Кровь брата твоего - Хэй Малколм (читать книги онлайн бесплатно полные версии .txt) 📗
«Наиболее ярким свойством евреев является их свойство быть своего рода концентратом, который нуждается в том, чтобы его растворяли и разбавляли. Он полезен только в растворе, подобно некому входящему в тысячу лекарств ингредиенту, применяющемуся повсюду, но в различных целях. В концентрированном виде он излишен, бесполезен, а возможно, даже опасен» (92, 709).
«Сконцентрировавшись», евреи были, несомненно, опасны. В Палестине «частицы» сплачивались в общину, угрожавшую нарушить политическое равновесие на Ближнем Востоке.
Британские официальные лица, включая тех, кто искренне стремился к выполнению условий мандата, испытывали раздражение при виде «заносчивости» молодых еврейских иммигрантов, которые часто шагали по улицам Тель-Авива или Иерусалима, распевая патриотические песни и тем самым демонстрируя то, что они находятся в стране не из милости, а по праву (между прочим, официально признанному Англией). Причиной глубокой неприязни англичан к сионизму было то, что сионисты восставали против установления, царившего в течение двух тысяч лет на Западе, и вели себя, как сказали бы средневековые папы, «дерзко и неблагодарно». Хотя, как отмечал в 1924 году отец Джиннз, выражение «грязные евреи» часто звучало на улицах Иерусалима, в последние два года британского мандата оно произносилось уже гораздо реже. В 1946 году молодой английский офицер вошел в тель-авивское кафе. Возможно, он был слегка навеселе. Во всяком случае, он бросил официанту: «Эй ты, грязный еврей, пошевеливайся!» Официант, член Хаганы *14, взял посетителя за шиворот и за штанину и аккуратно вынес его на мостовую. Именно из-за нежелания евреев терпеть унижения англичане ненавидели сионизм.
Попытки евреев избежать навязанной извне власти не только придали антисемитизму новую силу, но и привели к проявлению действия этого микроба в самых неожиданных местах, даже в среде англичан самого либерального толка. Возможно, они и сами не осознавали, что заражены.
Так, X. X. Эсквит считал идеи политического сионизма «фантастическими»; однако он готов был признать, что в Палестине евреи выглядят счастливее, «чем в тех жалких местах, из которых они вывезены». У него не вызывала энтузиазма идея, что «рассеянные по всему миру евреи со временем скучатся здесь» (8, 2, 219-220). На взгляд Эсквита, евреи не эмигрировали и не переезжали с места на место, как все прочие люди; их «вывозили», словно скот, они «скучивались», словно саранча. Посетив в 1924 году Палестину, он писал другу:
«Тверия кишит евреями, тогда как Назарет полон христиан» (9, 112). Возможно, его нерасположение к евреям было следствием его общественных и политических контактов с некоторыми ассимилированными английскими евреями, которых не возмущало презрительное отношение к ним и которые, следовательно, вполне заслуживали такого отношения. Марго Эсквит писала: «Хотя среди евреев у меня были и есть преданные друзья, мне часто приходилось вспоминать пословицу, гласящую, что на евреев нельзя полагаться». Она считала, что сравнение с англичанином — величайший комплимент, какой только можно сделать одному из ее «преданных» еврейских друзей. «Руфус Айзеке — один из самых симпатичных людей на свете… Еврей по рождению, он англичанин до мозга костей: чуждый обидчивости, беспокойства и подозрительности, он сочетает мудрость с осторожностью и смеется, как английский школьник» (10, 272).
Чиновник британской администрации в Палестине С. Р. Эшби рассказывает, над чем смеялся в Иерусалиме 25 лет назад один бывший английский школьник. «Английский офицер, принадлежавший к тому типу рыжеволосых англичан, которые во что бы то ни стало добиваются своего, пришел к Стене плача в тот день, когда там ничего не происходило. Достав из кармана шиллинг, он схватил первого попавшегося еврея и закричал: „Бери деньги и плачь, зануда!“ И тот стал плакать» (7, 6). Презрение англичан к евреям еще более ярко обнаруживается в другой истории, рассказанной тем же автором. Некий сионист английского происхождения сказал, что он не представляет себе более благородной смерти, чем пасть во главе еврейского батальона, защищающего страну от арабов. Англичанин, передавший Эшби эти слова, присовокупил: «Господи! Человек, который был англичанином, хочет стать, — тут он сделал паузу, и его голос упал до невыразимых глубин, — левантинцем!» (7, 171).
