Остроумие мир. Энциклопедия - Артемов Владимир Львович (читать книги полностью без сокращений бесплатно TXT) 📗
— Ну, меня-то, бедную вдову, где же знать! — со смехом сказала императрица.
* * *
Старый воин, адмирал, после какого-то блестящего боя, в котором он одержал победу, был представлен Екатерине И, и та просила его рассказать подробности этого боя. Адмирал начал рассказывать, и рассказывал складно; но постепенно воспоминания увлекли его, — человек же он был очень пылкий, притом всю жизнь проведший среди своих матросов; тонкое обращение придворной сферы было ему неведомо, — и вот, в жару воспоминаний, он на некоторое время забыл, что перед ним императрица, и из его уст начали вырываться такие слова и фразы, «сделавшиеся классическими», как выражался Гоголь, что все присутствующие помертвели от ужаса. Опомнился, наконец, и сам повествователь и со слезами на глазах стал просить у императрицы прощения.
Екатерина, слушавшая его, глазом не моргнув, очень спокойно отвечала:
«Продолжайте, продолжайте, пожалуйста, я ведь этих ваших морских слов и названий все равно не понимаю!»
* * *
Под фамилией Кульковский был известен в XVIII веке князь Михаил Алексеевич Голицын, которого иногда еще называли Квасник. Он был придворным шутом императрицы Анны Иоанновны. Между прочим, его свадьба, на потеху царскому двору, на дворовой девке справлялась с весельем и фейерверками в специально построенном ледяном доме и описана писателем И. И. Лажечниковым в романе «Ледяной дом».
* * *
Когда об одном живописце говорили с сожалением, что он пишет прекрасные портреты, а дети у него некрасивы, то Кульковский сказал:
— Что же тут удивительного: портреты он делает днем…
* * *
Пожилая дама уверяла, что ей не более сорока лет. Кульковский, хорошо зная, что ей уже за пятьдесят, сказал:
— Можно ей поверить, потому что она больше десяти лет в этом всех уверяет.
* * *
Один генерал восьмидесяти лет от роду женился на молоденькой и хорошенькой девушке. Однажды он пожаловался Кульковскому:
— Конечно, я уже не могу надеяться иметь наследников.
— Конечно, не можете надеяться, — отвечал шут, — но всегда можете опасаться.
* * *
Бирон однажды спросил Кульковского:
— Что думают обо мне россияне?
— Вас, ваша светлость, — отвечал он, — одни считают Богом, другие сатаною и никто — человеком.
* * *
Одна престарелая вдова, любя Кульковского, оставила ему после смерти богатую деревню. Но ее молодая племянница начала с ним судебный спор за такой подарок, не по нраву ему доставшийся.
— Вам, сударь, — сказала она в суде, — досталась эта деревня за очень дешевую цену!
Кульковский ей ответил:
— Сударыня, если угодно, я вам ее с удовольствием уступлю за ту же цену.
* * *
У Кульковского спросили, почему богиня любви — Венера — всегда изображена нагой?
— Потому, — ответил Кульковский, — что она делает почти нагими тех, кто чрез меру пленяется ее веселостями.
* * *
Кульковский часто посещал одну вдову, к которой ходил и один из его приятелей. Он лишился ноги в бою под Очаковом, а потому имел вместо нее деревяшку.
Когда вдова стала ждать ребенка, то Кульковский сказал приятелю:
— Смотри, братец, ежели ребенок родится с деревяшкою, то я тебе и другую ногу перешибу.
* * *
Поэт В. К. Тредиаковский, желая поддеть и сконфузить Кульковского, спросил его:
— Какая разница между тобою и дураком?
— Дурак спрашивает, а я отвечаю, — сказал ему на это Кульковский.
* * *
На приеме у Бирона одна молодая и хорошенькая дама во время разговора о нарядах сказала:
— Нынче все стало так дорого, что скоро нам придется ходить нагими.
— Ах, сударыня, — подхватил Кульковский, — это было бы самым вашим дорогим нарядом!
* * *
Оказавшись в кругу петербургских академиков, среди которых находился и Михаил Васильевич Ломоносов, как-то молодой и хвастливый князь Иван Куракин решил напомнить, что и он «величина».
