Лувр - Останина Екатерина Александровна (читать книги .txt, .fb2) 📗
1 мая король и Лига по-прежнему оставались в боевой готовности. Генрих III окружил Лувр войсками, однако здесь же находилось и огромное количество повстанцев. На последнем Совете в Лувре королева-мать высказала мнение, что Генрих III должен остаться в Париже, после чего направилась к Гизу, надеясь заключить с ним соглашение. Она очень скоро поняла, что из этой затеи ничего не выйдет, и шепнула секретарю Пинару, сопровождавшему ее, чтобы он тотчас отправлялся в Лувр и передал королю: ему следует немедленно покинуть Париж. Однако, когда секретарь добрался до дворца, короля там уже не было. Дело в том, что один из самых верных людей Его Величества сказал, что король должен немедленно уйти, иначе он пропадет. Генрих «вышел из Лувра пешком, будто прогуливаясь, с палочкой в руках». Он пришел в Тюильри, где находились его конюшни, и там сел на лошадь. То же самое сделали все, кому удалось прорваться сквозь окружение. Генрих III обернулся, посмотрел на Париж и воскликнул в слезах: «Неблагодарный город, я любил тебя больше, чем свою жену!» Короля сопровождали придворные и советники.
Король решил оставить Париж повстанцам, чтобы бороться с ними, находясь на свободе. Генрих III, в отличие от Людовика XVI, правильно рассудил, что ни в коем случае не следует оставаться пленником парижан и герцога де Гиза. Л’Эстуаль пишет: «Оба Генриха вели себя как два осла, один, не решившись доделать задуманное, другой – упустив попавшего в капкан зверя».
Такая возможность действительно была упущена; больше такой не представится. Для Генриха Гиза бегство короля равнялось поражению. Королева-мать и герцог еще беседовали друг с другом, когда им сообщили об отъезде из Парижа короля. При этом герцог не удержался от восклицания: «Мадам, я погиб!» И это было правдой.
Гиз поспешил отправить королю письмо, в котором называл себя несчастнейшим человеком, поскольку страдает из-за несправедливых подозрений на его счет. Он клялся, что приложил все усилия для разрядки напряженности, что далек от интриг и заговоров, которые приписывают ему враги. В заключение герцог писал: «Внезапный отъезд лишил меня возможности устроить все для полного удовлетворения Вашего Величества… Я надеюсь своими поступками доказать это стремление, так что Ваше Величество сочтет меня верным подданным и полезным слугой, и завоевать Ваше расположение, думая только о благополучии Вашего королевства».
Это была ложь. На самом деле члены Лиги признались, что по приезде в Париж герцог де Гиз намеревался захватить короля, поскольку он будто бы не способен правильно управлять королевством, после чего сформировать Совет из приближенных лотарингских принцев дворян и офицеров. Этот Совет должен был править страной, а короля отправили бы в монастырь, где ему предстояло жить монахом и никогда не вмешиваться в государственные дела.
Члены Лиги теперь поняли король слишком разгневался. Рано или поздно он будет мстить. А Генрих III в таком положении сохранял полнейшее хладнокровие. При нем постоянно находился кинжал, которым он готов был пронзить грудь любого, кто придет его арестовать, уверенный, что следом за ним умрет сам. Однако помощи от восставших еретиков принимать он не желал.
29 июля 1588 года муниципалитет Парижа прислал к Генриху III делегацию, которая должна была продемонстрировать повиновение королю. Его Величество долго и безуспешно упрашивали «вернуться в его добрый город Париж». 1 августа к королю прибыли королева-мать, герцог де Гиз и многие другие дворяне. При этом Генрих III вел себя так, словно ничего не произошло. Гиз преклонил колено, в ответ король поднял его и дважды поцеловал. Один из свидетелей встречи пишет: «Я не знаю, отвечают ли их сердца на эти поцелуи».
Подобное примирение врагов было чисто внешним, и это ярко продемонстрировали события 23 декабря 1588 года. С пролитием крови Гизов ложь рассеялась. Французы почувствовали такую ненависть к Генриху III, которую впоследствии, через двести лет, испытают роялисты, узнав о казни короля.
