Серийные преступления - Ревяко Татьяна Ивановна (читать книгу онлайн бесплатно без .txt) 📗
— Возвращалась с подругой из гостей около полвторого ночи. Увидели «Жигули» светлого цвета. Стали махать руками, машина остановилась. За рулем мужчина, лицо худощавое, вытянутое, назвался Олегом, второй, рядом, сказал: «Максим». Мы с Викой сели на заднее сиденье. Вика предложила пригласить парней ко мне, выпить-посидеть, кто-то из них ей понравился. Я согласилась, мне было все равно.
Когда я и Вика выпили по стакану вина, Максим сказал, что он работает в цирке и может показать фокусы. Для фокуса он попросил шапку… Мы с Викой еще выпили вина — налил Максим, и скоро я почувствовала слабость, сонливость… Когда проснулась, во рту сухо, голова дурная… У нас исчезли деньги, шапки, вещи, плащ черный…
Не испытывала милиция ни потрясения, ни большого сочувствия к заявительницам — их собственное легкомыслие было очевидным, а розыски шапок и колечек не вдохновляли правоохранителей на подвиги. Ссылки же потерпевших на «слабость, сонливость, невменяемость» воспринимались, возможно, даже не без снисходительной усмешки — перебрали девочки…
Незнакомцы, конечно, мерзавцы, но если гоняться за мерзавцами, то кто же будет ловить негодяев?
Тридцатилетняя Светлана:
— В половине девятого вышла с работы. Села в «Жигули» возле театра. В машине трое. Поехали. Сворачивают не туда. Чувствую — беда. Попыталась на ходу открыть дверь — не открывается. Стекло не открывается. Начала бить в стекло. Они были очень агрессивны. Один ударил меня сначала по лицу — заставлял водку пить. Я вообще не пью… Напоили силой… Останавливались на каком-то пятачке… Я уснула… потом какая-то стройка… Первым насиловал водитель. Он очень долго меня мучил… Потом тот, который назвался Федей… Выставили на улицу. Попросила отдать шапку — на улице холодно. А, говорят, так ты ничего не поняла?! Я поняла, что надо спасаться, пока жива… В машине, когда от меня требовали гнусность и я отказывалась, кто-то из них проводил мне лезвием топорика по шее…
Тридцатисемилетняя Наталья Сергеевна:
— …машина проехала нужный поворот. Я заволновалась. Водитель не останавливался. В какой-то момент неожиданно услышала голос с заднего сиденья. «Закрой окно», — требовательно сказал мужчина сзади. Удивилась. Сколько ехали, не ощущала присутствия в машине кого-то еще. Хотела повернуться, но сидящий сзади схватил меня за шею и стал душить. Я не могла даже оглянуться. А второй мужчина навалился на меня и вытащил нож… Потом водитель снял с меня украшения… Второй выбросил меня из машины… выкинул сапоги… шуба осталась в машине…
Нина, двадцати восьми лет:
— Села в машину в начале второго. Заставили выпить водки. Не хотела. Тогда получила кулаком в челюсть. Потеряла сознание. Очнулась от свежего воздуха. Выбросили где-то у забора. В больницу попала в начале пятого…
Дело возбуждалось, приостанавливалось и прекращалось — «в связи с неустановлением лиц, совершивших преступление».
Город и дня не живет без происшествий, но эти, множась, выстраивались в цепочку случаев не случайного сходства. А обесчещенные и ограбленные гражданки в описаниях автомобиля и преступников были неточны, сбивчивы, противоречивы. Унижение, бессилие, страх, стыд лишали наблюдательности.
Следствие по делу об исчезновении Елены Исаенко было прекращено 14 марта 1990 года, следствие по факту убийства Елены Артюшенко приостановлено 20 марта. А 28 марта областная прокуратура приняла постановление о создании следственной группы в связи с убийством Китаевой и Калюжной.
В тот день, когда город узнал еще о двух трупах, милиция получила очередное заявление от некой Ольги.
По сути происшедшего заявление не отличалось от предыдущих.
