Место для радуги (СИ) - Гаспачо Максим (бесплатная регистрация книга .TXT) 📗

Этого рапорта было достаточно, чтобы комиссия вежливо отложила мое ходатайство об освобождении на несколько месяцев. Мое негодование не было бы таким сильным, если бы Николай Борисович просто по-человечески попросил бы меня остаться поработать ещё какое-то время. Высасывать из пальца нарушение было совсем необязательно. Впрочем, его вины в этом не было — нарушение было инсценировано по указке одного из его замов, который метил занять место начальника. Вновь я, как это было на Онде, оказался разменной пешкой во внутренней войне чинов. Если бы Николай Борисович уничтожил рапорт, его зам тут же сыграл бы на этом свою игру. Тем не менее, у Николая Борисовича был выбор — пойдя вопреки системе, сдержать свое слово и устоять перед возможными проблемами либо умыть руки и не рисковать своей должностью. Он умыл руки, поэтому комиссия отказала мне в досрочном освобождении.

Нужно было всего лишь поработать ещё несколько месяцев, но моя гордыня была против такого произвола. Не было желания не только продолжать работу, но даже общаться с этими людьми. Случившееся наглядным образом показало, что они меня, как и других заключенных, не считают за человека. Я понимал, что через несколько месяцев эта история может снова повториться. Не было никаких гарантий, а их словам я больше не верил.

Моя ответная реакция была бескомпромиссной — система «Спрут» со всеми дочерними программами была выведена из строя. За два года к ней подключились почти все отделы. Фактически на ней держалась вся информационная деятельность больницы, которая в одночасье накрылась. После того, как я вывел из строя сервер, все компьютеры, подключенные к системе, отказались работать. Это спровоцировало жуткий переполох во всей больнице. Меня тут же вызвал начальник. Таким разъяренным я увидел его впервые.

— Если ты не запустишь нам компьютеры, я тебя расстреляю, — кричал Николай Борисович.

Он прекрасно знал, почему я так поступил, однако выбрал угрозы вместо примирения.

— Расстреливайте, — сказал я, — сделайте одолжение.

Он хлопнул по столу.

— Ну все! — воскликнул он. — Ты вернешься туда, откуда приехал. Не видать тебе досрочного освобождения.

Я понимал, что это произошло бы в любом случае. Им было очень нужно, чтобы я запустил компьютеры. Ради этого они были готовы пойти на любые уступки, но я знал, что, как только я это сделаю, меня отправят на Онду вероломно, без предупреждений — это сущность системы, её лицо и характер. Мне не хотелось, чтобы они провели меня в очередной раз, поэтому я отказался запускать компьютеры. Лишенный всех заработанных «поощрений», я возвращался на Онду.

Онда

Обратно на Онду меня отправили с сопроводительным письмом — с просьбой встретить меня пожестче, что и было сделано с большим усердием. Сразу по приезде я получил пятнадцать суток штрафного изолятора, которые прошли по полной программе — хлорка, приседания, растягивания, словом, старые добрые пытки, в разы усиленные по просьбе коллег из МОБа. Здоровье, которое я так бережно восстанавливал два года в тепличных условиях, было моментально подорвано. Я опять почувствовал дыхание смерти за плечами.

После штрафного изолятора меня поместили в особый отряд, который называется «Отряд со строгими условиями содержания». Он полностью отрезан от всех остальных отрядов, туда переводят людей, которые из категории «нарушитель» перешли в категорию «злостный нарушитель». Как правило, сюда попадали после множественного рецидива «нарушений». Никогда не мог бы подумать, что все это будет происходить со мной — я не был «криминальным авторитетом», чтобы ко мне относились с такими почестями. Это было похоже на кошмар — ещё вчера я был на волоске от досрочного освобождения и уже дышал запахом свободы, лежа в комфортной отдельной палате и флиртуя по телефону с девушками из интернета, а сегодня я снова здесь — на Онде, да ещё и в таком отряде, куда последнему врагу не пожелаешь попасть. Про досрочное освобождение можно было забыть.

