Все шедевры мировой литературы в кратком изложении.Сюжеты и характеры.Русская литература XX века - Новиков В. И.
Москва. Начало декабря. Комната Кая. Приходят Никита и Терентий. Кай говорит, что вернулась Неля с дочкой. Девочка простыла в дороге. Никита не в себе. Хочет уйти. Из соседней комнаты выходит Неля с девочкой на руках. Говорит, что уедет, когда Леся поправится, хотя бы к матери — звала ведь. Никита хочет выяснить, кто отец ребенка, но Неля не говорит ему. Спрашивает, хотел бы он, чтобы это был его ребенок? Тот ее отталкивает. Неля плачет. Терентий предлагает ей выйти замуж за него.
Последние дни декабря. Комната Кая. Леся спит в новой колясочке. Неля купила большую елку. Кай перебирает игрушки. Неля опять напоминает, что скоро уедет. Кай не хочет этому верить. Терентий нарядился Дедом Морозом. Отец Терентия принес Лесе в подарок механическую игрушку. Ребята тушат свет, кружатся под музыку.
Неожиданно входит Маша. Спрашивает, где ее дочь. Неля говорит, что унесла девочку, так как Маша оставила ее, бросила. Маша забирает дочь и говорит, что все игры, в том числе и ее собственные, закончились. уходит. Кай замечает, что в комнате стало пусто. Неля просит у всех прощения. Никита в ярости прогоняет ее. Неля собирает веши, хочет уйти. Константинов-старший просит не уходить Нелю, не оставлять ребят, Неля молчит. Кай медленно подходит к ней, забирает ее чемодан. Никита снимает с нее куртку, Терентий — платок. Они зажгли елку, включили магнитофон. Терентий в первый раз называет Константинова отцом и идет с ним домой. Кай одевается и выходит: он хочет посмотреть с улицы на елку в доме. Никита и Неля остаются одни.
Ю. В. Полежаева
Юрий Осипович Домбровский [1909–1978]
Факультет ненужных вещей
Роман (Кн. 1-я — 1964; кн. 2-я — 1975)
Уже предчувствуя свою судьбу, Георгий Николаевич Зыбин, тридцатилетний историк, сотрудник краеведческого музея в Алма-Ате, уговаривал себя жить «правильно»: «тихо-тихо, незаметно-незаметно, никого не толкнуть, не задеть — я хранитель древностей, и только!» Что может помешать его спокойной работе и жизни? Директор музея, бывший военный, относится к нему с уважением и почти отеческой заботливостью. Рядом — верный друг и собутыльник, старый мудрый Дед, работающий в музее плотником. Рядом — красавица Клара, умница и прелесть, тайно влюбленная в него. Появился в музее молодой ученый Корнилов, высланный из Москвы, человек для Зыбина из породы «своих» — и по судьбе, и по образованию. Да и сам характер его работы — изучение музейных экспонатов, должен вроде оградить Зыбина от того непонятного и страшного, чем напоен сам воздух лета 1937 г. Нужно только — «тихо-тихо».
У Зыбина — не получается. Сначала приходит старик Родионов, археолог-неофит и бывший партизан, со своими «открытиями» и требует начать раскопки древней столицы в том месте, которое укажет он. Зыбин знает, что сопротивляться силе агрессивного невежества «широких масс», вторгающихся в науку, по нынешним временам бессмысленно и опасно. Знает, но сопротивляется, сколько может. В самом музее постоянно происходят стычки с безграмотной, но идейно подкованной массовичкой Зоей Михайловной, пытающейся «подправить» работу Зыбина. Сотрудничество с газетой, куда Зыбин пишет, как ему кажется, абсолютно нейтральные заметки о культуре, ну, например, о редкостях, хранящихся в республиканской библиотеке, но так и не удостоившихся внимания научных работников библиотеки, — сотрудничество это заканчивается выяснением отношений с ученым-секретарем библиотеки Дюповой. Зыбин не отразил работы библиотекарей по обслуживанию широких масс трудящихся и учащихся, заявляет она, культура — это то, что может и должно обслуживать потребности широких масс, а не кучки высоколобых спецов. Наскоки эти не так уж и безобидны — к услугам жалобщиков всегда готовые выслушать их «родные органы». Зыбина предупреждает доброжелательный директор: «Не партизань, будь повежливее», и Дед просит уняться. Зыбин и рад бы уняться, да не может. Не может он наблюдать со стороны, как раздутая невежественными, падкими на сенсацию журналистами газетная шумиха вокруг исполинского удава, якобы обитающего в колхозе «Горный гигант», грозит поломать жизнь бригадиру Потапову, единственному, кто видел змею. А в колхоз уже зачастили вежливые и внимательные «юристы на отдыхе» — кружат вокруг Потапова, присматриваются к музейным работникам, приехавшим на раскопки. «Случайно» встреченная на ночной дороге машина отвозит Зыбина к «юристам», где ему дружески объясняют, что Потапов — агент немецкой разведки, а история со змеем — «хитро задуманная диверсия». Но в ту же ночь, встретившись со скрывающимся Потаповым, Зыбин не только не пытается «обезвредить врага», а делает все, чтобы помочь ему, — отчаявшийся бригадир смог найти и убить «исполинского удава», оказавшегося на поверку пусть и очень большим, но все же обыкновенным полозом. Мешок с убитой змеей, последнюю надежду бригадира на спасение, они вместе доставляют в город, в музей. Тем и кончается история.
