Фантастический бестиарий - Булычев Кир (читать книги онлайн регистрации TXT) 📗
Не исключено, что гуменники и овинники — одни, в общем, существа, с некоторой местной специализацией.
***Баенник***
Банник, или баенник, от своих братишек по двору отличается. Наверное, не так уж часто по ночам крестьяне на гумно или в овин ходят. Места эти просторные, открытые, зато баня — это интимное место, за закрытой дверцей, в пару. Тут уж пока помоешься — чего только не привидится!
В сборнике быличек П. Ефименко, который записывал их в Архангельском крае, есть важное для нас с вами наблюдение: «Бани совершенно считают нечистыми зданиями. Но ходить в баню мыться должен каждый. Кто не моется в них, не считается добрым человеком. В бане не бывает икон и не делается крестов».
С крестом и поясом в баню ходить нельзя. Они снимаются и остаются в доме. Кстати, то же самое женщины делали еще когда? Нет, не то, что вы думаете!
Они снимали крестик, когда мыли пол!
И все, что используется в бане, считалось нечистым: тазы, кадки, ушаты и ковши, И воду в бане пить было нельзя, даже чистую, но приготовленную для мытья. Напиться можешь в предбаннике водой или квасом, принесенными с «воли». Учтите, что и вода в рукомойниках считалась нечистой. Ее не только пить было нельзя, но нельзя было ополаскивать ею посуду.
Так вот, в «третий пар» люди мыться не ходят. Два пара отмылись, а третий обязательно остается для баенника. Ему ведь тоже помыться хочется. Иногда для него и маленький веник делали и оставляли, уходя.
Но не надо думать, будто баенник — существо добренькое. Ничего подобного. Далеко не всегда и не со всеми.
В одной быличке я читал, как теща стала баню топить. «Она затычку снимает — дым не выходит. В другой раз — ни черта. На третий раз выдернула она, а из трубы показались пальцы сизые, длинные. Ну она тут перекрестилась, помолилась и стала топить баню. И больше ничего не случилось».
Все это, казалось бы, — баловство одно, как и привычка баенника каменку разрывать, воду выливать.
Но послушайте предание из шенкуровских мест:
«Про банника говорят, что он не любит того, кто позднее двенадцати моется в бане. Если этот моющийся один в бане, то банник убьет его камнем, в противном случае он будет ожидать случая, когда тот один будет мыться после двенадцати часов. Вообще нужно заметить, что здешние крестьяне весьма боятся слишком поздно оставаться в бане. Иногда банник любит подшутить над женщинами: ужасное храпение, вой за каменкой, или хохот и свист внезапно выгоняют их с воплем и визгом из бани, в одежде прародителей до грехопадения».
Мне же кажется, что в преданиях о баеннике есть разумная доля самосохранения. Ведь баня была местом опасным. Печь. Вода. Замкнутое пространство. Представляете, сколько народу в России угорело в банях?
А предание как бы предостерегает:
«Поздно ночью (да и подвыпивши) не ходите в баню в одиночку: угорите!»
А дымоход тряпкой забило — теще сизые пальцы показались — хорошо еще жива осталась, не задохнулась!
***Кикимора***
Больше всего, конечно, как и следует ожидать, помощников и знакомых у лешего. Как ему без помощников справиться?! И если домашние да домовые твари мелкие, то у лешего народ разного размера, и чаще всего крупный.
Некоторые из них широко известны, например, баба — яга. Но в этой книжке ей места нет, потому что, как полагают нынешние специалисты по фольклору, баба — яга никакая не баба, а элементарный труп — «костяная нога». Называли же ее так, чтобы не говорить о неприятных вещах вслух. А ее избушка… Вы уже догадались — гроб. И хочет баба — яга всегда съесть доброго молодца, потому что смерть — как заразное заболевание. Так как в этой книге говорится о необычных существах, людям, попавшим в особые обстоятельства и от этого потерявшим человеческий облик, в книге места нет.
