Остроумие мир. Энциклопедия - Артемов Владимир Львович (читать книги полностью без сокращений бесплатно TXT) 📗
Разобрав дело, Трофимов сделал постановление.
«Принимая во внимание, что плевок, брошенный человеку в физиономию, выражает презрение к нему и, обесчещивая личность, приносит этому человеку более обиды, чем если опрокинуть на его физиономию целый кипящий самовар, и руководствуясь 119 ст. устава уголовного судопроизводства, определяю: Чистова и Жукова, по взаимности их оскорбления, считать по суду оправданными».
* * *
Какой-то субъект, обвинявшийся в уголовном проступке, замечает Трофимову с раскаянием в голосе:
— Ах, господин судья, господин судья! Поверите ли, в это подлое дело я попал против воли.
— Охотно верю, — отвечает в тон Трофимов, — и при этом я убежден, что вы и в тюрьму попадете против воли.
Только что Александр Иванович вызвал к судейскому столу спорящие стороны, на улице вдруг послышался грохот и звон колокольчика. Мчались пожарные.
Трофимов быстро поднялся с места и, направляясь к окну, сказал:
— Суд пошел смотреть на пожарных.
Прошло около минуты, кто-то из публики вслух высказался о неуместности подобного поступка со стороны судьи. Трофимов, продолжая глядеть в окно, крикнул сторожа, тоже весьма популярного благодаря Александру Ивановичу:
— Федор, скажи ты мне: я судья?
— Кх!.. Так точно, судья-с!
— Ну а как ты думаешь, человек я или нет?
— Известное дело, настоящий человек.
— Стало быть, мне могут быть присущи привычки и невинные капризы?
— Конечно, могут.
— Иди на место! А теперь суд возвращается к разбору дел! — торжественно произнес Александр Иванович, усаживаясь в кресло.
* * *
Судится содержатель съестной лавки за недозволенную продажу крепких напитков.
Обвиняемый говорит в свое оправдание, что водку он не продавал, а угощал ею своих знакомых посетителей в праздник в знак своего к ним расположения как к постоянным своим покупателям.
Свидетели дают показания в пользу торговца, делавшего им поблажки, то есть отпускавшего им водку в то время, когда погреба и кабаки были закрыты по случаю праздничного дня.
— Как же он угощал вас, — допытывался судья у свидетелей, — целую бутылку вам отдал во владение или угощал рюмками?
Сметливый свидетель ответил:
— Одним словом, задарма. Мы как пришли, значит, к нему да и говорим: «Потому как ты от нас много наживаешь, так за это самое ставь нам угощение». Он и поставил.
— А велика ли бутылка была?
— Обыкновенная — штоф.
— И что же? Поди, всю бутылку вы выпили?
— Зачем всю? Кто сколько мог: кто рюмку, кто две… по плепорции… Немного даже осталось, так, поменьше половины.
— А твердо помнишь, что осталось?
— Очень даже твердо.
Спрашивает Трофимов у другого свидетеля:
— Когда лавочник угощал тебя водкой, в бутылке что-нибудь оставалось?
— Оставалось…
Подтвердил это и третий.
— Ага! — воскликнул многозначительно Трофимов и сделал такую остроумную резолюцию: «Из свидетельских показаний ясно устанавливается факт, что содержатель съестной лавки занимался недозволенной продажей крепких напитков. Что он водку продавал, а не угощал ею, видно из того, что бутылка не была опорожнена до дна. Принимая во внимание, что русский человек, когда его угощают водкой, выпивает ее до последней капли, приговариваю мещанина Н. к штрафу» и т. д.
* * *
При поимке контрабанды у сухопутной таможни случилось быть князю Воронцову генерал-губернатору Новороссийского края, и помещику Т.
— Как эти дураки не могут изловчиться, — заметил Т., указывая на контрабандистов. — Нет ничего легче, как провести таможенных.
— Наоборот, нет ничего труднее, — поправил его управляющий таможней.
— Я провезу на десять тысяч рублей товара, и вы меня не поймаете, — сказал помещик. — Даже скажу вам, в какое именно время провезу.
— Каким образом? — недоверчиво спросил его Воронцов.
— А уж это мое дело!
