пять пятилетий, не зная урона, —
Жизни худшую часть, старость, несчастья гнетут.
35 Мета была уж близка — вот-вот, казалось, достигну,
Но разломалась в куски вдруг колесница моя.
Быть суровым ко мне я того, неразумный, заставил,
Кто на бескрайней земле кротостью всех превзошел.
Пусть провинность моя победила его милосердье,
40 Но ведь не отнял же он жизнь за оплошность мою!
Правда, обязан ее проводить я под северным небом,
Там где Эвксинской волной справа омыта земля.
Если бы мне предрекли такое Додона и Дельфы,
Я бы недавно еще их празднословными счел.
45 То, что прочнее всего, скрепи адамантовой цепью, —
Все Юпитер своим быстрым огнем сокрушит.
То, что выше всего, перед чем ничтожны угрозы,
Ниже, чем бог, и всегда силе подвластно его.
Знаю: часть моих бед на себя навлек я пороком,
50 Но наибольшую часть гнев божества мне послал.
Пусть же несчастий моих пример вам будет наукой:
Милость старайтесь снискать равного мощью богам.
Элегия X
Тот я, кто некогда был любви певцом шаловливым.
Слушай, потомство, и знай, чьи ты читаешь стихи.
Город родной мой — Сульмон, водой студеной обильный,
Он в девяноста всего милях от Рима лежит.
5 Здесь я увидел свет (да будет время известно)
В год, когда консулов двух гибель настигла в бою.
Важно это иль нет, но от дедов досталось мне званье,
Не от Фортуны щедрот всадником сделался я.
Не был первенцем я в семье: всего на двенадцать
10 Месяцев раньше меня старший мой брат родился.
В день рожденья сиял нам обоим один Светоносец,
День освящали один жертвенных два пирога.
Первым в чреде пятидневных торжеств щитоносной Минервы
Этот день окроплен кровью сражений всегда.
15 Рано отдали нас в ученье; отцовской заботой
К лучшим в Риме ходить стали наставникам мы.
Брат, для словесных боев и для форума будто рожденный,
Был к красноречыо всегда склонен с мальчишеских лет,
Мне же с детства милей была небожителям служба,
20 Муза к труду своему душу украдкой влекла.
Часто твердил мне отец: «Оставь никчемное дело!
Хоть Меонийца возьми — много ль он нажил богатств?»
Не был я глух к отцовским словам: Геликон покидая,
Превозмогая себя, прозой старался писать, —
25 Сами собою слова слагались в мерные строчки,
Что ни пытаюсь сказать — все получается стих.
Год за годом меж тем проходили шагом неслышным,
Следом за братом и я взрослую тогу надел.
Пурпур с широкой каймой тогда окутал нам плечи,
30 Но оставались верны оба пристрастьям своим.
Умер мой брат, не дожив второго десятилетья,
Я же лишился с тех пор части себя самого.
Должности стал занимать, открытые для молодежи.
Стал одним из троих тюрьмы блюдущих мужей.
35 В курию мне оставалось войти — но был не по силам
Мне этот груз; предпочел узкую я полосу.
Не был вынослив я, и душа к труду не лежала,
Честолюбивых забот я сторонился всегда.
Сестры звали меня аонийские к мирным досугам,
40 И самому мне всегда праздность по вкусу была.
Знаться с поэтами стал я в ту пору и чтил их настолько,
Что небожителем мне каждый казался певец.
Макр был старше меня, но нередко читал мне о птицах —