Книгоедство - Етоев Александр Васильевич (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно .txt) 📗
Поэма о мадам Курдюковой – самое объемное и значительное поэтическое произведение, оставленное нам в наследство Иваном Мятлевым Оно было популярно в свое время не менее, чем, скажем, не так давно поэма Леонида Филатова о Федоте-стрельце. «Сенсации и замечания мадам Курдюковой» и по сей день вызывают если не смех, то уж улыбку во всяком случае
Вот, послушайте:
Или это:
Или такое:
Догадайтесь, кстати, с трех раз, что такое ла пип и где этот самый (это самое? эта самая?) ла пип у немцев находится?
Можно смело сказать, что Мятлев был прямым предтечей обэриутов Вот начало его стихотворения «Фантастическая высказка»:
Николай Олейников взял свой образ таракана именно отсюда, из 1833 года, когда мятлевское стихотворение было написано.
Мятлев был человек богатый, имел в Петербурге дом на площади близ Исаакия, дружил с Пушкиным, пытался выторговать у солнца русской поэзии медную статую Екатерины Великой, доставшуюся Пушкину по наследству от гончаровской родни, прославлен Лермонтовым в известном четверостишьи и т д… и т. п. Только такой человек мог позволить себе в серьезном поэтическом деле вольности в духе нынешних Владимира Уфлянда и покойного Олега Григорьева За что ему наши честь и хвала!
Попытку Игоря Сухих прочертить пунктирную творческую биографию Сергея Довлатова можно признать удачной. В книге передан запах времени, вот что главное. Времени счастливцев и неудачников, вольнодумствующих сайгоновских постояльцев, для которых слава в своем кругу была важнее газетно-журнальных почестей (хотя не отказывались и от последних), а бутылка «Агдама», распитая в подворотне с друзьями, была милее тостов в писательском ресторане на Воинова, 19 (хотя, бывало, выпивали и там). То время уже ушло. Оно дало нам Бродского и Довлатова. Уже двух этих имен достаточно, чтобы не считать ушедшее время потерянным и никчемным. По-моему, очень точную характеристику пути поколения Бродского и Довлатова дал в названии своей книги поэт Анатолий Найман – «Славный конец бесславных поколений» Поколение, выразившее себя стихами Бродского и прозой Довлатова, достойно славы и уважения
Известным Довлатов стал еще при жизни, в пьяные 70-е годы, а вот уровня славы достиг лишь после своей трагической смерти в Нью-Йорке Ясная простота его прозы доходила до читателей медленнее, чем взрывная сила сочинений большинства его диссидентствующих собратьев.
Это совсем не упрек в адрес отечественного читателя, это нормальное свойство по-настоящему хорошей литературы – двигаться медленно и спокойно в сторону человеческого сердца.
Сейчас Довлатов издан на родине практически весь Он сделался полноценным классиком новой русской литературы Я подчеркиваю – «сделался», а не его «сделали»! Довлатова стали проходить в школе Он стал писателем заповедным, как Пушкин в повести «Заповедник».
Сам писатель, наверное, улыбнулся бы такому контексту, да, наверное, и улыбается сейчас сквозь усы где-нибудь в райских кущах за бутылкой «Агдама», произведенного на эдемском ликероводочном. Ведь сам он знает прекрасно это свойство русской натуры – носить мертвого писателя на руках и пить не за его упокой, а за его здоровье
Вот и Розенбаум туда же! Заявил в одном из своих интервью, что сказка приучает бездельничать и всячески отлынивать от труда. И сослался на Илью Муромца: мол, «тридцать три года валялся на печи, ни черта не делал, даже в спортзал не сходил ни разу, а бухнул водички какой-то и пошел всем плохим накостылял». Так вот – не прав господин Розенбаум! Недавно пресса подробно освещала соревнования среди подростков по отжиманию на руках, традиционно проводящиеся в День защиты детей на Дворцовой площади в Петербурге Один школьник отжался 1312 (!!!) раз, а когда его спросили, как он сумел добиться такого большого успеха, школьник скромно ответил: «Мне помогли сказки» И рассказал, как, прослушав однажды по радио сказку Пушкина, начал срочно заниматься физкультурой, чтобы взрослеть не по дням, а по часам, и быть полезным любимой родине А другой мальчик, когда прочитал «Незнайку», не захотел быть таким, как главный герой Носова, повысил успеваемость в школе и заседает теперь в Государственной думе. Поэтому вам мой совет – читайте, слушайте, придумывайте и любите сказки, и вы достигнете в жизни многого
Один из лучших романов во всей русской литературе двух последних веков, «Соборяне» писались долго, много раз переделывались, сокращались, меняли структуру, название, издателя (первоначально роман печатался частями в разных журналах), выпадавшие из него куски превращались в отдельные произведения, и в результате мы, читатели, получили того Лескова, который и составил ту особую ветвь литературы, из которой родились Ремизов и Замятин, Цветаева, Андрей Белый и много кто еще из больших и малых литературных имен.
«Нельзя любить Толстого за язык, это ведь не Лесков», – обмолвился как-то в одной из своих эмигрантских заметок о литературе Георгий Адамович В этой его обмолвке и состоит суть явления, имя которому Николай Лесков.
«Соборяне», «Запечатленный ангел», «Очарованный странник» – перечитайте их заново, потому что они написаны удивительным языком. Можно по-разному относиться к идейной проблематике этих произведений. Боль о России – коротко ее можно выразить так И попытки решения этой больной проблемы, а именно – истинное, а не формальное оцерковление русской жизни, кому-то наверняка покажутся рецептами вчерашнего дня. Но сила образа, но веселость и яркость слова, но ирония, но безупречный авторский вкус…
История трех «соборян» – протоиерея Савелия Туберозова, священника Захарии Бенефактова и дьякона Ахиллы Десницына, простых русских людей духовного звания, на которых стоит, стояла и стоять будет земля русская, говоря словами былины, – вот сюжет романа Лескова. Роман откровенно антиреволюционен Образы ненавидимых Лесковом нигилистов и нигилисток до предела карикатурны. Своим оружием борьбы с философией и практикой нигилизма Лесков выбирает смех Политкорректности, как говорят ныне, в романе нет ни на ноготь. И всё это в «Соборянах» уместно, всё это действует, ничуть не раздражая читателя, на какой бы политической кочке он, этот читатель, не сидел
Через несколько лет после этой книги с ее борьбой за «истинную церковность» Лесков напишет в частном письме: «Прочитай я все, что теперь по этому предмету (Русская церковь, ее современное состояние. – А Е.) прочитал, и выслушал то, что услышал, – я не написал бы “Соборян” так, как они написаны, а это было бы мне неприятно Зато меня подергивает теперь написать русского еретика – умного, начитанного и свободомысленного духовного христианина, прошедшего все колебания ради искания истины Христовой и нашедшего ее только в одной душе своей»
И в этом еще одно ценное свойство писательской натуры Лескова – в литературе он не стоял на месте