Ольга сообщала:
— …Когда я поняла, что везут меня в другую сторону, стала возмущаться: «Что за дела? Куда едем?» — «Покатаемся», — говорят. Попыталась открыть окно — ручек не было. Выехали на колыванскую трассу, шел дождь, погода мерзкая. Я ни выйти, ни кричать — все закрыто. Съехали с трассы, поехали по каким-то полям. Но машина застряла, и они остановились. Водитель говорит: «Давай!» Я ему говорю: «Зачем так, столько женщин стоит у дорог?!» Он говорит: «Когда сами хотят, неинтересно». Достали пистолет, стали угрожать: «Раздевайся!» Водитель говорит: «Если добровольно дашь, то мы тебя по очереди, а если будешь сопротивляться, то мы тебя всяко-разно…» Что мне было делать?! Сначала водитель — мерзко, долго… Второй быстренько… Водитель хотел продолжать… И тогда я сказала: «Поедем ко мне домой, в машине не удобно. Дома нет родителей, есть две сестры. И спиртное». Они колебались. Я уговаривала. Поверили… Когда открыли дверь, я успела заскочить и захлопнуть ее перед носом поднявшегося со мной водителя…
По сути, ничего нового, но последняя жертва, оказалась человеком решительным, находчивым и в стрессе мобилизующимся. Потом, во время суда, Ольга скажет мне, что у нее хорошая зрительная память. А тогда она смогла добавить к заявлению нечто для следствия более существенное, чем ее собственные оценки и ощущения: описала преступников увереннее и точнее других.
Но и следствие, приостанавливая дела, осмысливало «материал». Переварив заложенные в нее данные, ЭВМ выдала относительно небольшой список подозреваемых «Жигулей».
30 марта в автомобиле ВАЗ-21063 были задержаны Олег Семко и Максим Олешко.
Потерпевшая Ольга «прямо указала на Семко как на совершившего в отношении нее изнасилование». Олешко она не знала.
Семко назвал соучастника, но его надо было искать. Александр Ишимов находился в «бегах» — в деревне, у родственников. Там его и арестовали 9 апреля.
Пекло
Апрель 1990-го стал соединением многих дел в одно — уголовное дело № 18.
Следствие длилось больше года. Его итог — семнадцать пухлых томов. Плюс многочасовые видеозаписи.
Сошлись в этих томах недуги общества, чувствующего себя скверно, да не знающего, от чего и как лечиться, — то ли зуб выдрать, то ли сердце заменить, то ли наголо остричься.
Об этом, впрочем, рассуждать да рассуждать, а вот когда на процессе сошлись люди, не владеющие собой от горя, от страха, от ужаса непоправимости, зал суда показался адом. Рассуждают ли в аду?
Родители убитых. И родители убийц. Чья доля невыносимее? Мать убиенной Китаевой не дожила до процесса — умерла вскоре после похорон дочери.
Отец убивавшего Олешко застрелился за год до суда — после того как побывал у следователей, узнал, в чем обвиняется сын, поговорил с сыном.
Эти двое нашли для себя выход в смерти.
Другие истерзаны горем.
У Елены Исаенко осталась маленькая дочка. И, собираясь во второй класс, она говорит бабушке: «Давай отвезем маме на могилку швейную машинку, она мне платьице сошьет, ее же не до конца убили». Бабушка горстями глотает лекарства, но нет таких, что смирили бы ее со случившимся. Она кидается на клетку с подсудимыми, но железные прутья и конвой берегут их от самочинной расправы. У них есть и защитники, обстоятельство, которое приводит бабушку в неистовство, и она кричит на адвокатов, она обвиняет их в продажности, она возмущена самим правом убийц на защиту, и судья вынужден удалять ее из зала, исполняя закон, перед которым равны все — и те, кто сеял горе, и те, кто его пожинает. Тогда в коридоре она бросается на мать сидящего в клетке сына, и две немолодые женщины, сцепившись воют от свинцовой тоски отпущенной им нерасторжимости.
Мать Ишимова, давая суду показания, твердит еле слышно: «Саша не может убить, Саша не может убить». А Саша к концу процесса объявляет «явку с повинной» — подробно рассказывает, как они убивали и закапывали молодого мужчину, которого ограбили и без трупа которого его, Сашина, «преступная деятельность выражена не в полном объеме».
Глуховатый отец Семко, то и дело переспрашивающий судью, отвечающий невпопад, исполненный суетливой готовности служить правосудию и в то же время уходящий от конкретных вопросов в ворчливые реплики и нелепое резонерство, производил бы, пожалуй, впечатление комического персонажа, когда бы не почерневший от трагедии отец юной Леночки Артюшенко.