В Париже получила широкое распространение «Записка» Жана Давида, фанатичного сторонника Гизов. Там настойчиво проводилась мысль о вырождающихся Валуа, которые ведут род от узурпаторов-Капетингов. Их нужно заменить лотарингскими принцами, потомками по прямой линии Карла Великого. Обстановка все более накалялась. Было ясно, что Генрих де Гиз не сложит оружие и будет стараться одержать верх над Генрихом III. Противостояние между двумя сторонами становилось совершенно невыносимым, а потому единственным выходом из такой ситуации оказался «королевский удар» 23 декабря 1588 года.
Немного раньше король говорил: «Задетая страсть оборачивается гневом. Пусть они меня к этому не вынуждают». И все же, начиная с бегства Генриха III из Парижа, его не только постоянно вынуждали, но и унижали. Нервный и чрезмерно чувствительный, Генрих III очень болезненно переживал все удары, нанесенные его самолюбию. Прошло несколько месяцев, а король чувствовал постоянную угрозу для своей жизни, для свободы, для всего, что еще осталось от его власти.
Атмосфера, царившая вокруг монарха, была настолько тяжелой, что любая вспышка могла спровоцировать взрыв. Вероятно, последней каплей стала беседа в доме Гизов. Кардинал поднял бокал за здоровье короля Франции, своего брата, а присутствовавшая там же мадам де Монпансье, та самая, что носила на поясе золотые ножницы, чтобы ими постричь короля в монахи, высказала вслух горячую надежду вскоре воспользоваться ими. На следующий день некий итальянский актер передал эти слова королю. Сомнений относительно намерений семейства Гизов не осталось.
Король принял решение покончить со своими врагами к 18 декабря. В этот день в Лувре намечалось празднование свадьбы Кристины Лотарингской и великого герцога Тосканского. Король собрал в своем кабинете на совет маршала д’Омона, маркиза де Рамбуйе и Альфонсо Корсо. Короля выслушали и одобрили тремя голосами против одного. Скорее всего, окончательное решение созрело в ночь с 20 на 21 декабря. Король вместе со своими доверенными лицами разработал план, в 11 часов вчера отправился спать к королеве Луизе, предварительно приказав разбудить себя не позже четырех часов утра.
Генрих де Гиз Меченый оказался настолько самоуверенным и высокомерным, что практически сам положил голову под топор. Его предупреждали о покушении постоянно с 21 по 23 декабря.
В то время пока Меченый развлекался в объятиях очаровательной мадам де Сов, король лег спать раньше обычного, поднялся в 4 часа утра и прошел в свой кабинет, где его ждали Белльгард и Дю Гальд. К пяти часам утра в Галерее оленей собралась вся охрана. Генрих III лично проверил ее состав и сделал распоряжения, объяснив солдатам, для чего они понадобятся ему сегодня. Некоторым он приказал явиться к нему лично, и те проследовали в его комнату, где Генрих III рассказал о своем замысле. На всякий случай этим солдатам король велел подняться этажом выше и спрятаться в кельях, приготовленных для капуцинов.
С шести до семи часов утра король слушал мессу в своей молельне, после чего послал в зал Совета д’Омона, де Рамбуйе, де Ментенона и д’О. Монарх остался один и отдал последние приказы. Солдаты тихо спустились из келий, не разбудив спящую королеву-мать; восемь из них остались в комнате короля под предводительством Лоньяка. Этим людям предстояло убить герцога. Еще 12 солдат находились в соседнем кабинете. Они должны были служить поддержкой в том случае, если Гизу удастся ускользнуть. Еще трое встали на внутренней лестнице, а остальные расположились в Галерее оленей.
Утром приближенные герцога Гиза вновь попытались предупредить хозяина о готовящемся покушении, советовали остаться у себя в комнате, но он не пожелал их слушаться. Гиз решил пройти в зал Совета с одним Перикаром, который имел туда доступ как секретарь по финансам. Прежде чем начать обсуждения, следовало дождаться государственного секретаря Рюзе-Болье, поскольку он приносил список дел, занесенных в повестку дня. Гиз не завтракал и потому попросил Перикара принести ему винограда.
