Зарубежная литература древних эпох, средневековья и Возрождения - Новиков Владимир Иванович (читаемые книги читать онлайн бесплатно TXT) 📗
То, что наводит уныние.
Собака, которая воет среди белого дня.
Зимняя одежда цвета алой сливы в пору третьей или четвертой луны.
Комната для родов, где умер ребенок.
Ожидаешь всю ночь. Уже брезжит рассвет, как вдруг тихий стук в дверь. Сердце твое забилось сильнее, посылаешь людей к воротам узнать, кто пожаловал, но оказывается, там не тот, кого ты ждешь, а человек, совершенно безразличный тебе.
Или вот еще.
В оживленный дом ревнителя моды приносят стихотворение в старом вкусе, без особых красот, сочиненное в минуту скуки стариком, безнадежно отставшим от века.
Долгие дожди в последний месяц года.
То, над чем посмеиваются.
Обвалившаяся ограда.
Человек, который прослыл большим добряком.
То, что докучает.
Гость, который без конца разглагольствует, когда тебе некогда. Если можешь с ним не считаться, спровадишь его побыстрее без долгих церемоний. А если гость — человек значительный?
Растираешь палочку туши, а к тушечнице прилип волосок. Или в тушь попал камушек и царапает слух: скрип-скрип.
То, что дорого как воспоминание. Засохшие листья мальвы. Игрушечная утварь для кукол.
В тоскливый день, когда льют дожди, неожиданно найдешь старое письмо от того, кто был тебе дорог.
То, что радует сердце,
Сердце радуется, когда пишешь на белой, чистой бумаге такой тонкой кистью, что кажется, она и следов не оставит. Крученые мягкие нити прекрасного шелка. Глоток воды посреди ночи, когда очнешься ото сна.
Цветы на ветках деревьев.
Прекраснее всего весенний цвет красных оттенков: от бледно-розового до густо-алого. В темной зелени померанца ослепительно алеют цветы. С чем сравнить их прелесть на другое утро после дождя. Померанец неразлучен с кукушкой и тем особенно дорог людям. Цветок груши весьма скромен, но в Китае о нем слагают стихи. Вглядишься — ив самом деле на концах его лепестков лежит розовый отсвет, такой легкий, что кажется, глаза тебя обманывают.
То, что утонченно красиво.
Белая накидка, подбитая белым, поверх бледно-лилового платья.
Яйца дикого гуся.
Осыпанный снегом сливовый цвет.
Миловидный ребенок, который ест землянику.
В пору седьмой луны дуют вихри, шумят дожди. Почти все время стоит холодная погода, забудешь о летнем веере. Но очень приятно бывает подремать днем, набросив на голову одежду на тонкой ватной подкладке, еще хранящую слабый запах пота.
То, что в разладе друг с другом. Снег на жалкой лачуге.
Беззубая женщина кусает сливу и морщится: кисло. Женщина из самых низов общества надела на себя пурпурные шаровары. В наше время, впрочем, видишь это на каждом шагу.
Мужчину должен сопровождать эскорт. Самые обворожительные красавцы ничего не стоят в моих глазах, если за ними не следует свита.
Ребенок играл с самодельным луком и хлыстиком. Он был прелестен! Мне так хотелось остановить экипаж и обнять его.
Покидая на рассвете возлюбленную, мужчина не должен слишком заботиться о своем наряде. В минуту расставания он, полный сожаления, медлит подняться с любовного ложа. Дама торопит его уйти: уже светло, увидят! Но он был бы счастлив, если бы утро никогда не пришло. А ведь случается, что иной любовник выскакивает утром, как ужаленный. На прощание бросает только: «Ну, я пошел!»
Травы.
Трава омодака — «высокомерная».
Трава микури. Трава «циновка для пиявок». Мох, молодые ростки на проталинах. Плющ. Кислица причудлива на вид, ее изображают на парче.
Как жаль мне траву «смятение сердца».
Темы стихов. Столица. Ползучая лоза… Трава микури. Жеребенок. Град.
То, что родит тревогу.
Приезжаешь безлунной ночью в незнакомый дом. Огонь в светильниках не зажигают, чтобы лица женщин оставались скрытыми от посторонних глаз, и ты садишься рядом с невидимыми людьми.
Была ясная, лунная ночь. Императрица сидела неподалеку от веранды. Фрейлина услаждала ее игрой на лютне. Дамы смеялись и разговаривали. Но я, прислонившись к одному из столов веранды, оставалась безмолвной.
