Библейская Правда - Найдис Давид (лучшие книги онлайн TXT) 📗
Давид этого, конечно же, не желал. Он любил Вирсавию и дорожил своей незапятнанной репутацией.
Но над его головой сгущались грозовые тучи. Даже если бы Вирсавия проглотила язык, его участие в этом деле могло получить огласку. Ведь Давид и не особенно таился. Многие слуги знали об их преступной связи.
Царь всегда ценил в своих воинах храбрость, отвагу и личную преданность. Царь всегда воздавал по заслугам, чествовал и всячески возвеличивал своих генералов и героев войны, щедро одаривал их поместьями и рабами. Имена пятидесяти самых храбрых были занесены в специальную государственную Книгу воинской славы, а оттуда дважды переписаны в Библию. (2. Цар. 23; 1. Пар. 11). Давид знал, что только на них, на военную элиту он может положиться в часы опасности, только с их помощью может одолеть многочисленных врагов. В то же время, это была сила, которую следовало опасаться всерьёз.
Мудрость и справедливость царя были притчей во языцех. Эти редкие в те времена качества подогревали любовь народа к своему вождю. Нет, конечно, как самодержец и верховный правитель, помазанник Божий, он мог позволить себе иметь не только жену генерала, но и самого генерала. Но Давид не мог позволить себе подорвать доверие к нему народа. Кроме того, он не мог предвидеть, какова будет реакция военных. Тяжкое оскорбление, нанесённое одному из самых славных, могло быть расценено, как пощёчина всей армии, проливающей кровь за своего царя.
И этого Давид допустить не мог.
Он оказался в сложнейшей жизненной ситуации. Никогда ещё ему не приходилось искать выход из столь безвыходного, тупикового положения. Была, всё же, одна — единственная возможность, как тихо уладить дело, и он решил испробовать её.
Он срочно отозвал Урию из действующей армии. Якобы для того, чтобы узнать от него, какова ситуация на фронте, и обсудить с ним некоторые стратегические вопросы. Подпоив славного воина, Давид долго не задерживал его. Ласково потрепав героя по плечу, царь понимающе намекнул, что тот, конечно же, соскучился по красавице жене.
Отправив Урию домой, царь радостно потирал руки и восклицал, как впоследствии Александр Пушкин: «Ай да царь! Ай да молодец!» Он хитро рассчитал, что Урия, переспав с Вирсавией, сочтёт родившегося ребёнка за своего. Кто тогда, право же, считал месяцы!
Но высланные агенты донесли, что Урия всю ночь провёл на пороге своего дома, так и не отметившись у Вирсавии.
Царь пригласил солдата на завтрак и, скрывая озабоченность, спросил его, как бы в шутку: «Так что, мой друг, показал ли ты и сегодня ночью себя героем? Был ли ты так же стоек в ночном сражении?»
На что доблестный воин с достоинством отвечал: «Может ли раб твой предаваться любовным утехам, в то время как мои товарищи гибнут в бою за моего господина?»
Давид был тронут до слёз таким проявлением благородства, преданности и чувства долга. Но прослезился он оттого, что так прекрасно придуманный план потерпел фиаско
Отпуск был продлён ещё на один день. Но результат был тот же, плачевный. Возможно, Урия начал что — то подозревать. Потому что такой внезапный отпуск в разгар боевых операций был случаем необычным. Солдаты годами не видели своих жён. Возможно, кто — то из дворцовой челяди, обиженный Давидом, намекнул Урии, что ему следует продырявить в шлеме пару отверстий для царственных ветвистых украшений.
Тогда царь, загнанный в угол, решается на крайнюю меру, берёт на свою душу тяжкий грех. Отправляя Урию в действующую армию, он даёт ему запечатанную депешу, предназначенную главнокомандующему, Иоаву. В ней он тонко намекает племяннику, что не возражал бы, если бы Урия был поставлен в самый опасный участок сражения.
Исключительно для пользы дела, для поднятия боевого духа у воинов.
Иоаву не надо было повторять дважды, ему не надо было что — то прояснять. Иоав, как всегда, догадывался, что написано между строк, прекрасно зная нрав своего великого родственника.
