Популярная история музыки - Горбачева Екатерина Геннадьевна (читать книги онлайн без .txt) 📗
И отнюдь не охотой «за туманом и за запахом тайги» объясняется распространенная среди молодежи тех лет тяга к перемене мест и жизненных обстоятельств, стремление к первопроходничеству в широком смысле слова, к знакомству с новыми людьми, уводившее многих в геологические экспедиции и туристические походы. Молодые, прогрессивно мыслящие романтики старались таким образом познать себя и обрести свой круг преданных друзей.
В таких дружеских компаниях, связанных общностью мировоззрения, существовали свои законы, отличные от общепринятых нормы поведения и система ценностей, сложившаяся в ходе ожесточенных споров отцов и детей, физиков и лириков, романтиков и практиков.
Противопоставляя официальным коллективным организациям свой союз самоценных свободолюбивых личностей, а жесткой иерархической структуре, дисциплине и догматизму – дружбу, верность, нетерпимость к фальши и ответственность, поколение «шестидесятников» стремилось доказать всему миру истинность своих суждений, своего образа жизни.
Формирующая ядро группового сознания система ценностей нашла выражение в творчестве так называемых молодых поэтов, сумевших воплотить в стихах новое мироощущение и возродить ценность неподцензурного устного слова и непосредственного общения.
Тем не менее основной формой группового самосознания явилась авторская песня с ее доверительной интонацией, выразившей эмоциональную доминанту нового кодекса поведения, и мыслью, почерпнутой из «молодой поэзии».
В музыкальном отношении бардовская песня опиралась на хорошо знакомые всем интонации бытового романса, народного, студенческого и дворового фольклора (в том числе и блатной песни), популярной танцевальной музыки, песен профессиональных композиторов.
Особое значение для подготовки интонационной почвы этого музыкального жанра имела лирика военных лет и такие, казалось бы, малозначительные факторы, как безыскусное кинопение Марка Бернеса и Николая Крючкова, «задумчивый голос» Монтана, впервые познакомившего советских людей с французским шансоном.
Из этого находящегося постоянно на слуху и периодически пополняющегося интонационного словаря брали музыкальные фразы для своих незамысловатых мелодий барды «первого призыва» – Булат Окуджава, Юрий Визбор, Владимир Высоцкий, Новелла Матвеева, Александр Городницкий, Юлий Ким, В. Берковский, В. Вихорев, Е. Клячкин, А. Якушева, С. Никитин, А. Дулов, Ю. Кукин, Б. Рысев и другие авторы-исполнители.
Их не заботила оригинальность музыки, среди них не было ни одного профессионального музыканта, более того, лишь некоторые из них получили признание как поэты, в основном же все они являлись либо студентами, либо представителями молодой интеллигенции (учителя, инженеры, ученые, журналисты, актеры, спортсмены), т. е. выходцами из той среды, в которой возникла и для которой существовала авторская песня.
Излюбленными героями этих авторов-исполнителей являлись альпинисты, геологи, моряки, летчики, солдаты, спортсмены, циркачи, «короли» городских дворов и их подруги, т. е. отважные, рисковые люди. Они немногословны, сообразительны, ироничны, по-своему нежны, но главное – на них можно положиться в трудной ситуации, им можно доверять, зная наверняка, что они не предадут.
Здесь групповые ценности воплотились в конкретных, легкоузнаваемых образах: это ребята «с нашего двора», «с нашего курса», «из нашей компании», то есть одни из друзей-единомышленников. Именно в этой особенности жанра заключается секрет большой убедительной силы песенных образов, которые легко идентифицируются как с личностью самого автора, так и с каждым из слушателей, создавая ощущение внутреннего родства.
В развитии авторской песни выделяют несколько этапов. Первый из них, пронизанный романтическими идеалами, соответствующими не только возрасту слушателей, но и настроениям всего общества, длился примерно до середины 1960-х годов. Несомненным лидером этого периода был певец «детей Арбата» Булат Шалвович Окуджава.