Когда мы перечисляем окружение лешего, то обычно называем кикимору. Мне, например, раньше всегда казалось, что кикимора — существо лесное, нечто, составленное из сухих веточек. Она кривляется, делает ужимки, прыгает… Заглянем в Даля. «Кикимора, — пишет он, — род домового. Кикимора днем спит, а по ночам прядет и тогда же занимается всякими проказами. А днем сидит за печкой». Разрушив таким образом мои детские представления, Даль, правда, сообщил в утешение, что существует и лесная кикимора, она же лешачиха, лопаста. Когда я начал расспрашивать знакомых, слышали ли они о кикиморе, все сказали, что, конечно же, слышали, но никто из них ничего толком о кикиморе рассказать не смог. Выяснилось лишь, что она страшно худая и кривляка. В версиях возникла еще одна ипостась кикиморы — кикимора болотная, о которой Даль не упомянул… Но в пользу ее существования говорит сказка Алексея Толстого «Кикимора», в которой… «отворилась дверь, вошла какая — то лохматая баба, вынула Дуничку из люльки и — в дверь — и была такова…. А была та баба — кикимора, что крадет детей, а в люльку подкладывает вместо них полено». Эта кикимора ушла от преследования «в омут зеленый». Старшая сестра Дунички Моря побежала искать Дуничку, а помогал ей старый леший, который и привел Морю на берег зеленого омута. «Долго ли, коротко ли, замутился зеленый омут, поднялась над водой косматая голова, фыркнула, поплыла, и вылезла на берег кикимора. На каждой руке ее по пяти большеголовых младенцев — игошей — и еще один за пазухой».
Леший с Морей одолели кикимору, отобрали у нее Дуничку, но я снова задумался, а кто такие игоши?
Упоминание об игошах мне удалось отыскать уже у Забылина, который, сообщая о всяких мелких духах, населяющих дом, говорит «Сюда относят также игош, то есть безногого, невидимого духа, который признается большим озорником, которому некоторые суеверы клали за столом лишнюю ложку и кусок хлеба».
Правда, это объяснение меня не удовлетворило, потому что я не понял, чем берет ложку игоша, если он безрукий и безногий?
Глава шестая
Оборотни
Вера в оборотней — наверно, одно из древнейших заблуждений человечества. Она связана как с попыткой отыскать свое место в мире природы, нащупать связи между человеком и зверем, от которого человек часто зависел, так и с желанием понять тайну смерти или продолжения жизни в ином облике, Племена выбирали себе тотемы и ассоциировали себя кто с полком, кто с орлом. А соседи теряли способность отыскать грань между полком воображаемым, волком — названым братом и волком настоящим, реальным, оскаленным. Если у моего соседа полк — тотемный знак, если мой сосед считает себя братом полка, то, может быть, он умеет превращаться в него? Способствовало такому верованию и умение животного порой вести себя разумно, даже разумнее человека. А может быть, в звере скрывается человек? Сейчас скрывается, а потом и проявится?
Оборотни чаще всего страшны и враждебны, ведь это чужое племя! Доброму нет нужды таиться.
С тех пор как появилась письменность, появились и письменные свидетельства об оборотнях. Они не столь часты в ближневосточном фольклоре и у древних греков, но тем не менее Тацит, например, сообщал о некоем колдуне, который мог превращаться в чудовище с головой осла и обезьяньим хвостом. А для богов не было лучше занятия, как являться людям в самом неожиданном облике.
Но оборотни сильнее «расплодились» в Северной и Восточной Европе. Думаю, объяснение тому — особые отношения этих частей Европы с лесом, этим таинственным кормильцем и врагом. Обитатели леса не столь на виду, как жители степей. Лесное зверье страшней степного, ведь именно в нем могут встретиться вепрь и медведь, там подкарауливает главный враг и соперник первобытного человека — полк, единственный крупный и опасный хищник, который способен сбиться в стаю, как человек — в племя.
Впрочем, как только мы минуем безлесный и потому малоприглядный для оборотней степной пояс Земли и попадем в лесистые тропики, вновь сталкиваемся с многочисленными оборотнями…