— А вот я — Рюрикович! Мое генеалогическое древо уходит корнями к Владимиру Красное Солнышко. Кто еще здесь может заявить такое о себе? Вот ты, Михайло сын Васильев, способен что-нибудь подобное сказать о своих предках?
— Увы, нет, — с грустью ответил Ломоносов. — Дело в том, что все метрические записи нашего рода пропали во время Всемирного потопа.
* * *
Будучи уже известным ученым, Ломоносов до последних дней испытывал нужду.
Однажды придворный вельможа, заметив у Ломоносова маленькую дыру в кафтане, из которой выглядывала рубаха, ехидно спросил:
— Ученость, сударь, выглядывает оттуда?
— Нисколько, — ответил Ломоносов. — Глупость заглядывает туда.
* * *
Генерал-прокурор князь А. А. Вяземский представил раз Екатерине II сенатское решение по какому-то делу. Государыня утвердила решение подписью «быть по сему». Подписанный указ перешел от генерал-прокурора к обер-прокурору, потом к обер-секретарю, секретарю и, наконец, к дежурному чиновнику для отсылки по назначению. Чиновник этот был горький пьяница и, когда остался один в экспедиции, послал сторожа за водкой и напился пьян. При разборе бумаг ему попалось на глаза решение, подписанное императрицей. Прочитав надпись «быть по сему», он сказал:
— Врешь! Не быть по сему!
Затем взял перо и исписал всю страницу словами: «врешь! не быть по сему!», «врешь! не быть по сему!» и т. д.
На следующее утро, когда он уже проспался и ушел домой, в экспедиции нашли эту бумагу и обмерли со страху. Дали знать князю Вяземскому, который тотчас поехал с этой бумагой к императрице и бросился к ней в ноги.
— Что такое? — спросила, она.
— У нас несчастье, — ответил Вяземский, — пьяный дежурный испортил подписанный вами указ.
— Ну так что ж? — сказала Екатерина. — Я подпишу другой, но я вижу в этом перст Божий. Должно быть, мы решили неправильно. Пересмотрите дело.
Дело пересмотрели, и в самом деле оказалось, что оно было решено неправильно.
* * *
Однажды, в Царском Селе, императрица, проснувшись раньше обыкновенного, вышла на дворцовую галерею подышать свежим воздухом и увидела, что лакеи несут из дворца на фарфоровых блюдах персики, ананасы и виноград. Чтобы не встретиться с ними, Екатерина повернула в сторону, сказав окружающим:
— Хоть бы блюда мне оставили.
* * *
Встретив как-то своего бежавшего слугу, Разумовский остановил его и сказал:
— Ступай-ка, брат, домой.
Слуга повиновался. Когда граф возвратился, ему доложили о случае и спросили, как он прикажет его наказать.
— А за что? — отвечал Разумовский. — Ведь я сам его поймал…
* * *
Однажды император Петр III, благоговевший перед королем прусским Фридрихом II и восторгавшийся им, хвастал фельдмаршалу К. Г. Разумовскому, что король произвел его в генерал-майоры прусской службы.
— Ваше величество, можете с лихвой отомстить ему, — отвечал Разумовский, — произведите его в русские генерал-фельдмаршалы.
* * *
Московский генерал-губернатор князь Прозоровский, расследовавший дело известного Новикова, арестовал последнего с особенной торжественностью. Придавая этому событию важное значение, Прозоровский с гордостью и самодовольством рассказывал Разумовскому о тех мерах, которые были приняты им для ареста Новикова.
— Вот расхвастался, — отвечал Разумовский, — словно город взял: старичонка, скорченного геморроидами, схватил под караул! Да одного бы десятского или будочника послал за ним, тот бы и притащил его.
* * *
М. В. Гудович, почти постоянно проживавший у Разумовского и старавшийся всячески вкрасться ему в доверенность, гулял с ним как-то по его имению. Проходя мимо только что отстроенного дома графского управляющего, Гудович заметил, что пора бы сменить его, потому что он вор и отстроил дом на графские деньги.
— Нет, брат, — возразил Разумовский, — этому осталось только крышу крыть, а другого возьмешь, то станет весь дом сызнова строить.
* * *
Раз главный управляющий с расстроенным видом пришел к Разумовскому объявить, что несколько сот его крестьян бежали в Новороссийский край.