Но Зыбин чувствует, что это только отсрочка. Он долго пытался не видеть, не понимать логики происходящего вокруг — глухих арестов, показательных процессов, нагнетаемой сверху истерии «бдительности» и «борьбы с благодушием». Зыбину, воспитанному на гуманистической культуре, с которой европейский мир вошел в XX столетие, непросто поверить в тотальное одичание людей. В легкость, с которой завоевываются души людей последышами Великого Инквизитора. В ночных полубредовых снах Зыбин беседует со Сталиным: «А вдруг вы правы, мир уцелеет и процветет. Тогда, значит, разум, совесть, добро, гуманность — все, что выковывалось тысячелетиями и считалось целью существования человечества, ровно ничего не стоит. Чтобы спасти мир, нужно железо и огнеметы, каменные подвалы и в них люди с браунингами… А я, и подобные мне, должны будем припасть к вашим сапогам, как к иконе». В подобной ситуации проблема выбора для Зыбина — уже не вопрос личного мужества. Он — часть той культуры, той цивилизации, которой грозит уничтожение, и отказ от сопротивления означает для Зыбина согласие с ненужностью этой культуры, с тем, что вся она, и сам он, — «факультет ненужных вещей»…Незнакомые рабочие приносят в музей находку — горсть золотых бляшек, часть найденного ими клада, убедившись, что найденное ими действительно археологическое золото, рабочие бесследно исчезают. Клад для музея потерян. О случившемся сообщают в НКВД. Но Зыбин, не надеясь на помощь органов, сам отправляется в степь на поиски клада. И здесь, в степи, свершается то, чего он уже давно ждёт — Зыбина арестовывают. Ему предъявлено обвинение в антисоветской пропаганде, хищении ценностей и попытке бежать за границу. Дело ведут начальник отдела Нейман, опытный следователь, интеллектуал, служащий идеям сталинской законности не на страх, а на совесть, и ражий детина, специалист по «выбиванию показаний» Хрипушин. Доказательствами вины следователи не располагают, доказательства они рассчитывают получить от Зыбина. Сосед по камере, заключенный со стажем Буддо, делится с Зыбиным лагерной мудростью: поскольку отсюда уже все равно не выйти, разумнее признаться во всем, что потребуют, — тогда и следствие пройдет легче, и срок окажется меньше. Но как раз это и невозможно для Зыбина, это значило бы его личное признание права на законность подобной системы судопроизводства. Зыбин решает бороться.
И первым, кто, как ни странно, помог ему утвердиться в этом, оказывается Хрипушин, — наливаясь профессиональной злобой, он начинает кричать на Зыбина, рассчитывая сломить арестанта, и Зыбин ощущает необходимый ему прилив ответной ярости и силы — порог страха он переступил. К Зыбину применяется метод «конвейера» — его сутками допрашивают непрерывно сменяющиеся следователи. Зыбин держится твердо, но он не знает, что его арест — это только часть большого плана, задуманного Нейманом. Он намерен добыть материал для грандиозного — по образцу московских — показательного процесса по делу массового вредительства в сфере культуры. Одного Зыбина для такого процесса, конечно, мало. Приглашение явиться в НКВД получает Корнилов. Но с ним говорят иначе — сначала расспрашивают о Зыбине, но потом объясняют, что главная их просьба: помочь органам закрыть дело на другого сотрудника музея бывшего священника Андрея Эрнестовича Куторгу. В НКВД лежит донос на него, но старик, кажется, безобидный, жалко его, — доверительно делятся с Корниловым следователи. «Если вы готовы поручиться за него, сделайте это. Только сделайте доказательно и официально, в письменных донесениях». Корнилов, живущий в Алма-Ате на положении ссыльного и последнее время каждый день ожидавший собственного ареста, очень ценит властную вежливость следователей. Да и в просьбе их как бы нет ничего зазорного. Корнилов берется выполнить поручение. Разговоры, которые он проводит с бывшим священником, посвящены в основном истории суда и казни Христа, а также теме предательства учениками своего Учителя. И Корнилов с чистой совестью пишет отчеты о встречах, в которых характеризует отца Андрея вполне лояльным гражданином.