Происходившие в годы «оттепели» события – развенчивание культа личности, крушение старых догм, пробуждение от долгого сна если уж не инако-, то, по крайней мере, разномыслия, а также изменения во всех сферах жизни – порождали надежды на восстановление нарушаемой на протяжении долгих лет справедливости и веру в светлое будущее.
Практически все представители мыслящей интеллигенции, и в первую очередь молодежь, пребывали в состоянии радостной эйфории от ожидания перемен к лучшему. Авторская песня не могла никак не отреагировать на всеобщее настроение социального оптимизма, в этом истоки ее светлого мироощущения, лиризма, беззлобного юмора и напевная, романсная по происхождению интонация. Эти же настроения становились причиной идеализации первых послереволюционных лет, Гражданской войны, создания романтических образов «комиссаров в пыльных шлемах», «маленьких трубачей» и др.
И все же главной сферой реализации романтических устремлений общества была так называемая песня странствий, центральными образами-мифологемами которой являлись образы друга или дружбы и дороги как линии жизни, как пути испытаний и надежд, пути к познанию себя, пути в неизведанное. Именно по такой дороге уходили в бессмертие «мальчики» Окуджавы и «шел на взлет» Серега Санин из песни Визбора, «мчался в боях» персонаж из «Гренады» В. Берковского, шли туристы, карабкались на горы альпинисты, ехал «полночный троллейбус», трогался вагончик, плыли бригантины, каравеллы и бумажные кораблики.
«Песня странствий», называемая иногда «туристской», что не совсем верно, охватывала многие жанры – от философской лирики до веселой шутки, от незамысловатой костровой песни до хрупких романтических фантазий Новеллы Николаевны Матвеевой. В сборниках лирики и песен этой знаменитой поэтессы («Кораблик», 1963; «Душа вещей», 1966; «Ласточкина школа», 1973; «Река», 1978 и др.) романтические фантазии органично сочетаются с поэтизацией обеденной жизни, создавая проникновенные, полные реализма образы.
На данном этапе бардовская песня не выходила за рамки породившей ее среды и передавалась от одной дружеской компании к другой либо в магнитофонных записях, либо в устной форме.
На исполнение своих произведений для широкой публики авторы решались очень редко, поэтому песни пелись почти исключительно «в своем кругу» – в самодеятельных студенческих «обозрениях», «капустниках» творческой интеллигенции, на закрытых вечерах всевозможных НИИ, а также на туристических слетах, постепенно превращавшихся в фестивали авторской песни. Заметим, что один из самых известных и авторитетных бардовских фестивалей, так называемый Грушинский, уходит корнями именно во времена подобных туристических слетов.
В те времена власти относились к авторской песне как к чему-то незначительному и считали ее проявлением самодеятельного творчества, неотъемлемой частью интеллигентского и студенческого быта. В действительности так оно и было, поскольку ни своим содержанием, ни внутренним строем, ни характером воздействия на человека бардовская музыка не причиняла беспокойства властям.
Изменение политической обстановки в середине 1960-х годов, ознаменовавшееся крушением надежд на гуманизацию общественного устройства и строительство «социализма с человеческим лицом», оказало значительное влияние и на культурную жизнь государства.
Эйфория социального оптимизма сменилась в то время апатией и цинизмом, кроме того, в среде прогрессивно мыслящих личностей наблюдалась так называемая социальная шизофрения, сопровождавшаяся расщеплением сознания на публичное, подчиняющееся общественным нормам, и частное, предназначенное для использования среди «своих». Именно в этом последнем и концентрировалась духовная жизнь индивида.
В результате всего происходящего неофициальная культура, наполнившаяся богатым содержанием, стала практически единственным островком духовной свободы. В эту ставшую «катакомбной» культуру были перенесены поруганные идеалы и духовные ценности, именно здесь нашли спасение интеллектуалы-шестидесятники.
