Энциклопедический словарь (С) - Брокгауз Ф. А. (читать бесплатно полные книги txt) 📗
"Наперсник Буалов, российский наш Расин,
Защитник истины, гонитель, бич пороков."
С., с своей стороны, не оставался в долгу:в своих вздорных одах — он пародировал высокопарные строфы Ломоносова, а Тредьяковского изобразил в «Трессотиниусе», в лице тупого педанта, то читающего неуклюжие и смешные стихи, от которых все бегут, то рассуждающего о том, какое «твердо» правильные — о трех-ли ногах или об одной. Противниками С. на литературном поприще были еще Эмин и Лукин, но Херасков, Майков, Княжнин, Аблесимов склонялись перед его авторитетом и были его друзьями. С цензурой С. вел постоянную борьбу. В большинство случаев непримиримость С. объяснялась его неуклонным стремлением к истине, как он ее понимал. С сильнейшими вельможами своего времени С. так же спорил и горячился, как и с своими собратьями по перу, и ни шутом у них, ни льстецом не мог быть уже по самой своей; натуре. Отношения С. к И. И. Шувалову были проникнуты искренним и глубоким уважением. С. управлял театром не особенно долго: из-за каких-то в точности неизвестных столкновений с артистами и недоразумений или, вернее, интриг, С. был, в 1761 г., уволен от звания директора театра. Хотя это не охладило в нем страсти к сочинительству, но он был очень огорчен и с особенной радостью встретил воцарение Екатерины II. В похвальном слове, написанном по этому поводу, он в сильных выражениях нападал на невежество, укрепленное пристрастием и силой, как на источник неправды в жизни; он умолял государыню исполнить то, что смерть помешала исполнить Петру Вел. — создать «великолепный храм ненарушимого правосудия». Императрица Екатерина знала и ценила С. и, не смотря на необходимость подчас делать этой «горячей голове» внушения, не лишала его своего расположения. Все сочинения его печатались на счет Кабинета. Любопытно и для характеристики времени и нравов, и для определения взаимных отношений С. и императрицы, дело его с содержателем московского театра Бельмонти, которому он запретил играть свои произведения. Бельмонти обратился к главнокомандующему Москвы, фельдмаршалу гр. П. С. Салтыкову, и тот, не вникнув хорошенько в дело, разрешил ему играть произведения С. «Мои трагедии — писал по этому поводу С. — моя собственность... Я уважаю фельдмаршала, как знаменитого градоначальника древней столицы, а не как властелина моей музы; она не зависит от него. По чреде, им занимаемой, я его почитаю; но на поприще поэзии я ставлю себя выше его». Вместе с тем С. пожаловался императрице на Салтыкова. «Вы лучше всех знаете — отвечала ему Екатерина, — какого уважения достойны люди, служившие со славой в убеленные сединами. Вот почему советую вам избегать впредь подобных прений. Таким образом вы сохраните спокойствие души, необходимое для произведений вашего пера. а мне всегда приятнее будет видеть представление страстей в ваших драмах, нежели в ваших письмах». Этот ответ немало подбавил горечи к последним годам жизни С., омраченной периодами тяжкого запоя. Враги смеялись над ним, дирекция театра отказывала ему в праве иметь бесплатное место на представлениях его пьес, сочинения его перепечатывались с целью искажения. Богач Демидов преследовал его по долговому обязательству в 2000 руб. и забавлялся его стесненным положением, требуя уплаты не только капитала, но и неустойки за просрочку. Не был счастлив С. и в семейной жизни. Он был женат три раза. Из четырех сыновей один умер в молодости; трое других утонули, стараясь спасти друг друга. С 1771 г. С. жил то в Москве то в деревне, изредка наезжая в Петербург, по делам или по вызову императрицы. С. умер в Москве, 59 лет от роду, и похоронен в Донском монастыре. При всех слабостях и странностях, С. имел доброе сердце и готов был последним поделиться с бедняком. Он никогда не упускал случая заступиться за гонимого, выразить резкий протест против поругания человеческого достоинства в крестьянине. Самомнение его было чрезвычайно велико: он называл Вольтера единственным, вместе с Метастазием, достойным своим совместником. Стихотворения С. вышли в свет в 1769 г.; затем все сочинения его были изданы Н. И. Новиковым дважды, в 1781 и 1787 гг. Всего больше выдаются из них драматические произведения, которыми С. стяжал у современников славу «отца российского театра» и «северного Расина». Конечно, серьезно сравнивать С. с франц. трагиком нельзя; он уступал ему и по силе таланта, и по оригинальности. Образцом для С. служили Расин и Вольтер. Его трагедии отличаются всеми внешними свойствами ложноклассической французской трагедии — ее условностью, отсутствием живого действия, односторонним изображением характеров и т. д. С. не только перерабатывал, но прямо заимствовал из французских трагедий план, идеи, характер, даже целые сцены и монологи. Его Синавы и Труворы, Ростиславы и Мстиславы были лишь бледными копиями Ипполитов, Британников и Брутов французских трагедий. Современникам трагедии С. нравились идеализацией характеров и страстей, торжественностью монологов, внешними эффектами, яркой противоположностью между добродетельными и порочными лицами; они надолго утвердили ложно-классический репертуар на русской сцене. Будучи лишены национального и исторического колорита, трагедии С. имели воспитательное значение для публики в том отношении, что в уста действующих лиц влагались господствовавшие в то время в европейской литературе возвышенные идеи о чести, долге, любви к отечеству и изображения страстей облекались в облагороженную и утонченную форму. О характере переделок С. может дать понятие хотя бы следующее место из «Гамлета» (действие 1, явл. 2), где датский принц говорит:
Интересен разговор Полония и Гертруды, в котором поставлен и разрешен в духе времени вопрос о царской власти.