«Почему ты молчишь? — спросила государыня. — Скажи хоть слово. Мне грустно».
«Я лишь созерцаю сокровенное сердце осенней луны», — ответила я.
«Да, именно это ты и должна была сказать», — молвила государыня.
Я пишу для собственного удовольствия все, что безотчетно приходит мне в голову. Разве могут мои небрежные наброски выдержать сравнение с настоящими книгами, написанными по всем правилам искусства? И все же нашлись благосклонные читатели, которые говорили мне: «Это прекрасно!» Я была изумлена.
Неизвестный автор
Великое Зерцало - Жанр рэкиси моногатари — историческое повествование (XI или XII в.)
Побывал я недавно в храме Облачного Леса, где происходила церемония объяснений сутры Цветка Закона, и встретил там двух удивительных старцев, они были старше годами, чем обычные люди. Одному было сто девяносто лет, другому — сто восемьдесят. В храме толпилось множество народу, монахи и миряне, слуги и служивые, важные господа и простой люд. Но наставник — толкователь сутр не появлялся, и все терпеливо ожидали. Тут слово за слово, и старцы принялись вспоминать прошлое — ведь они пережили тринадцать императорских правлений и видели, и помнили всех придворных и императоров. Все присутствующие придвинулись поближе, чтобы тоже послушать рассказы о старине. Когда еще услышишь такое! Старцам, а звали их Ёцуги и Сигэки, очень хотелось вспоминать о том, что происходило в старину, они говорили, что в древности люди, если им хотелось говорить, а нельзя было, выкапывали яму и в нее рассказывали свои секреты.
Как забавно было смотреть на старца Ёцуги, когда он раскрывал желтый веер с десятью планками из черного дерева хурмы и важно посмеивался. Он собрался поведать собравшимся о счастливой судьбе его светлости господина Митинаги из могущественного рода Фудзивара, превзошедшего всех в мире. Дело это трудное, великое, и потому придется ему по порядку рассказать о многих императорах и императрицах, министрах и высших сановниках. И тогда прояснится ход вещей в мире. А говорить Ёцуги будет только о том, что сам слышал и видел.
Обрадовались собравшиеся в храме и придвинулись еще ближе к старцам. А Ёцуги вещал: «С самого сотворения мира один за другим до нынешнего правления сменилось, кроме семи поколений богов, шестьдесят восемь поколений императоров. Первый был император Лзимму, но о тех отдаленных временах никто не помнит. Я же сам свидетель того времени, когда в первый день третьей луны третьего года Кадзё, в год младшего брата огня и коня взошел на престол император Монтоку и правил миром восемь лет. Его матушке, императрице Годзё, были посвящены прекрасные стихи прославленного поэта Аривара Нарихира. Как прекрасна и изящна была жизнь в старину! Не то что сейчас».
Сигэки сказал: «Ты поднес зеркало, и в нем отразились многочисленные судьбы людей знатных и знаменитых. У нас такое чувство, будто утреннее солнце ярко осветило нас, стоящих перед мраком долгих лет. Я теперь как зеркало в шкатулке для гребней, что лежит брошенное в женских покоях. В нем трудно что-нибудь разглядеть. Когда мы стоим против вас, подобно отполированному зеркалу, то прозреваем прошлое и будущее, судьбы, характеры и формы».
Ёцуги сложил так:
Ёцуги рассказывал: «Левый министр Моротада был пятым сыном благородного Тадахиры. У него была дочь неизъяснимой прелести. Когда она собиралась во дворец и садилась в коляску, то волосы ее тянулись через весь двор до главного столба в зале приемов, а если под волосы подложить белую бумагу, то ни кусочка не будет видно. уголки ее глаз были немного опущены, что было очень изящно. Как-то император узнал, что сия юная особа знает наизусть знаменитую антологию «Собрание старых и новых песен Японии», и решил испытать ее. Он спрятал книгу и наизусть прочитал начальные строки Предисловия, «Песни Ямато…», и она легко продолжила и потом читала стихи из всех разделов, и никаких расхождений с текстом не было. Услыхав об этом, благородный господин ее отец, левый министр Моротада, облачился в парадные одежды, вымыл руки и повелел повсюду читать сутры и сам молился за нее. А император полюбил дочь Моротады необыкновенной любовью, самолично учил ее играть на цитре, но потом, говорят, любовь его совсем прошла. Она же родила сына, всем сын был хорош и собою прекрасен, но скорбен главою. Так что сын великого правителя и внук славного мужа левого министра Моротады оказался слабоумным — это поистине удивительно!»
