Паханы, авторитеты, воры в законе - Кучинский Александр Владимирович (книга читать онлайн бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Суровый тюремный закон запрещал любые травмы во время прописок, даже если новичок не выдержал проверки. Иначе пахан камеры держал ответ перед братвой. Суки этим правилом начали пренебрегать. Если «прописку» с ниткой зэк выдерживал с успехом, ему протягивали нитку потолще и попрочнее. Камера с интересом наблюдала за реакцией подопытного. Старая блатная игра постепенно превращалась в издевательство. Со временем правильные блатари вообще отказались от прописок, считая их унизительными. Но у беспредельщиков подобные опыты становились все более популярными. Издевательство над зэком встречается там, где нет жестких тюремных обычаев.
Пакет №…
Воровская легенда утверждает, что во время Великой Отечественной войны оперативные части всех тюрем и лагерей получили секретный пакет, который подлежал вскрытию лишь в экстремальных условиях, одним из которых являлась угроза оккупации зон вражескими войсками. Специнструкция запрещала эвакуировать ссученных блатарей. Суки подлежали незамедлительному уничтожению как потенциальные предатели. Изменников презирали всегда и везде: если ты однажды предал, то можешь предать и во второй, и в третий раз. В данном случае я воздержусь от обобщений, тем более, что это легенда. Можно считать подобные слухи ерундой, но, как известно, глупость в чистом виде не существует. В ней всегда присутствует хоть какой-то здравый смысл.
Склонность к измене Родине можно рассматривать по отношению ко всему блатному миру. Воровской устав, отрицавший политику, не позволял блатарям с оружием в руках защищать отечество. Вор должен сидеть в тюрьме или лагере. Безразлично в каком — российском или нероссийском. Служба в армии по воровским понятиям считалась серьезным «косяком» и была поводом для изгнания из блатного ордена. В годы войны многие русские блатари прошли через тюрьмы «третьего рейха». Нижеприведенную судьбу двух воров многие назвали бы характерной.
В немецкие лагеря попадали люди из многих европейских стран. Помимо военнопленных и депортированных, туда прибывали профессиональные уголовники. Среди них были и свои знаменитости, свои авторитеты. Скажем, имя Вилли Шмидта в те времена гремело по всем тюрьмам и лагерям Германии. В 30-х годах он создал международную гангстерскую организацию, которая грабила банки и частные коллекции. Долгие годы за Шмидтом, прозванным Неуловимым Вилли, безуспешно охотилась немецкая уголовная полиция. В конце концов она попросила помощи у гестапо. Гестаповцы быстро вычислили Вилли на его даче в австралийских Альпах накануне Нового 1942 года. Бойцы гестапо штурмовали гангстерскую резиденцию и захватили Вилли Шмидта живым. Великого гангстера, на котором висело множество дерзких налетов и несколько мокрух, приговорили к смертной казни. Но высококлассные адвокаты сумели отвоевать для своего подзащитного пожизненное заключение. Дескать, он грабил лишь иностранные банки и вносил пожертвования в «фонд обороны фатерлянда».
В мая 1942 года Шмидт прибыл в Моабитскую тюрьму. Несмотря на немецкую педантичность и аккуратность в исполнении должностных инструкций, администрация тюрьмы даже не пыталась заставить узника работать. Пока вся тюрьма вкалывала на укладке дорог и рытье котлованов, Вилли отдыхал душой и телом. Он ежедневно принимал душ, делал маникюр и играл на гитаре. На груди знаменитого гангстера красовался шедевр нательной живописи: цветная татуировка, изображающая орла с голой женщиной в когтях. Знаменитого узника беспрепятственно навещали уголовные знаменитости Германии, приносившие спиртное, сигареты и продукты. Слово Вилли Шмидта здесь было законом. По германским уголовным традициям преступник, приговоренный судом к смерти, но затем помилованный, имел особый авторитет.