Полоний.
Гертруда.
Комедии С. имели меньший успех, чем трагедии. И они, большей частью, переделки и подражания иноземным образцам; но в них гораздо больше сатирического элемента, обращенного к русской действительности. В этом отношении комедии С., из которых лучшая — «Опекун», вместе с сатирами, баснями и некоторыми эклогами, представляют богатый материал для изучения духа эпохи и общества. Цель комедии С. определил в одном из своих стихотворений; ее назначение-"издевкой править нрав; смешить и пользовать прямой ее устав". В его комедиях богатейший подбор «презрительных вещей», которые безобразили русскую жизнь и происходили или от невежества, или от ложно понятого, поверхностно усвоенного европейского образования. Не стесняясь в выражениях падал С. и на темные стороны старого русского общества — на дворянскую спесь, ханжество, бездельничанье, самовластие помещиков, любовь к угодничеству и лести. Особенно же досталось от С. «крапивному семени», «хамову отродью», как он называл подъячих. и судей: их он без пощады преследовал за лицеприятиe, взяточничество, казнокрадство. Сам С. много страдал от подъячих, еще в детстве ему пришлось однажды лично отвезти одному из них взятку в 50 руб., и он на всю жизнь не мог отделаться от впечатления этого визита. «Слово чернь — говорит он в одной из своих филиппик против московской публики — принадлежит низкому народу, а не слово подлый народ, ибо подлый народ суть каторжники и прочие презренные твари, а не ремесленники и земледельцы. У нас сие имя всем тем дается, которые не дворяне. Дворянин! великая важность! Разумный священник и проповедник величества Божия, или кратко богослов, естество слов, астроном, ритор, живописец, скульптор, архитектор и проч. по сему глупому положению члены черни. О несносная дворянская гордость, достойная презрения! Истинная чернь суть невежды хотя бы они и великие чины имели, богатство Крезово и влекли бы свой род от Зевса и Юноны, которых никогда не бывало». Большую часть своих комедий С. написал в Москве, и нападки его на современные нравы относятся преимущественно к московской публике. По его выражению, невежеством в Москве «все улицы вымощены толщиной аршина на три». Для исправления своего Москва не одного, а «ста Мольеров требует», — писал он Екатерине. Во всяком случай, общественная и критическая мысль С. шла впереди поэтического чувства: в его поэзии гораздо более рассудочного элемента, чем истинного вдохновения. Лучшая из его песен — та, где нашло себе выражение опятьтаки сатирическое чувство автора: «Хор к превратному свету». Оды С. напыщенны, вялы и лишены, в противоположность одам Ломоносова, исторического и общественного содержания. Но в баснях и эпиграммах живая, насмешливая, задорная натура С. сказалась вполне; не отличаясь высоким художественным достоинством, они любопытны по тем бесчисленным штрихам живой современности, которые рисуют эпоху ярче самых обстоятельных описаний. Новиков считал басни С. «сокровищем российского Парнаса». Забота о внешней форме и об аллегории стояла в них на последнем плане; мораль также отступала перед широким сатирическим содержанием, взятым из условий окружающей жизни. Крылов не только знал и изучал басни С., но иногда заимствовал основные черты их сюжетов. Ябеды и крючкотворства С. не мог не задать даже в своих эклогах, посвященных «прекрасному российского народа женскому полу», где, в духе Фонтенеля, изображал перипетии сентиментальной любви, на лоне природы, при участии Аврор и Диан, нимф и зефиров. К эклогам близки идиллии С., в которых воспевается тоска любовников, изнывающих друг по другу. Те же мотивы и в песнях романсах С., которые он тщетно пытался подделать под народный лад. В тяжелые минуты душой С. овладевало религиозное чувство, и он искал утешение от скорбей в псалмах; он переложил псалтырь в стихи и писал духовные сочинения, но в них столь же мало поэзии как и в его духовных одах. Его критические статьи и рассуждения в прозе имеют в настоящее время лишь историческое значение.
