Энциклопедический словарь (Р) - Брокгауз Ф. А. (читать книги бесплатно TXT) 📗
В следующем издании Моммзен пошел еще далее в скептицизме, признав, что приведенный Полибием древнейший договор между римлянами и карфагенянами не относится к первому году республики, а к более позднему времени. В своей популярно написанной история Рима Моммзен лишь кратко мотивировал свой взгляд на Р. историографию, но впоследствии развил его подробнее в целом ряде критических исследований («Romische Forschungen»). Начиная достоверную историю Рима двумя веками позднее Нибура, Моммзен не нуждался в гипотезе о существовании у древних римлян частных анналов и заявил, что таких анналов «нет и следа». Исходной точкой в Р. анналистике служат для Моммзена фасты: он верно подметил тесную связь ,Р. летописного дела с календарным, которым ведали понтифики. Их календари заключали в себе указание судебных и других дней (dies fasti): из этого перечня дней возник, с течением времени, список годов, обозначавшихся именем консулов, чем и объясняется, что слово фасты стало обозначать списки консулов, а потом — и других магистратов. К этим фастам, как полагает Моммзен, понтифики стали приписывать краткие известия о главных событиях своего времени, и таким образом возникли первые анналы, подобно тому, как в средние века летописное дело развилось в монастырях из кратких заметок, приписывавшихся к пасхальным таблицам, которые составлялись на 20 лет вперед. Из приписок к фастам образовалась, с течением времени, правильно веденная понтификами летопись, которую Моммзен называет liber annalis. Правильная хронография не могла возникнуть в Риме раньше второй самнитской войны (326 — 304 до P. Хр.), ибо только с этого времени становятся известны дни вступления в должность магистратов; однако, еще и в это время анналистический материал был очень скуден, что Моммзен подтверждает указанием на противоречие между известиями Ливия о походах римлян против самнитян и неоспоримым свидетельством древнейшей римской надписи на сохранившемся саркофаге одного из деятелей самнитских войн, консула Луция Корнелия Сципиона Барбата.
Из отдельных историографических изысканий Моммзена заслуживают особенного внимания его исследование о Кориолане и его разбор трех древнейших политических процессов в Риме. В этих исследованиях Моммзен не только разбивает традиционную легенду, но и пытается объяснить, когда и как она возникла. Он показывает, что рассказ об аграрном законе Сп. Кассия, которого Швеглер называет первой исторической личностью в Риме, есть вымысел и что процессы против Сп. Kaccия, Сп. Мелия и Манлия — плод «этиологической пластики» эпохи, когда римские демагоги проводили свои аграрные, долговые и фрументарные законы. По отношению к древности и достоверности фактов имеет важное значение исследование Моммзена о римских cognomina, из которого следует, что обычай давать прозвища — довольно позднего происхождения и что поэтому такие cognomina, как Regillensis, указывают на позднейшую переработку фактов. На более близкой к Нибуру точке зрения остановился Нич, автор сочинения «О римской анналистике» (1872). Нич признает эпические элементы в римской истории, анналистические же выводит из предполагаемых им особых «плебейских» анналов, составлявшихся эдилами при храме Цереры. Нич исходил иыз предположения — впервые подробно приведенного (1863) его учеником Ниссеном по отношению к 4-й и 5-й декаде Ливия, в которых последний пользовался Полибием, — что древние историки, пользуясь предшественниками, обыкновенно приводили целиком или в сокращении подлинный их текст. Вследствие этого Нич считал возможным, по установленным им признакам, отмечать в тексте первой декады Ливия, где последний держится древнейшего римского анналиста Фабия Пиктора, воспроизводя более или менее точно его текст, а где — других, более поздних анналистов, Пизона, Валерия или Лициния. Этот анализ породил целую литературу аналогичных исследований, в которых молодые ученые разлагали текст какого-нибудь историка на его более древние составные части. Попытка Нича встретила серьезный отпор со стороны К. Петера («Zur Kriuk d. Qnellen d. alteren Rom. Gesch.», 1879). Сомнения, высказанные Петером относительно плодотворности указанного метода Нича, еще более приложимы ко многим из его последователей. Ни Нибур, ни Моммзен не придавали особенного значения историческому источнику, которому, по видимому, должно было принадлежать первенствующее место в развитии Р. историографии, а именно большим анналам. Первоисточник римской анналистики оба историка видели в гипотетическом памятнике, существование которого ничем не засвидетельствовано — Privatchroniken Нибура, Sladlbuch или liber annales Моммзена.
