Энциклопедия пикапа. Версия 12.0 - Олейник Андрей (бесплатные полные книги .TXT) 📗
Поэзия
Любовь, любовь! Добра ты иль жестока, Пускай там циник что угодно врет, — И годы мук не жаль за дни твоих щедрот! /Джордж Гордон Байрон, 1788-1824/
Безалаберный! Ты ничего не пишешь мне о 2100 рублях, мною тебе должных, а пишешь о M-me Керн, которую с помощью Божией я на днях уеб. /из письма А.С.Пушкина Соболевскому/
Любовь — над бурей поднятый маяк, Сияющий во мраке и тумане, Любовь — звезда, которою моряк Определяет место в океане.
Любовь — не кукла жалкая в руках, У времени, стирающего розы На пламенных устах и на щеках, И не страшны ей времени угрозы.
А если я не прав, и лжет мой стих — То нет любви и нет стихов моих!
/Уильям Шекспир, 1564-1616/
* * *
И я слыхал, что божий свет Единой дружбою прекрасен, Что без нее отрады нет, Что жизни б путь нам был ужасен, Когда б не тихой дружбы свет. Но слушай — чувство есть другое: Оно и нежит и томит, В трудах, заботах и в покое Всегда не дремлет и горит; Оно мучительно, жестоко, Оно всю душу в нас мертвит, Коль язвы тяжкой и глубокой Елей надежды не живит... Вот страсть, которой я сгораю!.. Я вяну, гибну в цвете лет, Но исцелиться не желаю...
/Александр Сергеевич Пушкин, 1799-1837/
* * *
Люблю, — но реже говорю об этом, Люблю нежней, — но не для многих глаз. Торгует чувством тот, кто перед светом Всю душу выставляет напоказ.
Тебя встречал я песней, как приветом, Когда любовь была нова для нас. Так соловей поет в полночный час Весной, но флейту забывает летом.
Ночь не лишится прелести своей, Когда его умолкнут излиянья. Но музыка, звуча со всех ветвей, Обычной став, теряет обаянье.
И я умолк, подобно соловью: Свое пропел и больше не пою.
* * *
В этот миг ничего мне от жизни не надо, Я готов отказаться сейчас от всего — Только б лишь замирать от любимого взгляда, И от каждого вздоха пьянеть твоего...
Ты меня позови — в тот же миг, все бросая, Прилечу к тебе сразу — куда б ни пришлось, И увижу тебя и тотчас же узнаю Аромат твоих теплых и мягких волос.
В эти милые, добрые, теплые руки Воспаленной от радости ткнусь головой, И негромкий, застенчивый после разлуки Словно издали голос послышится твой.
* * *
У меня для тебя столько ласковых слов и созвучий, Их один только я для тебя мог придумать, любя. Их певучей волной, то нежданно-крутой, то ползучей, — Хочешь, я заласкаю тебя?
У меня для тебя столько есть прихотливых сравнений — Но возможно ль твою уловить, хоть мгновенно, красу? У меня есть причудливый мир серебристых видений — Хочешь, к ним я тебя отнесу?
Видишь, сколько любви в этом нежном, взволнованном взоре? Я так долго таил, как тебя я любил и люблю. У меня для тебя поцелуев дрожащее море, — Хочешь, в нем я тебя утоплю?
/Виктор Гофман, 1884-1911/
* * *
Да, я знаю, я вам не пара, Я пришел из иной страны, И мне нравится не гитара, А дикарский напев зурны.
Не по залам и по салонам Темным платьям и пиджакам — Я читаю стихи драконам, Водопадам и облакам.
Я люблю — как араб в пустыне Припадает к воде и пьет, А не рыцарем на картине, Что на звезды смотрит и ждет.
И умру я не на постели При нотариусе и враче, А в какой-нибудь дикой щели, Утонувшей в густом плюще.
Чтоб войти не во всем открытый, Протестантский, прибранный рай, А туда, где разбойник, мытарь И блудница крикнут: «Вставай!»
/Николай Гумилев, 1886-1921/
* * *
Душа в огне, нет силы боле, Скорей в седло и на простор! Уж вечер плыл, лаская поле, Висела ночь у края гор. Уже стоял, одетый мраком, Огромный дуб, встречая нас; И тьма, гнездясь по буеракам, Смотрела сотней черных глаз,
Исполнен сладостной печали, Светился в тучах лик луны, Крылами ветры помавали, Зловещих шорохов полны. Толпою чудищ ночь глядела, Но сердце пело, несся конь, Какая жизнь во мне кипела, Какой во мне пылал огонь!