— Я с вами какое угодно пари готов держать, что ровно ничего не провезете.
— А вот увидим!.. На пари согласен и я: ставлю свое имение, стоящее пятьдесят тысяч, — предложил помещик.
— Я отвечаю: сто тысяч рублей! — сказал Воронцов.
При свидетелях ударили по рукам. Управляющий таможней дивился смелости и риску Т. и предвещал ему верный проигрыш.
— Ну, так когда же вы провезете контрабанду? — спросил Воронцов, улыбаясь.
— Послезавтра, в двенадцать часов дня, — ответил спокойно помещик.
— А что вы повезете? — осведомился управляющий таможней.
— Блонды, кружева, бриллианты…
— На десять тысяч?
— Ровно.
В назначенный день и час в таможню пришел князь Воронцов в сопровождении многих одесских аристократов, пожелавших взглянуть на хитрую проделку помещика Т.
Ровно в двенадцать часов к таможне подъезжает в коляске Т. Начинается обыск.
Т. уводят в отдельную комнату, раздевают его, совершенно и тщательно осматривают каждую складку его платья и белья, но ничего не находят. Такому же строгому обыску был подвергнут и кучер его, но и он не заключал в себе ничего контрабандного. Приступили к экипажу, выпороли всю обивку его — ничего.
Все с замиранием сердца ожидали результата.
— Мы разрубим ваш экипаж, — сказал Воронцов помещику.
— Рубите, — согласился последний, — но с условием, если ничего не найдете, то уплатите за него полтора целковых.
Разрубили экипаж на куски — тоже ничего. Управляющий таможней даже гривы и хвосты лошадей осмотрел, но и в них, к своему огорчению, ничего не обрел.
— Ну что, кончили осмотр? — спрашивает помещик, победоносно поглядывая на толпу.
— Кончили, — уныло отвечали таможенные чиновники.
— И ничего не нашли?
— Ничего.
— Теперь можно показать контрабанду?
— Что ж… показывайте…
* * *
Помещик подзывает к себе белую мохнатую собачонку, прибежавшую за его экипажем, а во время обыска спокойно спавшую у письменного стола управляющего таможней, и просит подать ему ножницы, с помощью которых он распарывает своего пуделя вдоль спины. Что же оказывается? Навертел он на простую дворняжку дорогих кружев, блонд, а между ними наложил дорогих и бриллиантовых вещей и зашил ее туловище в шкуру пуделя, ноги же, хвост и голову искусно выкрасил белой краской. Пари, разумеется, было им выиграно.
* * *
Однажды является к И. Д. Путилину [5] солидный господин с выражением испуга на лице и рекомендуется провинциалом, приехавшим на короткий срок в столицу по делам.
— Чем могу служить? — спрашивает Иван Дмитриевич.
— Меня направили к вам из полицейского участка, где я хотел было сделать заявление о странном явлении…
— Объясните.
— Меня кто-то мистифицирует самым необыкновенным образом. Представьте, изо дня в день я приношу домой в своих карманах массу различных предметов: кошельков, бумажников, портсигаров, носовых платков и пр. Как все это попадает ко мне, я не могу себе представить. История таинственная и непостижимая.
— Кошельки и бумажники с деньгами?
— И даже с деловыми бумагами.
— Давно ли вы проживаете в Петербурге?
— Да уж с неделю…
— А когда началась нагрузка ваших карманов?
— Сегодня третий день… Да вот, кстати, не угодно ли вам удостовериться наглядным образом в правдивости моих слов…
Провинциал опустил руку в карман своего пальто и вытащил несколько кошельков.
— Я вышел из дому с совершенно порожними карманами, прошел через Гостиный двор, по Невскому до вас и… как видите, с большой прибылью.
Путилин на минуту задумался и после небольшой паузы воскликнул:
— Вы имеете дело с мазуриками! Они принимают вас за «своего»…
— Как? — ужаснулся провинциал. — Неужели моя наружность носит такой преступный отпечаток?
— Успокойтесь! В этом лежит какое-то недоразумение… Или вы на кого-нибудь из них похожи, и они впопыхах в вас обознаются, или у вас имеется случайно какой-нибудь их условный знак, очень часто, однако, изменяющийся…
