Соединение и перевод четырех Евангелий - Толстой Лев Николаевич (книги полностью бесплатно .txt) 📗

(Ин. X, 7-10)

И опять сказал им Иисус: истинно говорю вам, что мое учение — дверь овцам.

Все те, которые прежде меня приходили, — воры и разбойники: но и овцы не слушались их.

Я дверь. Если кто через меня войдет, то уцелеет. И войдет, и выйдет, и пастбище найдет.

Вор идет только затем, чтобы украсть, зарезать и погубить. Я пришел дверью, чтобы жизнь имели и с излишком имели.

Кажется, вполне ясно. Все те, которые приходили учить так же, как учу я, все те воры и разбойники, т.е. ясно: "Моисей и все пророки — ложные учителя. Слова: «Закон Моисея и пророки до Иоанна; Моисеем дан закон, истина и радость Иисусом Христом» — значат то же самое. Яснее, кажется, нельзя выразить отрицание закона Моисея.

Я отношу уцелеет, войдет и выйдет и пастбище найдет к овцам, так как без этого не только смысл сравнения теряется, но и все значение двери утрачивается. Я понимаю так: Иисус Христос сравнивает себя, как живого человека, с пастухом. Но, кроме того, он себя, свое

божеское сознание, сравнивает с дверью. И потому дальше он говорит: "вор идет только затем, чтобы украсть, зарезать и погубить; я пришел дверью, чтобы жизнь имели и с излишком имели (Ин. X, 10). И, оставив сравнение двери, опять продолжает сравнение себя с пастухом.

РАЗЪЯСНЕНИЕ ПРИТЧИ О ПАСТУХЕ И ОВЦАХ

(Ин. X, 11-18)

Я пастух хороший. Хороший пастух жизнь свою кладет за овец.

Наемный — не пастух, ему овцы не свои, он видит, что идет волк, бросает овец и бежит; а волк хватает и разгоняет овец.

А наемный бежит, потому что он наемный, и нет ему дела до овец.

Я хороший пастух, я узнаю своих овец, и они узнают меня.

Так же, как знает меня Отец, и я знаю Отца и жизнь свою кладу за овец.

И другие есть у меня овцы, не от одного двора, и тех мне надо вывести, и голос мой услышат, и будет одно стадо и один пастух.

За то и любит меня Отец, что я отдаю жизнь свою за то, чтобы опять получить ее.

Никто не отнимает ее у меня, но я сам по своей воле отдаю ее и могу получить ее. Эту заповедь получил я от Отца моего.

ОБЩЕЕ ПРИМЕЧАНИЕ

Притча эта об овцах и пастухе, уже представлявшаяся Иисусу Христу прежде, когда ему народ казался подобным овцам, разогнанным без пастуха, разъясняется Иисусом Христом теперь с трех сторон: .

1) Он говорит, что он говорил не раз, что всяких дорог много, но вход всегда один. Он говорит, что в овчарню одна дверь и из овчарни один выход на пастбище, т.е. чтобы кормиться — жить. И для жизни людей есть выход, этот выход есть разумение жизни, то, чему он учит. Всякое учение, которое не основано на разумении жизни, — ложно, и все знают это, как знают овцы, когда вор лезет через ограду.

2) Он говорит, что он вошел этой дверью и зовет людей идти за ним в эту дверь, чтобы получить жизнь. И как овцы идут за пастухом, вошедшим дверью и со знакомым им голосом, так и люди пойдут за ним. И не одни только те люди, которым он говорит теперь, но все люди; так что, как если овец свести в одно стадо, и их поведет один пастух, так и его учение соединит всех людей.

3) Он говорит: кроме того, что в овчарне овцы узнают, отличают настоящего пастуха от вора, — и в поле, на пастбище настоящий пастух отличается от наемного. Тут Иисус Христос сравнивает пастуха наемного с хозяйским сыном, пасущим отцовское стадо. Наемный убежит от волка, ему дела нет до овец, а хозяйский сын, пастух, тот не жалеет себя для овец, потому что овцы отца его. И он не бросит овец, потому что они его овцы и он их пастух и хозяин. Так и учение Моисея было учение ложное, потому что по его закону выходило воровство, грабеж и выгода для тех, кто проповедовал. По учению же Иисуса нет ни воровства, ни грабежа, и не только нет выгоды тому, кто проповедует, но, напротив, все учение его состоит в том, чтобы жизнь свою отдавать для других с тем, чтобы получить истинную жизнь. В этом состоит та заповедь Отца, которую он проповедует людям.

