Зарубежный детектив XX века. Популярная библиографическая энциклопедия - Бавин Сергей Павлович (электронные книги без регистрации .TXT) 📗
5. К разоблачению должны вести логические выводы. Непозволительны случайные или необоснованные признания.
6. В детективе не может отсутствовать сыщик, который методично разыскивает изобличающие улики, в результате чего приходит к решению загадки.
7. Обязательное преступление в детективе — убийство.
8. В решении заданной тайны надо исключить все сверхъестественные силы и обстоятельства.
9. В истории может действовать лишь один детектив — читатель не может соревноваться сразу с тремя-четырьмя членами эстафетной команды.
10. Преступник должен быть одним из наиболее или менее значительных действующих лиц, хорошо известных читателю.
11. Непозволительно дешевое решение, при котором преступником является один из слуг.
12. Хотя у преступника может быть соучастник, в основном история должна рассказывать о поимке одного человека.
13. Тайным или уголовным сообществам нет места в детективе.
14. Метод совершения убийства и методика расследования должны быть разумными и обоснованными с научной точки зрения.
15. Для сообразительного читателя разгадка должна быть очевидной.
16. В детективе нет места литературщине, описаниям кропотливо разработанных характеров, расцвечиванию обстановки средствами художественной литературы.
17. Преступник ни в коем случае не может быть профессиональным злодеем.
18. Запрещено объяснять тайну несчастным случаем или самоубийством.
19. Мотив преступления всегда частного характера, он не может быть шпионской акцией, приправленной какими-либо международными интригами, мотивами тайных служб.
20. Автору детективов следует избегать всяческих шаблонных решений, идей.
Разумеется, эти правила — не более чем условия продолжения игры, хотя некоторое рациональное зерно в них, безусловно, есть. Как бы то ни было, в тридцатые годы детектив решительно покидает «игровую комнату» и устремляется к освоению новых земель. Ближайшей территорией оказалась обширная область социально-критического романа, где детектив развернулся вполне по-хозяйски. Не были обойдены вниманием нравоописательный, психологический и производственный (профессионально ориентированный) романы. Обжиты угодья приключенческой и, отчасти, научно-фантастической литературы. Особенно много шума наделал детектив, обустраиваясь на землях политического и шпионского романов. Единственной суверенной территорией остался, пожалуй, только любовный роман.
И конечно, во время этой захватнической войны молодой, энергичный, беззастенчиво пользующийся всеобщей симпатией детективный роман не раз имел возможность забыть себя, с увлечением ассимилируясь с «аборигенами». Многие признанные авторы детективов считали этот процесс своей заслугой — как, например, Р. Чандлер, настаивавший на реалистической ценности своих произведений, где был откровенно показан разгул гангстеризма, коррупции, мафиозных структур в американском обществе, или П. Валё, который заявлял о своей цели «изобразить шведское общество, его теневые стороны, его проблемы, его развитие», используя «форму детективного романа».
…Имел возможность, да не забывал, а главное — не забывали о личной обаятельности детектива читатели. Очень характерный пример этому — творчество Ж. Сименона, который многие годы параллельно создавал сериал о Мегрэ и «трудные» социально-психологические романы. Ни постановкой проблем, ни качеством исполнения, а порой и тематически эти два лика творчества Сименона принципиально не отличаются друг от друга. Тем не менее писатель с сожалением отмечал гораздо большую популярность среди читателей именно Мегрэ…
При всем разнообразии социальных, национальных, историко-культурных особенностей, которые приобрел к сегодняшнему дню детектив, он не утратил и нечто общее — то, что позволяет анализировать его как жанр, сравнивая, например, произведения кенийских, норвежских и японских авторов.
Более того, полагаю, что жанровое единство дает реальное основание рассматривать в одном ряду и такие «идеологически полярные» явления, как детективы о деятельности капиталистических и социалистических разведок; блистательный пример сотрудничества (профессионального братства) шпионов продемонстрировал еще в семидесятые годы Б. Райнов в романе «Утро — еще не день».