Однако, в последнее время Annales maximi снова обратили на себя общее внимание. Дело началось с издания Германом Петером (1870) сохранившихся отрывков не дошедших до нас «остатков Р. историков» (Reliquiae etc.), первое место между которыми отведено отрывкам из Annales maximi. Касаясь вопроса о их происхождении, Петер высказал мысль, что доски этих анналов выставлялись не ради поучения потомства, не для того, чтобы служить материалом для истории, а в интересах современников, с целью сообщить им сведения об одержанной победе и т. п. Этим материалом пользовались затем, по свидетельству Дионисия, римские историки; Петер находит возможным указать в тексте Ливия 8 мест, заимствованных непосредственно из анналов. С этим нельзя согласиться уже потому, что важнейшее из этих мест относятся к первым годам республики, т. е. к эпохе догалльского пожара; но мысль Петера, что «доски» на форуме исписывались понтификами не ради исторических, а ради практических целей, заслуживает полного внимания. Только едва ли вероятно, что эти доски играли роль официальных бюллетеней или новостей; гораздо правдоподобнее предположение Зeекa («Die Kalendertafel der Pontifices», 1885), что album — не что иное, как публично выставлявшийся понтификами календарь на текущий год. Неудовлетворительно объяснение Зеека, почему в этот календарь стали входить анналистические данные, ради которых был составлен свод содержания досок, в 80 книгах, старшим понтифексом Муцием Сцеволой, в эпоху Гракхов. Гораздо убедительнее решен этот вопрос Цикориусом, в статье «Annales М.», в новом издании «Real-Encyclopoedie» Pauly. Говоря с некоторым пренебрежением о содержании понтификального альбома, Катон указывает, что там можно узнать о затмениях солнца и луны, о дороговизне хлеба и т. п. Принимая во внимание это известие и важное участие коллегии понтификов во всех действиях и обрядах, совершавшихся римскими магистратами, Цикориус приходит к заключению, что понтифики отмечали на своих календарных досках совершавшиеся ими жертвоприношения и другие обряды по случаю освящения храмов, празднеств, знамений (напр. солнечных и лунных затмений) или бедствий (напр. засухи, голода, чумы и т. п.). Этим объясняется, с одной стороны, что эти tabulae, когда они были сведены Муцием Сцеволой, получили название анналов, а с другой стороны, что ни Ливий, ни Дионисий нигде не ссылаются на анналы и единственный отрывок из них, приводимый Авдом Геллием, касается искупительного обряда, предложенного гаруспексами по случаю удара молнии в форум. Из всего этого следует, что и большая или понтификальные анналы, независимо от вопроса о их начале, не могли служить обильным и надежным источником для древней Р. истории. А при этих условиях первый римский историк — анналист Фабий Пиктор и следовавшие за ним анналисты имели в своем распоряжении, кроме фастов, лишь случайный и скудный материал: надписи на храмах и памятниках Рима, законодательные памятники (XII таблиц и отдельные законы или плебисциты), обряды и храмовые празднества, в которых сохранялась память о прошлом, предания исторического содержания (о Порсенне, взятии Вей, взятии Р. галлами), семейные предания и родословные, и лишь со времени второй самнитской войны — кое-какой анналистический материал, а затем для третьего века до Р. Хр. уже и сведения, почерпнутые у сицилийских историков. Скудная летопись, составленная первым анналистом Фабием Пиктором для эпохи, предшествующей второй пунической войне — он писал, по свидетельству Дионисия, лишь «эпитомарно» — стала постепенно разрастаться, вследствие риторического воспроизведения римского прошлого у позднейших анналистов, не желавших уступать и в историографии исключительное первенство грекам. Но если область доступной исследованию Р. истории значительно сократилась сравнительно с тем, как она в начале столетия представлялась оптимизму Нибура, то она расширилась для нас в других направлениях. Уже Моммзен попытался, с помощью сравнительного языковедения, воссоздать картину древнейшего быта латинян до их отделения от греков.
