Ограбления и кражи: Бандиты, грабители, воры и мошенники - Ревяко Татьяна Ивановна (полная версия книги .TXT) 📗
Я сейчас же телеграфировал ему, прося не производить пока обыска и предупреждая о командировании мною в Читу агента московской сыскной полиции Орлова.
На следующий же день Орлов выехал на место. Месяца три провел он в Чите и ее окрестностях, старательно собирая как сведения о братьях С, так и малейшие детали по делу о сторублевках.
Относительно братьев С. ничего одиозного он не установил, но, прожив некоторое время на золотоносных приисках, он от случайных старателей, так называемых чалдонов (промывателей золота вручную), слышал, что бежавшие каторжане, все те же Левендаль и Сиив, похваляясь находкой какого-то капиталиста, согласившегося дать им деньги на оборудование предприятия фальшивых сторублевок Имени этого капиталиста они не называли. Что же касается самих беглых, то след их давно простыл.
В одном из своих донесений Орлов предупреждал меня, что на днях С. едет в Париж. Я приказал Орлову следить за С. до Москвы и здесь передать «товар» мне.
Было решено, что чиновник особых поручений К, не раз талантливо выполнявший сложные заграничные поручения, отправится за С. во Францию, где и понаблюдает за его деятельностью, чрезвычайно странно совпадающей, как я уже упоминал, с увеличением количества фальшивых денег в Читинском округе. С чиновником К захотел отправиться и товарищ прокурора Московского окружного Суда Г. Чернявский.
Позднее чиновник К рассказывал о своей поездке следующее: «До границы наш читинец ехал тихо и скромно, но перевалив ее, заметно оживился и стал проявлять в своем поведении нечто, плохо гармонирующее с понятиями о старовере-пуританине, каковым его привыкли считать в Чите. Я думал, что в вагон-ресторан он явится чуть ли не со своей посудой, и был удивлен, застав его там с сигарой в зубах и с бутылкой лафита на столике. Он ел со смаком, много пил и, наконец, познакомившись с какой-то накрашенной девой, исчез вместе с ней в своем купе. В Париже он остановился в приличной, но не фешенебельной гостинице «Normandy», близ avenue de I`Орега.
Я обратился к французской полиции и мне в помощь откомандировали двух агентов, после чего я установил непрерывное наблюдение за С. Первые три дня упорной слежки ничего не дали: С. забегал в. магазины, питался по ресторанам, раз был в опере. Но на четвертый день он нанес весьма странный визит одному из парижских лавочников. Выйдя из гостиницы и как-то тревожно озираясь, С. пешком пересек чуть ли не весь город и, добравшись до улицы Marcadet, завернув в небольшую лавчонку, на окнах которой виднелись чемоданы, несессеры и пр. дорожные принадлежности. Пробыл он в лавке довольно долго, после чего нанял фиакр и вернулся в гостиницу. Визит был высоко подозрителен, так как для чего, спрашивается, было С бежать за сундуком или несессером чуть ли не на край света, когда магазины с соответствующим товаром имелись вблизи гостиницы «Normandy»? Записав адрес лавки, я решил выждать события и не допрашивал пока лавочника. На следующий день рано утром я был крайне огорчен моими французскими коллегами, прибежавшими ко мне в номер и заявившими, что этой ночью «русский» скрылся, заявив в гостинице, что уезжает на неделю в Лион. Хотя он и указал место своей поездки и даже оставил за собой номер и вещи в нем, но все это могло быть маневром для отвода глаз, если только С. заметил за Собой слежку. Я немедленно выехал в Лион. Мне думалось, что если С. и там проживает, как в Париже, под своим настоящим именем, то мне не трудно будет его настигнуть. Но, увы! С в Лионе не оказалось, и я вернулся ни с чем. С величайшей тревогой я стал поджидать его возвращения в Париж, плохо, признаться, в это веря. Но С. подъехал к гостинице с каким-то свертком в руках. В этот же день он опять побывал у лавочника на улице Marcadet, причем, на этот раз, лавочник выволок ему новенький чемодан порядочных размеров и помог ему погрузить его на извозчика, после чего С. увез покупку в гостиницу.
Поручив на время слежку за С. французским агентам, я лично направился к лавочнику и без лишних слов, предъявив ему мой полицейский мандат, потребовал объяснений. Лавочник сначала растерялся, но, не желая, видимо, впутываться в чужое темное дело, чистосердечно заявил:
— Да, я знаю этого русского, он хороший клиент, платит аккуратно, и за этот год уже четвертый раз заказывает у меня дорожный сундук особой конструкции. Особенность ее заключается в том, что у сундука двойное, хорошо замаскированное дно. Для чего нужен ему тайник, мне не известно. Я, как трудолюбивый и честный ремесленник, исполняю заказ, а остальное меня не касается.