Без разговора о реальном фоне детектива, его социальной ангажированности не обходится ни один из занимающихся его изучением. Как было показано выше, заинтересованно относятся к его «связи с жизнью» и сами авторы. Все это так, и нельзя подобные ситуации сбрасывать со счетов.
Тем не менее я бы сказал, что это вторичные признаки детектива по сравнению с тем, что составляет его сущность, — эстетическое, а не социологическое отношение к действительности.
Газетный репортаж, журнальный очерк о жестоком злодеянии, кровавом преступлении, совершенном даже не у вас в городе, а за тридевять земель, вызывает у нормального человека эмоциональную реакцию гнева, осуждения, безотчетного страха. Однако ничего подобного не происходит при чтении детективов, иначе то удовольствие, с которым поглощают их женщины и мужчины, дети и старики, следовало бы рассматривать как проявление извращенной психики и садистских наклонностей у миллионов людей.
Художественная литература как явление искусства создает ту необходимую дистанцию между текстом и восприятием — или между вымыслом и действительностью, — которая и превращает описание хорошо задуманного и исполненного убийства в эстетический акт. Об этом писал еще в прошлом веке Томас де Квинси в своем эссе «Об убийстве как одном из искусств».
Истории, предлагаемые авторами детективов, воспринимаются — при всей их конкретике — как неправдоподобные, вызывают не чувство тревоги и дискомфорта, но вполне понятное любопытство к изобретательности преступника и сыщика. Интересно, что Д. Хэммет, родоначальник крутого детектива, свой поворот к действительности обосновывал именно неправдоподобием классического английского детектива с его камерностью, изяществом, подчеркнутым уходом от сцен насилия и акцентом на интеллектуальную сторону расследования. Герои Хэммета и его многочисленных последователей находятся в самом пекле реальной жизни, дерутся, оказываются избитыми до потери сознания, пользуются пистолетом чаще, чем носовым платком… Подробно описаны и действия преступников — жестоких, алчных, циничных… Тем не менее условия игры видны и в этих «жизненных» детективах невооруженным, как говорится, глазом — а потому они столь же «не страшны» сегодня, как и романы Агаты Кристи.
До тех пор, пока автор остается в пределах литературного вкуса (а вызов ему чаще всего наблюдается в описаниях антиобщественной жестокости), мы склонны испытывать удовольствие от игры фантазии художника, сумевшего заставить пережить экстатическое возбуждение и позаботившегося о релаксации и удовлетворении от наказания порока, торжества справедливости.
Детектив — очень гуманный жанр, едва ли не больше других пекущийся о душевном спокойствии граждан — в частности, и тем, что высокая концентрация пороков и добродетелей распределяется в нем столь тщательно, что становится затруднительно воспринимать его как комментарий к реальной жизни.
Об этом качестве детектива автор настоящей книги старался не забывать, анализируя творчество мастеров детектива в предлагаемых читателю очерках.
Несколько слов хотелось бы сказать о состоянии переводов зарубежного детектива на русский язык. Первые опыты такого рода совпадают с зарождением детектива. Оперативность переводчиков, их неплохая осведомленность в новинках литературы позволяли нашим предкам по горячим следам знакомиться с романами У. Коллинза, Ж. Ш. ле Фаню, «королевы библиотек» М. Э. Брэддон, Э. Прайс (под псевдонимами миссис Генри Вуд и Дж. Ледлау), Э. Габорио. В начале века начали публиковаться произведения М. Леблана, Э. Уоллеса, А. К. Дойла и др.; до конца 1920-х гг. в Ленинграде еще вышло несколько сборников рассказов Г. К. Честертона и его романы, в Риге на русский язык продолжали переводить Э. Уоллеса, но на этом переводческая деятельность остановилась, а чуть позже весь жанр был заклеймен М. Горьким как «излюбленная духовная пища пресытившейся Европы».