Арабское сопротивление сионизму поощрялось с нескрываемой юдофобией, проявляемой практически всеми представителями британской администрации. «Вы должны выглядеть суровыми и недружественными, — писал Дуглас Дафф. — Проявление неуместных симпатий к возвращающимся (в Палестину) евреям может повредить вам в глазах вышестоящих» (59, 118). Эшби записывает отрывок разговора на официальном банкете. Такой разговор мог бы состояться во дворце верховного комиссара или в офицерском клубе в любой день британского мандата. «На данный момент евреи в немилости, и потому их нет в числе приглашенных. 'Но, — сказал сидевший слева от меня чиновник, — сейчас речь идет не об этом. Задача настоящего момента… это создание армии, а арабы умеют воевать'» (7, 9). Британские офицеры редко питали иллюзии относительно боевых качеств арабов. Когда они говорили, что арабы умеют воевать, они на самом деле подразумевали, что евреи воевать не умеют. Несостоятельность арабов на поле боя была очевидна для военных специалистов еще со времен Наполеона. Однако, несмотря на эту несостоятельность, арабы — и даже палестинские арабы — считались достаточно хорошими бойцами для того, чтобы без труда расправиться с евреями. Эшби пишет, что в 1920 году один сионист сказал своим английским собеседникам: «Если вы выведете свои войска, мы за год — за два сможем вполне управиться сами» *15. «Вздор, — ответил ему англичанин Джон Смит». Это было то, что и следовало говорить на банкетах во дворце верховного комиссара.
Арабы считались хорошими воинами и джентльменами. Подтекстом обоих утверждений было то, что евреи не были ни тем, ни другим. «Араб, — писал Эшби, — в гораздо большей степени джентльмен». К этой категории он относил и Хадж-Амина ал-Хуссейни *16 (7, 148), которого после его подстрекательства к убийству евреев во время арабских беспорядков 1920 года сэр Герберт Сэмюэл назначил иерусалимским муфтием. Тот стал частым гостем за столом верховного комиссара, где его живописное одеяние способствовало созданию популярного восточного колорита. Несомненно, есть доля истины в его словах о том, что многие из его лучших друзей были британскими офицерами. Спустя 23 года этот достойный арабский джентльмен в Берлине подавал Гитлеру советы, как довести до конца уничтожение евреев Европы.
Для еврея снискать честь быть признанным англичанами джентльменом было трудным, но не совсем безнадежным делом. Преподобный д-р Юинг писал, что арабы и христиане с подозрением отнеслись к назначению сэра Герберта Сэмюэла верховным комиссаром Палестины. Их не вполне успокоило заверение, что, «хотя он и еврейского происхождения, сэр Герберт фактически является достойным и честным английским джентльменом» (62, 218). «Почему вы придерживаетесь проарабских и антиеврейских взглядов?» — спросил в 1936 году один турист английского офицера, занимавшего довольно высокий пост. «Потому что арабы — джентльмены, а евреи — нет», — огрызнулся тот. Но самое выразительное определение отношения среднего британского офицера времен мандата к ситуации в Палестине дал Горас Сэмюэл: «Они считают Декларацию Бальфура чертовским вздором, евреев — чертовской помехой, а арабов — чертовски хорошими ребятами» (161, 39). Приводимые ниже строки принадлежат перу С. Р. Эшби, представителю наиболее образованных кругов гражданской администрации. Средневековые предубеждения переплетены у него с предубеждениями современными, а критика и прогнозы на будущее служат образчиком взглядов, характерных для официальных лиц в подмандатной Палестине 25 лет назад:
"Я не встречал еще ни одного сиониста, о котором я мог бы с уверенностью сказать, что его политика умна и конструктивна… Все умные евреи или равнодушны, или враждебны. Во всем этом движении есть что-то наигранное, что-то журналистское… Как-то мой американский друг, прогуливаясь со мной по иерусалимским улицам, сказал, указав на медленно плетущихся, вялых горожан: «Эти люди — не материал, необходимый для создания государства».