«Посему, когда Иоав осаждал город, то поставил он Урию на таком месте, о котором знал, что там храбрые люди. И вышли люди из города, и сразились с Иоавом, и пало несколько из народа, из слуг Давидовых; был убит также и Урия Хеттянин». (2. Цар. 11. 16— 17).
«Нет человека, нет проблемы» — так любил говорить вождь народов великий Сталин. Очевидно, он научился этому, когда штудировал Библию в духовной семинарии, откуда был выгнан за бандитские замашки.
Убрав Урию, Давид решил большую личную проблему. Рождение Вирсавией ребёнка не должно было породить кривотолки. Ведь все знали, что Урия приезжал в отпуск. Но никто не знал, что он не появился у жены.
Иоав, вытащив для Давида каштаны из огня, имел серьёзные опасения, что царь может убрать его, как ранее убирал всех исполнителей своих преступных замыслов. Поэтому он счёл, что будет правильней, если он не станет открытым текстом отчитываться о проделанной работе и просить о вознаграждении. Он послал к царю гонца с депешей, в которой писал, что в последние дни произошло несколько жарких сражений. Армия понесла ощутимые потери. В депеше перечислялись имена погибших, среди которых ничем не выделялось нужное имя ненужного человека.
Наткнувшись на это имя, царь, как обычно, разодрал на себе одежды, громко кричал от горя, обливался горючими слезами и постился до вечера. Успокоившись, он сказал гонцу: ничего не поделаешь, пуля не выбирает. Все мы смертны. К сожалению, погибают и самые достойные.
«Тогда сказал Давид посланному: так скажи Иоаву: пусть не смущает тебя это дело, ибо меч поядает иногда того, иногда сего; усиль войну против города и разрушь его». Так ободри его» (2. Цар 11. 25).
По окончанию положенных дней траура Давид забрал Вирсавию в свой гарем.
____________________
Слухи об этом преступлении проникли в народ. То, что Давид не был наказан Господом, породило у израильтян сомнения в справедливости Бога. Тем самым Давид дал повод маловерам хулить Господа.
Два пророка подвизались при дворе Давида: Нафан и Гад. Они, да еще полководец Иоав, пожалуй, были единственными, кто не боялся говорить царю правду в глаза.
Нафан явился к Давиду и рассказал ему притчу о богаче и бедняке. У богача было большое стадо овец, у бедняка, — одна — единственная овечка, которую тот любил, холил и лелеял, как родную дочь. Когда к богачу пришел гость, то он пожалел зарезать одну из своих овец, но забрал овечку у бедняка. Как следует поступить с таким человеком, спросил Нафан.
«Сильно разгневался Давид на того человека и сказал Нафану: жив Господь! Достоин смерти человек, сделавший это. И сказал Нафан Давиду: ты тот человек. Но как ты этим делом подал повод врагам Господа хулить Его, то умрет родившийся у тебя сын». (2. Цар. 12. 5— 7, 14)
И действительно, новорожденный сын умер на седьмой день. В этом народ увидел руку Божью, покаравшую Давида. Грешник был сурово наказан. И подданные уже не злословили ни его, ни Бога. Наоборот, царь был достоин сострадания и участия. А где сострадание, там и любовь.
Отчего же умер родившийся ребенок? Действительно ли по воле Господа? Не были ли причиной тому те переживания, которые достались на долю Вирсавии? Возможно также, что она безуспешно применяла некоторые народные средства, способствующие прекращению беременности и выпадению плода.
Давид постился и горевал те семь дней, когда ребенок болел. Узнав, что сын умер, царь тотчас же успокоился.
«И сказал Давид: доколе дитя было живо, я постился и плакал, ибо думал: кто знает, не помилует ли меня Господь, и дитя останется живо? А теперь оно умерло: зачем же мне поститься? Разве я могу возвратить его? Я пойду к нему, а оно не возвратиться ко мне» (2. Цар. 12. 22— 23)
Ни до, ни после не было у израильтян более великого и более лицемерного царя.
____________________
У своевольного отца и сыновья были своевольными. Первенец Давида, наследник престола Амнон, так влюбился в свою сводную сестру Фамарь (дочь Давида от другой жены), что совсем потерял голову. Он не смог уговорить ее по — доброму, поскольку она берегла свою девичью честь. Тогда он хитростью заманил царевну в свою спальню, и тут же изнасиловал её. И тут же её возненавидел.