В отряде со строгими условиями было не больше двух десятков человек. Большинство из них оказались здесь по причине своей неадекватности — человек в силу поврежденного рассудка не мог четко выполнять команды дневальных и его отправляли в ШИЗО. Там его, конечно же, не вылечивали, а только сильнее травмировали, и он возвращался в отряд ещё более неадекватным. Его опять отправляли в ШИЗО, и так продолжалось до тех пор, пока он не умрет или не попадет в этот злополучный отряд. Это были несчастные, больные люди, которые порой забывали свое имя и не всегда могли четко связать двух слов. За это их уничтожали те, кто считает себя здоровым и нормальным.

Особенностью этого отряда было то, что секция была загорожена толстой решеткой, а посередине стоял большой стол, за которым все сидели и читали вслух правила внутреннего распорядка. Потрепанная картонка с перечнем пунктов передавалась по кругу. Прочитал — передал следующему, и так с утра до вечера, за исключением времени уборок, протирок пыли и прочего маразма, которого тут, как и в обычных отрядах, хватало с лихвой. Радовало только то, что, заперев в клетку этого отряда, меня перестали отправлять в ШИЗО, потому что «аптечек и бронежилетов» на этом уровне игры больше не намечалось.

Дальнейшее «отбывание наказания» проходило в обычном Ондовском режиме до тех пор, пока меня не пригласил в свой кабинет главный врач колонии с той же просьбой — помочь с компьютером. По причине прошлого опыта я относился к этому с большой опаской, но он заверил, что поговорил с режимниками и они не имеют возражений. Хотелось верить, что это так.

Я помог ему, и меня вернули в отряд. Потом он пригласил меня опять и попросил написать для него программу по учету больных. Это была уже серьезная просьба, которая подразумевала безотрывное сидение за компьютером, а учитывая, что «злостные нарушители» могут передвигаться за пределы отряда только в сопровождении конвоя, это выглядело вдвойне затруднительно. Я понимал, что режимники не согласятся выделить персонально для меня «поводыря» в пятнистой форме, который будет постоянно водить меня из отряда в стационар и обратно. Если им так поставить вопрос, они ещё больше меня возненавидят и добьют. Я сказал об этом. На это главный врач предложил переехать в стационар, поближе к врачам, в закрытую палату. При воспоминании о том, что такое стационар, меня передернуло. Отряд со строгими условиями, в котором я находился, был и то более спокойным местом. Я сказал ему все, что думаю по поводу стационара, но он успокоил меня:

— Будешь в палате только вечером, а днем будешь сидеть за компьютером.

— А если меня снова начнут убивать за то, что я помогаю вам? — спросил я.

— Не беспокойся, я решу этот вопрос.

Вариант сидеть за компьютером и заниматься тем, чем мне нравилось заниматься с детства, показался более привлекательным, чем читать картонку с правилами в перерывах между мероприятиями бредового характера. Поборов сомнения, я согласился. И действительно, по переезде в стационар я стал замечать более лояльное отношение. Никто уже не искал повода написать на меня какую-нибудь «липовую» докладную. Формально я ещё оставался «злостным нарушителем», но фактически ко мне стали относиться, как к «вставшему на путь исправления». Это выглядело очень забавно и было бы смешно, если бы не было так грустно. Приходилось цепляться за любые ниточки уже не для того, чтобы освободиться досрочно, а для того, чтобы вообще освободиться. С возвращением за компьютер шансы дожить до этого дня немного выросли. Днем я сидел в маленьком кабинете, который находился во врачебном корпусе стационара. Специально для меня этот кабинет полностью освободили. Теперь здесь были голые стены, стол, табуретка и компьютер. Не хватало только наклейки на системном блоке с надписью: «Хотели компьютер — получите!». Обстановка была суровой и мрачной.