(Ин. X, 19-21)

И опять сделался раздор между иудеями от этих слов.

Многие говорили: он бесится и сумасшествует, что вы его слушаетесь?

Другие говорили: такие речи не от бешеного, Кто бесится — не может слепым открывать глаза.

Стихи 22 и 23, говорящие о том, что был такой-то праздник зимой, тот праздник, который бывал через два месяца, вводят подробность ни к чему не нужную, тем более что речь, сказанная при этом случае, прямо продолжает то, что говорилось прежде.

(Ин. X, 24-29; Ин. XI, 25, 26; Ин. X, 30)

И вот окружили его евреи и говорят ему: до каких пор ты будешь нас мучить? Если ты Христос, скажи нам.

Отвечал им Иисус: я говорил уже вам, а вы не верите. То, как я живу по учению Отца моего, показывает вам, кто я.

А вы не верите, потому что вы не из овец моих, как я сказал вам.

Овцы мои понимают мой голос, и я признаю их, и идут за мной.

И я жизнь не временную даю им, и не погибнут в этом веке, и не отнимет никто их у меня.

Отец мой, который вручил мне их, больше всех и никто не может отнять их у Отца моего.

Я — пробуждение и жизнь. Тот, кто верует в меня, хоть и умрет, жив будет.

И всякий живущий и верующий в меня не умрет в этом веке.

Я и Отец — одно.

ОБЩЕЕ ПРИМЕЧАНИЕ

Евреи умоляют Иисуса открыть им, Христос ли он. Они, видимо, страдают так, как страдали и страдают многие прежде и теперь, сомневаясь в том, что Христос есть второе лицо троицы, и боясь одинаково отвергнуть то, чему верят миллионы и исповедуют как истину веры, без которой нельзя спастись, и признать ложь за истину. Они умоляют Иисуса облегчить их душу, вывесть из мучительного сомнения. И что он отвечает им? Продолжает поговорку об овцах и говорит: что он и Отец — одно, но не отвечает на их вопрос ни да, ни нет, не разрешает их. мучительного сомнения. И не их одних, но всех нас, миллиардов людей, живших после него. Если он был Бог, то как же мог всемогущий, всеведущий, все благий Бог не знать всех тех страданий, которые примут и те евреи, и мы с миллиардом людей, мучимые сомнениями и лишенные спасения? Он не мог не пожалеть их и нас. И ему стоило только сказать: да, я Бог, и евреи и мы были бы блаженны.

Но не только Бог, если он был святой человек, но и не только святой человек, если он был просто человек, если бы он был даже злой обманщик, он, зная всю бездну зла, которое произойдет от этого сомнения, не мог не сказать тогда да или нет: да, я Христос, мессия; нет, я не мессия. Но он не сказал ни того, ни другого. И все евангелисты прямо записали это, записали именно эту жестокость его, если он был Бог, как понимает церковь; это уклонение его, если он был человек, как понимают историки. Он не сказал им ни того, ни другого, а повторил яснее, сильнее то, что он прежде говорил.

Объясняя, кто он такой, что он такое, и во имя чего он учит, и в каком смысле он Христос, избранник, помазанник Божий, и в каком смысле он не Христос, он сказал: я и Отец — одно. Он ответил все то, что мог; он не мог ответить иначе, потому что он признавал себя Христом, избранником Божиим, но не в том смысле, в котором понимали слово Христос, мессия иудеи. Если бы он сказал им, что он Христос, они бы поняли в нем пророка, царя, но уже не могли бы понять того, чем он исповедовал себя, человеком, вознесшим в себе разумение жизни для того, чтобы освятить во всех других это разумение. Если бы он сказал им, что он не Христос, они бы лишены были того истинного блага, которое он проповедовал людям, и это была бы неправда, потому что он чувствовал себя Христом, избранником Божиим. Он сказал им прежде, что он пришел от пославшего его Отца, что он только творит волю этого Отца, что он только пастух, указывающий дверь овцам, что он дает жизнь вечную тем, которые верят ему, и что Отец людей — Бог ведет их к нему, и что он и Отец — одно, т.е. что он — разумение.

(Ин. X, 31-38)

И вот опять взялись за камни евреи, чтобы побить его.

Сказал им Иисус: много показал я вам добрых дел Отца моего, за какое же дело из всех вы хотите побить меня каменьями?