Оставив у лавочника дежурного, дабы не дать ему возможности оповестить покупателя о моих расспросах, я полетел в «Normandy». Здесь оказалось, что С. потребовал уже счет и вечером же намеревается выехать в Россию. Я хотел было немедленно его арестовать, так как не сомневался, что в сундуке обнаружу пачку фальшивых сторублевок, но затем решил дать добраться С. до русской территории и арестовать его уже там, дабы избежать многих лишних хлопот, связанных со сдачей иностранному государству уголовного преступника. В тот же вечер мы выехали в Россию и по приходе поезда на пограничную станцию Александрово, я арестовал С. и лично осмотрел его багаж Взломав дно злополучного сундука, мы извлекли оттуда на 300 тыс. рублей фальшивых сторублевых билетов».
С. держал себя преглупо: отрицал всякую за собой вину, ссылаясь на полное неведение двойного дна в сундуке и т. д. Он был отправлен в Варшаву и посажен в тюрьму.
Одновременно с этим, я дал телеграмму в Читу, прося произвести обыск в доме у остальных братьев С. Обыск этот, однако, не дал ничего.
Теперь предстояло выяснить местонахождение самой «фабрики». Это оказалось далеко не легким. С. продолжал от всего отпираться. Пришлось прибегнуть к «посадке». Целых два месяца просидел с ним в камере подсаженный агент, но, хотя и подружился с ним, тем не менее не добился тайны. Наконец, на третьем месяце, при получении агентом печатного постановления прокурорского надзора об его, якобы «освобождении от ареста и суда», С. в него уверовал и попросил об услуге: осторожно пронести и опустить в кружку письмо. Крохотный конвертик был адресован в Париж, 25, rue, lu Moine, M-lle Grenier. В нем оказалась просьба повидать Левендаля и передать ему, что в Ницце все уничтожено, что он сидит в тюрьме и что расчетов не будет.
Это письмо по прочтении вновь бережно было запечатано и отправлено по адресу. Одновременно чиновник К. опять выехал в Париж и принялся наблюдать за M-lle Grenier.
Последняя оказалась рядовой мидинеткой, служащей в парфюмерном магазине, добродетельной по расчету, бережливой по инстинкту, веселой по природе, словом, дитя Парижа, каких много! Утром она отправлялась на работу, в двенадцать часов проглатывала кусок сыру и чашку кофе, в восемь возвращалась домой, оттуда уже не выходила до следующего утра. К. целых трое суток потерял, созерцая это «платоническое» поведение M-le Гренье. Он диву давался: ведь должна же она выполнить поручение и повидать Левендаля! Вдруг его осенила счастливая мысль: продежурить у ее дома целую ночь, вместо того, чтобы прекращать наблюдение к полуночи, как он это делал до сих пор. Результаты получились хорошие: часа в три утра из подъезда показалась мидинетка, посмотрела по сторонам и, быстро перебежав улицу, скрылась в доме наискось. Пробыла она там минут двадцать и вновь появилась на улице с каким-то рослым и неряшливо одетым типом. Распростившись с ним, она перешла улицу и снова скрылась в своем подъезде. К взглянул для верности на имеющуюся при нем фотографию, и убедился, что собеседник Гренье не кто иной, как Левендаль. Он незаметно последовал за ним. Левендаль пересек несколько улиц и, завернув в rue de La Jonquiere, вошел в како-то дом. Вскоре он появился с человеком небольшого роста, в котором К. без труда узнал Сиива.
Подозвав нескольких полицейских, К. арестовал обоих. Они не упирались. Обозленные на старовера С. за его скупость и недобросовестные расчеты, они выложили все начистоту. По их словам, С. помог им бежать с каторги, снабдив деньгами и платьем. Они уговорились широко организовать производство сторублевок С. по частям перевез в Ниццу необходимые станки, бумагу, краски, материалы и дело пошло. Сначала С. платил аккуратно, но затем стал сильно затягивать платежи, в результате чего оба они давно бедствуют и голодают. Перед последним приездом С. писал, что едет в Францию в последний раз, после чего уничтожит в Ницце фабрику, и, прекратив дело, рассчитается с нами по-царски.
