Жизнь Исуса Христа - Фаррар Фредерик Вильям (мир книг .txt) 📗
Главнейшие из них было возвращение с проповеди семидесяти апостолов [490]. Мы не можем предположить, чтобы они сошлись все вдруг в полном составе, но, вероятно, приходили дать отчет о своих успехах за другими, попарно, по мере того как Иисус приближался к разным городам и селениям. Успех был таков, что наполнил их простые сердца удивлением и восторгом. Господи, восклицали они, и бесы повинуются нам о имени Твоем. Хотя Он не давал им специально поручения исцелять беснующихся; хотя из одного ясного примера видно, что даже верховные апостолы терпели в этом неудачу; но им предоставляло эту власть одно только имя их Учителя.
Входя в их радость, Иисус сдерживал однако же их излишний восторг, стараясь дать их мыслям более высокое и святое направление. Он дал им почувствовать, что добро всегда могущественнее зла и что победа над сатаной, окончившаяся его низвержением с небес в виде молнии, одержана и должна продолжаться вовеки. Он дал им власть и победу над всеми злыми влияниями, и Его обещание представляет достаточное ручательство за то, что они будут защищены от всякого вреда. Они могут идти на львов и змей и будут попирать их ногами [491]. Так как Он возлюбил их, то Он же и избавит, и превознесет их, потому что они признали имя Его. Но теперь у них есть предмет для радости более сильной, действительной и истинной, хотя менее опасной и личной, а потому менее бросающейся в глаза: это то, что их имена написаны и не будут вычеркнуты в книге жизни на небесах.
При виде этой простой веры и безграничной надежды учеников, Иисус возрадовался духом о том, что хотя был презрен и отвергнут у книжников и фарисеев, но остался в любви и уважении у мытарей и грешников. Бедняк, для которого Он проповедовал Евангелие, — слепой, которому Он открыл глаза, — сухой, которого Он исцелил, — потерянный, которого найти и спасти было Его назначением, — все они будут обязаны сердечною, горячею благодарностью доброму пастырю и великому врачу [492]. Он уже дважды упрекал фарисеев за их презрение к этим личностям: в первый раз в доме Симона фарисея [493], во второй за столом у св. Матфея [494], и теперь повторял в третий раз. Фарисеи могли, по обычаю, роптать за это, — но что до того за дело счастливым слушателям? Трудящемуся и тяжко обремененному Он преподавал во всех возможных видах надежду, благословение и одобрение. Притчею о докучливой вдове [495], Он поучал вере и указал, чего может ожидать неотступная, настойчивая молитва. Притчею о надменном, почтенном с виду, постящемся, раздающем милостыню, самодовольном фарисее [496], который приходил в храм, чтобы похвалиться перед Богом, и ушел менее оправданным, чем бедный мытарь, который, стоя там с опущенными вниз взорами, бил себя в грудь и мог только повторять вопль о помиловании, Он объяснил им, что для Бога истинное раскаяние приятнее, чем наружное поклонение, что смиренное сердце и сокрушенный дух будет для Него всегда лучшими жертвами, которые Он не презрит. Но это не все. Иисус дал им заметить, что они дороги Богу, что они хотя и блудные дети, но все-таки дети. Поэтому к притчам о потерянной овце и потерянной драхме Он прибавил притчу о расточительном сыне.
