Словарь афоризмов русских писателей - Тихонов Александр Николаевич (читать книги без .txt) 📗
В мире ничего нет разрушительнее, невыносимее, как бездействие и ожидание.
В науке нет другого способа приобретения, как в поте лица; ни порывы, ни фантазии, ни стремления всем сердцем не заменяют труда.
В науке нет откровения, нет постоянных догматов; все в ней, напротив того, движется и совершенствуется. Наука вызывает и создает своих вождей, подчиняется их влиянию и не считается с ними, не давая им патента на изобретение, не создавая им майоратов из своих всем открытых областей.
В продолжение XVIII века новорусская литература вырабатывала тот звучный богатый язык, которым мы обладаем теперь; язык гибкий и могучий, способный выражать и самые отвлеченные идеи германской метафизики и легкую, сверкающую игру французского остроумия.
В разумном, нравственно свободном и страстно энергическом деянии человек достигает действительности своей личности и увековечивает себя в мире событий. В таком деянии человек вечен во временности, бесконечен в конечности, представитель рода и самого себя, живой и сознательный орган своей эпохи.
В этом-то и состоит вся задача педагогии — сделать науку до того понятной и усвоенной, чтоб заставить ее говорить простым, обыкновенным языком.
Вечно угрюмые постники мне всегда подозрительны; если они не притворяются, у них или ум или желудок расстроены.
Вино оглушает человека, дает возможность забыться, искусственно веселит, раздражает; это оглушение и раздражение тем больше, чем меньше человек развит и чем больше сведен на узкую пустую жизнь.
Все государственные и политические вопросы, все фантастические и героические интересы по мере совершенствования народа стремятся перейти в вопросы народного благосостояния.
Все религии основывали нравственность на покорности, то есть на добровольном рабстве.
Все стремления и усилия природы завершаются человеком; к нему они стремятся, в него впадают они, как в океан.
Всего меньше эгоизма у раба.
Где не погибло слово, там и дело еще не погибло.
Главный характер нашего языка состоит в чрезвычайной легкости, с которой все выражается на нем — отвлеченные мысли, внутренние лирические чувствования, «жизни мышья беготня», крик негодования, искрящаяся шалость и потрясающая страсть.
Гласность и обобщение — злейшие враги безнравственности…
Говорить языком откровенным может всякий благородный язык, имеющий право говорить, но говорить языком совершенно простым, бывает, не скажу — невозможно, но трудно при известных обстоятельствах.
Грандиозные вещи делаются грандиозными средствами. Одна природа делает великое даром.
Дело науки — возведение всего сущего в мысль.
Для человека нет блаженства в безнравственности; в нравственности и добродетели только и достигает он высшего блаженства.
Догматизм в науке не прогрессивен; совсем напротив, он заставляет живое мышление осесть каменной корой около своих начал.
Дружба деятельная: это — единственный вид дружбы, который я понимаю.
Единственным орудием самозащиты мещанства является цинизм.
Есть истины, которые, как и политические права, не передаются раньше известного возраста.
Есть эгоизм узкий, животный, грязный, так, как есть любовь грязная, животная, узкая.
Женщину безвозвратнее точит и губит всепожирающий Молох любви.
Жизнь русскую, не установившуюся, задержанную и искаженную, вообще трудно понимать без особенного сочувствия.
Жизнь, которая не оставляет прочных следов, стирается при всяком шаге вперед.
Замечания и самые обвинения противников и врагов можно иной раз перешагнуть, но замечания, делаемые друзьями, должны влечь за собой объяснение или сознание в их правде.
Знание есть сила, и против этой силы не устоят самые окаменелые заблуждения, как не устояла против нее инерция окружающей нас природы.
Искусство легче сживается с нищетой и роскошью, чем с довольством. Весь характер мещанства, со своим добром и злом, противен, тесен для искусства.
Истина доказывается не одним мышлением, а мышлением и бытием.
Каждый действительный шаг в развитии окружен частными отклонениями; богатство сил, брожение их индивидуальности, многообразие стремлений…
Каждый момент развития науки, проходя, как односторонний и временный, непременно оставляет и вечное наследие… Призвание мышления в том и состоит, чтобы развивать вечное из временного!
Какое счастье вовремя умереть для человека, не умеющего в свой час ни сойти со сцены, ни идти вперед.
Книга — это духовное завещание одного поколения другому, совет умирающего старца юноше, начинающему жить, приказ, передаваемый часовым, отправляющимся на отдых, часовому, заступающему его место.
Когда бы люди захотели вместо того, чтобы спасти мир, спасать себя, вместо того, чтобы освобождать человечество, себя освобождать, — как много бы они сделали для спасения мира и освобождения человечества!
Когда народ стремится в своей речи только к эффекту, говорит готовыми фразами, невоздержанно исполненными громких слов, оставляющими вас холодными как лед, он в полном падении.
Личности надо отречься от себя для того, чтобы сделаться сосудом истины, забыть себя, чтобы не стеснять ее собою.
Любовь — высокое слово, гармония создания требует ее, без нее нет жизни и быть не может.
Любовь — пышный, изящный цветок; венчающий и оканчивающий индивидуальную жизнь; но он, как все цветы, должен быть раскрыт одною стороною, лучшей стороной своей к небу.
Любовь и дружба — взаимное эхо: они дают столько, сколько берут.
Много может воля человека, ее сила страшна, ей почти нет предела, стоит ей быть чистой, беззаветно отдающейся делу и чувствовать внутри себя океанные течения.
Монахи спасались от минут ропота молитвой. У нас нет молитвы: у нас есть труд. Труд — наша молитва.
Моралисты говорят об эгоизме, как о дурной привычке, не спрашивая, может ли человек быть человеком, утратив живое чувство личности.
Мы любим русский народ и Россию, но не одержимы никаким патриотическим любострастием, никаким бешенством русомании.