Фейерверк волшебства - Гурангов Вадим Алексеевич (библиотека электронных книг TXT) 📗
— ЛЮБЛЮ, ЛЮБЛЮ, ЛЮБЛЮ, — почти беззвучно, одновременно прошептали их губы.
Пульсирующий шар Вовкиного сердца стремительно стал расширяться, он растекся по телу, за его границы, а потом по всему миру.
Тотальная любовь затопила Тараканова с головы до ног. Из глаз его катились слезы невиданного счастья, легкий смех вырывался наружу. Перевернувшись на живот и почти уткнувшись лицом в траву, Вовка узрел с близкого расстояния ярко-зеленые травинки и крупного черного муравья, ловко балансирующего на грани узкого листика. Это было величайшее чудо Вселенной, самое восхитительное зрелище из тех, что доводилось видеть Тараканову. Экстаз нездешней силы…
Постепенно жидкое невесомое горячее тело Вовки начало затвердевать, оно становилось плотным и в то же время упругим, как резина.
В последний день фестиваля в основном повторялись хиты слета, однако повторы не опустили энергетическую планку. Состояние публики создается намерением ведущего и танцоров, а у Марка и Нарайяна Огонь бушевал ого-го, а народ был им подстать! В итоге Вовка с Дашей снова испытали прикосновение к запредельной тайне, может быть, с другой стороны.
По многочисленным заявкам Марк провел танец на болгарском языке «Лепи Юро крез налаже», еще в первые дни потрясший всех до основания. Во время танца участники плели воображаемый венок, медленно обходя партнеров то слева, то справа, подолгу глядя в глаза, а потом одевали этот венок друг другу на голову, едва касаясь кончиками пальцев висков партнера. Танец очень сильный, глубокий, проникновенный, он сотворил с людьми что-то совершенно неописуемое: глаза партнеров излучали дивный свет, а у многих женщин в глазах стояли слезы.
После этого шейх преподнес сногсшибательный сюрприз — русский зикр «Ой, хорошо-то как!» Народ отплясывал его самозабвенно, а в конце Ксюша с Катей стали импровизировать. Они неожиданно запели придуманную тут же партию: «Так хорошо, и так хорошо!» Публика с дружным хохотом подхватила ее, и после этого началась всеобщая импровизация.
Уже после танцев Юлька рассказала, откуда появился этот феерический зикр:
— Началось все с материализации Витька девять лет назад, на слете «Радуга» в Карелии, под городком Питкяранта. Была белая ночь, в неподвижной глади лесного озера отражалась полная луна. Мы сидели на бревнах вокруг потрескивающего костра, когда из дремучего леса внезапно появился таинственный незнакомец.
На нем было черное длиннополое пальто и большая черная шляпа, надвинутая на глаза. На шее висели деревянные четки черного цвета, а на запястьях были фенечки из бисера. Портрет дополняли усики, короткая реденькая бородка и волосы до плеч. Он достал банджо, надел на шею тесемку, к которой были привязаны дудочки и губная гармошка, и запел. Песня под банджо резко сменялась трелью дудочек, лихой пляской. Вдруг незнакомец схватил шляпу и бросил ее в костер. Через мгновение шляпа — опять на голове. Он вошел в раж и начал мгновенно сочинять стихи и мелодии. Мы долго не могли понять, что за фантастическое явление перед нами? То ли это сон, то ли мираж, реален незнакомец или это — фантом?
Вот тогда-то Витек и выдал балладу «Ой хорошо-то как, как хорошо!!!» обалдевшей аудитории, которая с воодушевлением принялась горланить ее на разные лады. Через год, на следующем слете, состоялась трехчасовая импровизация на русскую народную мантру, сопровождаемая плясками, кувырканиями и стремительным спуском в речку с крутого песчаного обрыва. Марк, наблюдавший искрометное шоу, видимо, был очарован весельем, бесшабашностью и широтой русской души, и сейчас, спустя восемь лет разродился зикром «Ой, хорошо!»
Финальным танцем по просьбе публики стал «Ом Рам Рамайя Сваха», в исполнении неотразимого Нарайяна. Танцевали его не в шатре, а на лужайке, наслаждаясь солнечными лучами, аквамарином неба и лесными запахами. Участники слета, сроднившиеся за эти десять дней, связанные незримыми нитями, пролегающими сквозь разгоряченные сердца, чувствуя предстоящую разлуку, отрывались на полную катушку. Глаза излучали сумасшедший Огонь, тела пронизывали энергетические токи ультравысокого напряжения, оглушительный хор голосов разносился далеко над озером. Превзошедший самого себя маэстро крутился, как волчок, тряся головой и лупя по струнам так, что оставалось удивляться, как они до сих пор не лопнули!