Нигде, никогда, ни на каком языке человеческом не найдется таких выражений целого мира любви и благости, какие слышаться в этих немногих бессмертных словах! Я уже коснулся этой притчи несколько прежде, но, надеюсь, мир простит желание высказать еще несколько слов относительно этого предмета. Жалкий высокомерный молодой человек, требующий выдела на целую жизнь, оставление им родного пепелища, путешествие в отдаленную сторону, непродолжительная, судорожная радость, затем страшный голод в стране, раковременное истощение всего, что могло облагородить жизнь и сделать ее сносною, последовавшая потом бездна унижения и невыразимой бедности, опамятование и воспоминание о том, что оставлено назади, раскаяние и глубокое смирение разбитого сердца, встреча с отцом, увидавшим его издали, мгновенное проявление в отце чувств сострадания и жалости к несчастному возвратившемуся расточителю, шумная радость всего дома ради того, кто был любим и потерян, а теперь возвратился, завистливая и мелкая жалоба старшего брата, а потом сладостное заключение притчи обращением отца к старшему сыну: Сын мой! ты всегда со мною, и все мое твое. А о том надо было радоваться, что брат твой сей был мертв и ожил; пропадал и нашелся, все это вместе представляет в сокращенном виде дивную картину заблуждений человеческих и любви Божией, картину, какой не найдется ни в одном письменном памятнике литературы, ни в одном устном рассказе. Сложите в одно место все, что писано и говорено Конфуцием, Сакия Муони, Зороастром и Сократом, — а они писали и говорили много прекрасного, — и сопоставьте им только притчу о расточительном сыне со всеми ее оттенками и значениями: неужели же чистый духом может усомниться, который из сопоставленных предметов будет иметь наибольшую вескость в применении к нуждам человечества?
Таким образом, это великое путешествие приближалось постепенно к концу. Благоговейная торжественность, призрак будущего суда, полу высказан нос «слишком скоро», которое смутно слышалось во всех Его проповедях, все это вместе читается в выражении, сохраненном для нас евангелистом Лукою: крещением должен Я креститься, и как Я томлюсь, пока сие совершится [497]. В этих словах слышится тихий стон сильной скорби, которую выражал Иисус и прежде; чувствуется печаль о нарушенном мире и о грустном восстаний людей друг против друга, которые внесет на землю Его учение. Это было глубокое сознание того, что Он скоро должен будет вынести добровольные мучения. Эти слова поразили, по-видимому, всех слушателей, в них родилось предчувствие чего-то великого, — страшного или печального, смотря потому, что говорила каждому его совесть. Чувствовалось приближение какого-то нового переворота в глубине человеческих сердец, нового откровения затаенных дум его. Но фарисеи тоном нетерпения и материализма, а может быть, даже с оттенком насмешки и издевательства, осмелились спросить Его: когда же придет царство Божие? [498], как будто говорили: когда же кончатся все проповеди и приготовления и придет обещанное время? Ответ Его, по обыкновению, указывал, что они смотрят с совершенно ошибочной точки зрения. Приход царства небесного не будет, как они воображают, видим для взоров недалеких и любопытных. Лжехристы и обманщики раввины будут кричать: вот здесь! или вот там! Но это царство и теперь уже среди их, а, если у них достанет воли и разума узнать и понять, то царство это внутри их самих. Такого ответа достаточно было для фарисеев, но для учеников Иисус дал более полное пояснение. Они тоже не вполне понимали, что царство Божие уже наступило. Взоры их и теперь смотрели вдаль с напряженным и грустным вниманием в ожидании какого-то славного будущего, а в будущем, как бы оно славно ни было, они будут глядеть назад с более глубокою скорбью, даже с некоторою примесью расскаяния, на это прошедшее, — на эти дни Сына человеческого, в которые глаза их видели и руки осязали слово жизни. В те дни да не вовлекут их в ошибку восклицания: вот здесь! или вот там! В те дни, при общей лихорадочной и бесполезной деятельности, да не предадутся они спокойствию и золотым удобствам жизни. Потому что Сын человеческий придет быстро, внезапно, страшно, неотразимо, как громовая стрела; придет для всех вообще и для каждого порознь. Но прежде чем это сбудется, Он должен пострадать и умереть. Кроме того, как вода потопила чувственность в дни Ноевы, так пламя Его второго пришествия вспыхнет над чувственностью неожидающего Его мира: огонь и смола спадут с небес на город, подернутый гнилью. Горе тому, кто с прискорбием обратит свои взоры на мир, предназначенный погибнуть навсегда в пламени! Потому что тогда одна ночь насильственно и окончательно уничтожит все жизненные отношения, основанные на законах товарищества и правах семейных.