В моих мечтах лишь ты носилась, Твой взор так сладостно горел, Что вся душа к тебе стремилась И каждый вздох к тебе летел. И вот конец моей дороги, И ты, овеяна весной, Опять со мной! Со мной! О боги! Чем заслужил я рай земной? Но — ах! — лишь утро засияло, Угасли милые черты. О, как меня ты целовала, С какой тоской смотрела ты! Я встал, душа рвалась на части, И ты одна осталась вновь... И все ж любить — какое счастье! Какой восторг — твоя любовь!
/Иоганн Вольфганг Гете, 1749-1832/
* * *
После первой встречи, первых жадных взоров, Прежде не видавших, незнакомых глаз, После испытующих, усталых разговоров Больше мы не виделись. То было только раз.
Но в душе, захваченной безмерностью исканий, Все же затаился ласкающий намек, Словно там сплетается зыбь благоуханий, Словно распускается вкрадчивый цветок...
Мне еще невнятно, непонятно это. Я еще не знаю. Поверить я боюсь. Что-то будет в будущем? Робкие приветы? Тихое ль томленье? Ласковый союз?
Или униженья? Новая тревожность? Или же не будет, не будет ничего? Кажется, что есть во мне, есть в душе возможность, Тайная возможность, не знаю лишь — чего.
/Виктор Гофман, 1884-1911/
* * *
Рушатся краски нового дня, Я сегодня один, и ты сегодня одна, Ты уходишь в туман своих призрачных грез, И, наверное, исчезнешь, если это всерьез. И я лишь буду тебя помнить, я не буду искать, Потому что ты когда-нибудь вернешься опять, Я попрошу тебя остаться, я скажу тебе: «Стой!» Я — твой первый и последний герой!
Я так любил дождь, и я — это он, И ты вспомнишь меня, когда намокнешь под дождем, Я обниму тебя теплой влагой небес, Но вышло летнее солнце, и я исчез... Я остался лишь на листьях и на траве, Ты идешь по ней, я прикасаюсь к тебе, Я остаюсь росой на твоих ногах, Ты идешь, а я смываю с тебя земной прах. Ты уйдешь из новой жизни, уже будешь ничем, А для меня — по-прежнему останешься всем, Я останусь в твоих мыслях только призрачным сном, Ты захочешь уснуть и раствориться снова в нем. И будет все как обычно, будет все как всегда, По привычной дорожке пробежится слеза, А когда ты проснешься, будешь брать меня с собой На самом деле все просто — я — твой последний герой.
Ты будешь долго одна в погибшем городе снов, В котором ветры играют обрывками слов, Ты будешь долго одна среди дождей своих слез Отвечать себе самой на один лишь вопрос. И ты захочешь вернуть все то, что было, назад, Я скажу тебе, что, может быть, я этому рад, Ты вернешься и захочешь остаться со мной, Я — твой первый и последний герой.
/Дельфин/
* * *
Вчера случайно встретил Вас, А думал — свидимся едва ли, «Вас проводить?» — не отказали, Быть может, не в последний раз.
Мороз щипаться перестал. Я «плыл» по ледяной дороге, Жаль, было близко до порога, Но заходить «на чай» не стал.
Согрелся я от карих глаз И в феврале забыл про холод. Как счастлив и душою молод, И не случайно встретил Вас!
* * *
Я помню чудное мгновенье: Передо мной явилась ты, Как мимолетное виденье, Как гений чистой красоты.
В томленьях грусти безнадежной, В тревогах шумной суеты, Звучал мне долго голос нежный И снились милые черты.
Шли годы. Бурь порыв мятежный Рассеял прежние мечты, И я забыл твой голос нежный, Твои небесные черты.
В глуши, во мраке заточенья Тянулись тихо дни мои Без божества, без вдохновенья, Без слез, без жизни, без любви.
Душе настало пробужденье: И вот опять явилась ты, Как мимолетное виденье, Как гений чистой красоты.
И сердце бьется в упоенье, И для него воскресли вновь И божество, и вдохновенье, И жизнь, и слезы, и любовь.
/Александр Сергеевич Пушкин, 1799-1837/
* * *
Как сладостно!.. но, боги, как опасно Тебе внимать, твой видеть милый взор!.. Забуду ли улыбку, взор прекрасный И огненный, волшебный разговор! Волшебница, зачем тебя я видел — Узнав тебя, блаженство я познал — И счастие мое возненавидел.
/Александр Сергеевич Пушкин, 1799-1837/
* * *
Ее глаза распространяют свет Живого благородства, и повсюду Что ни возьми — при них подобно чуду, Которому других названий нет.