В Мысловицком лагере также содержались уголовные знаменитости, но уже русские. Два блатаря, неизвестно как попавшие в Мысловицы, курировали здесь целый блок. Старший из них по кличке Бубновый Туз на свободе взламывал сейфы, а его помощник, имеющий прозвище Стодвадцатьтрикуплета, отсидел десять лет на Колыме за кражи. Такая странная кличка была получена за то, что зэк постоянно напевал куплет:
В своей камере, где содержалось свыше пятидесяти узников, Бубновый Туз устраивал тест на «родственную душу». Возле входа расстилали шелковый платок. Когда прибывал зэк, далекий от лагерной жизни, он обычно переступал платок или же поднимал его с вопросом: «Чей?». В этом случае староста и его шестерки веселились как могли — заставляли новичка кукарекать с верхних нар, скакать наперегонки на одной ноге, сидеть на параше «вместо крышки». Опытный уголовник должен зафутболить платок подальше и сказать: «Мир моему дому!». Тогда Бубновый Туз снисходил до расспросов и предлагал место в своем окружении.
Карты и спиртное в лагере жестоко преследовались, но блатари имели и то, и другое. Почти каждую ночь они дулись в карты на кровати Бубнового Туза, запивая каждый кон шнапсом. Ставками были вещи и деньги прибывших зэков, которые не прошли карантин, угодили в лагерь прямо с воли, а потому смогли пронести с собой часы, золотые кольца, деньги, сигареты. Случалось, что играли под вещи первого, кого приведут на лагерный постой. Холуи Бубнового Туза бесцеремонно изымали у новичка все, что представляло малейшую ценность. Львиную долю денег и драгметаллов блатари отдавали блокфюреру, приносящему взамен продовольствие.
Староста все-таки переусердствовал. В один из дней в камеру прибыли два военнопленных француза, еще не потерявшие блеск мундиров и золотых украшений на пальцах. Блатари, дрожа от нетерпения, приказали на ломаном французском отдать все ценности и деньги. Изумленные французы принялись было объяснять законы Женевской конвенции, но уже через несколько секунд лежали на полу. Избив военнопленных ногами, блатари вывернули их карманы, сняли часы и кольца. Внезапно Стодвадцатьтрикуплета радостно закричал: «Бубновый, у них во рту рыжье!». Достав из-под матраца плоскогубцы, староста вновь занялся французами. Через минуту в его руках была горсть золотых коронок и зубов. Жертвы с окровавленными ртами стонали на полу и уже не грозили жалобами на произвол. Полсотни человек с омерзением взирали на эту сцену.
Вошедший утром блокфюрер не услышал рапорта. Вся камера выстроилась, но староста продолжал лежать на кровати. Пораженный таким хамством, офицер со всей мочи опустил резиновую палку на спину. Бубнового Туза. Тот не шелохнулся. На шее убитого виднелся след от удавки. «Кто?» — спросил офицер по-немецки. Все молчали. «Кто видел?» На второй вопрос блокфюрера вышли сразу три человека. На разных языках они восстановили события этой ночи. Глубокой ночью во время очередной карточной игры и попойки между Бубновым Тузом и его блатным другом якобы вспыхнула шумная драка. Староста отобрал у своего партнера все деньги и улегся спать. Больше никто ничего не видел. Но и этих показаний оказалось достаточно. Распотрошив матрацы блатарей, эсэсовцы вытряхнули на пол браслеты, цепочки, кольца, деньги. Судьба Стодвадцатьтрикуплета была решена. Его убили прямо в камере. Извиваясь под коваными сапогами, он клялся в своей невиновности, плакал и по-немецки просил пощады.
Через немецкие концлагеря, в том числе и Освенцим, прошли десятки тысяч профессиональных уголовников из многих стран Европы. Большинство из них без труда занимали посты лагерных старост (капо), поваров, писарей, парикмахеров и пр. Структура немецких лагерей не имела принципиальных отличий от советских истребительно-трудовых учреждений. Не секрет, что понятие «концентрационный лагерь» родилось именно в России, притом задолго до прихода фюрера к власти. В августе 1918 года В. Ленин, за несколько дней до выстрела Ф. Каплан, дал телеграмму пензенскому губисполкому и Евгении Бош, боровшимся с крестьянской смутой: «…сомнительных запереть в концентрационный лагерь вне города» (Ленин В. И. Полное собрание сочинений, т. 50, стр. 143).