Танцевали долго. «Спагетти Суфи» несколько раз замолкал, и все останавливались, думая, что танец завершен. Озорная морда Нурика принимала благостное выражение, но, выдержав паузу, он корчил недоумевающую гримасу, крутил здоровенным горбатым носом и с новой силой бросал в бой гитару, как огнемет, извергающий плазменные фонтаны экстаза. Когда все замолчали, Вовка распираемый бурлящей энергией, вместо «Ом Рам Рамайя Сваха» во весь голос запел:
— Ой, Нарайяна люблю!
Сто пятьдесят голосов подхватили эту фразу, и народ пустился вскачь, отплясывая канкан. Нарайян сначала скакал вдоль круга, вытаращив глаза, а потом, швырнув гитару, опрокинулся на спину и потешно задрыгал ногами. После этого он принялся кататься по земле, совершая невообразимый брейк-данс. Шоу завершилось качанием маэстро на руках, под всеобщее ликование. Подбрасывали его очень высоко, и, растопырив руки, актер вопил благим американским матом, имитируя жуткий испуг.
Объятия в этот день были затяжными и бурными. Вовка испытывал чувство благодарности к ведущим танцев и всем, кто приехал на слет, за Огонь изнутри, за несравнимый ни с чем балдеж. Достаточно было видеть, с какой блаженной физиономией, с каким упоением голосил индеец Дима!
Перед отъездом танцующие волшебники подошли к Нарайяну попрощаться. Хотелось как-то неформально поблагодарить его за буйное внутреннее пламя, энтузиазм и кайф, который он подарил на слете. Недолго думая, Вовка тюкнул его пальцем в грудь со словами:
— She changes everything she touches…
Нарайянчик тотчас расплылся в улыбке и с присущим ему огненным темпераментом взвился в танце, как резвый козлик, смешно брыкая ногами, выделывая немыслимые пируэты и с чувством голося при этом:
— And everything she touches changes!
По его молниеносной реакции было видно, что Нурик живет в танце, и танцует по жизни.
Тепло простившись с теми, кто уезжал со слета своим ходом, волшебники погрузились в автобус. Участники действа, получившие небывалый импульс огня и кипучей энергии, по дороге в Питер распевали понравившиеся танцы. Тараканова и Дашу не покидало чудесное состояние осознанного энергетического опьянения, нахлынувшее от ночных зикров. Они купались в своей сказочной любви, ценя каждый миг, проведенный вместе.
Времени до поезда оставалось еще много, и, сдав рюкзаки в камеру хранения на Московском вокзале, компания отправилась гулять по городу. После жизни в лесу было дико видеть элементы городской цивилизации: дома, автомашины, троллейбусы, эскалаторы в метро, яркие рекламные плакаты… Но больше всего Вовку шокировали дамские ножки, обтянутые тоненькими колготками и обутые в лакированные туфли на шпильках, которые (не ножки, конечно) были бы совершенно неуместны в лесном царстве.
Быстрый переход из одной ПКМ в другую сдвинул Вовкину точку сборки в положение осознанного наблюдателя. Тараканов с особой силой почувствовал, что обе картины мира не более, чем декорации. Вместе с тем урбанистический мир воспринимался особенно ярко и живо, обрел новые звуки и запахи. Вовке пришло в голову, что для большей подвижности точки сборки и осознания иллюзорности мира нужно как можно чаще, желательно радикально, менять окружающую обстановку, скакать по параллельным вселенным.
Вовка стал размышлять:
«ПКМ не является застывшей массой, в жизни есть возможность менять ПКМ. Например, переезд на новое место жительства, поход в школу, окончание школы и «вступление в самостоятельную жизнь», устройство на работу, поступление в ВУЗ, армия, свадьба, дети, внуки, …, смерть.
Естественным образом смена декораций происходит при путешествиях в новые города и места. Когда едешь ночью в поезде посреди дремучего леса или по бескрайней степи, и лишь изредка вспыхивают огоньки вдали, невольно думаешь: «Кто я и где я? В каком мире болтаюсь, или в щели между мирами? И куда попаду?»
