Заратустра: Смеющийся пророк - Раджниш Бхагаван Шри "Ошо" (прочитать книгу TXT) 📗
— Все это ерунда. Не слушай этого человека — это просто глупо.
Но второй ученый заинтересовался. Он сказал:
— Я куплю ее, — и добавил своему другу: — запомни, это моя женщина, и я не потерплю, чтобы кто-нибудь увивался вокруг моей женщины.
Первый ученый сказал:
— Никогда не думал, что ты так глуп. Это же просто резиновый мешок. Но тот ответил:
— Хочу предупредить тебя заранее. Я не буду смотреть спокойно, если ты попытаешься завести какие-нибудь отношения с моей женщиной.
— И не подумаю... — сказал его приятель.
Но это трудно себе представить: жить четыре месяца одному... Да еще когда тебе каждый день говорят об этой женщине: "Она такая миленькая, такая хорошенькая. Знаешь, я даже боюсь, что не смогу любить настоящую женщину. Ни одна настоящая женщина не может быть так красива и послушна".
Мало-помалу другой ученый тоже стал чув ствовать, что ему нужна женщина. Однажды, когда друга не было дома, он решил воспользоваться случаем. Он надул резиновую женщину и воскликнул:
— Боже мой! Она гораздо красивее любой Софи Лорен !
Он не смог устоять и занялся любовью с этим резиновым мешком. И на этом дело не кончилось: играя с ее резиновой грудью, он прокусил ее, и женщина улетела в окно! Воздух вышел так неожиданно, что она вылетела в форточку. И как раз в этот момент вернулся его друг. Он сказал:
— Ну, все. Я предупреждал тебя, но ты не слушал. — И он застрелил предателя.
Через четыре месяца он вернулся в деревушку, чтобы купить кое-что. Продавец спросил:
— Как вам нравится женщина? Да, я что-то не вижу вашего друга.
Ученый ответил:
— Не говорите мне о нем. Он мне не друг. Мне пришлось пристрелить его.
— Пристрелить? За что?
— Он заигрывал с моей женщиной. Я за нее заплатил. Мало того, он испортил мою женщину, и я пришел за новой.
Продавец не мог поверить, что ревность может быть так тяжела — и по такому банальному поводу.
Но ревность держит вас внизу. Гнев делает вас тяжелыми. Конкуренция, жажда собственности сделали вас пигмеями; иначе вы тоже были бы великанами, под обно Заратустре или Гаут аме Будде.
Заратустра говорит: Враждебен я Духу Тяжести. Вместо того чтобы перечислять все, что делает вас тяжелыми, он просто пользуется словами Дух Тяжести. В них содержится все, что отягощает вас.
...Поистине, смертельна, непримирима, исконно вражда моя!
Я могу теперь спеть об этом, и хочу петь: хотя один я в пустом доме, и придется петь песню для собственных ушей.
Есть, конечно, другие певцы, у кого только в полном доме голос делается мягким, жест — выразительным, взор — красноречивым, сердце — бодрым: но я не похож на них.
Эти певцы — не настоящие. Песня приходит не спонтанно. Их песня — товар. Им нужна публика — покупатели; они не могут петь в одиночестве. Они не могут быть цветами, что цветут в одиночестве глухого леса, куда никто не заходит. Но цветок цветет всеми своими красками и отдает ветрам свое благоухание — не заботясь о том, достигнет ли оно чьих-нибудь ноздрей, увидят ли чьи-нибудь глаза его прекрасные краски. Это внутренний рост. Он не будет ждать прохожих, толпы, которая станет оценивать и аплодировать.
Заратустра говорит: "Есть другие певцы, очень искусные, очень красноречивые, но они будут петь только при полном зале; я не из них. Песня — моя душа. Она не продается; это не товар. Я пою ее не для того, чтобы развлечь кого-нибудь, я пою ее из чистой радости. Для меня радость — петь. Совершенно безразлично, похвалит ее кто-нибудь или осудит".
Тот, кто научит людей летать, сдвинет все пограничные камни — моя песня абсолютно свободна, она посвящена свободному духу человека; она хочет сдвинуть все пограничные камни — сами эти камни заставит он воспарить, и новым именем назовет землю — именем "легкая". Моя песня не принадлежит Духу Тяжести; моя песня — начало вознесенного существования.
Страус бежит быстрее самой резвой лошади, но в тяжелую землю еще прячет он голову свою: так и человек, который не умеет еще летать. Большинство людей тысячи лет ведет себя подобно страусам. Их логика одинакова: выкопайте яму в песке и суньте в нее голову. Это помогает страусу. Это называется " страусиной логикой". Это помогает ему не видеть врага; а если он не видит врага, он делает вывод, что его нет. Он может бегать быстрее любой лошади, но становится жертвой своей идиотской логики — его может убить любой.
Как только он видит приближающегося врага, он тут же закрывает глаза и засовывает голову поглубже в песок. И тогда он совершенно спокоен: он не видит врага, значит, его нет. Но на самом деле он становится более уязвимым. Если бы он не закрывал глаза, он мог бы убежать, он мог бы драться, он мог бы спастись.
Заратустра говорит: "Человек, который еще не может летать, в точности как страус. Он способен летать, но вырыл в земле глубокую нору; он привязан к земле. Он боится потерять свою собственность, он боится потерять толпу, боится потерять свою семью, боится тысячи и одной вещи. Из-за своего страха, абсолютно необоснованного — это всего лишь проекции ума — он стоит на месте; он не движется. Он не пускается в странствие по неведомым землям, он не начинает восхождение к неведомым вершинам.
Это самое главное: быть странником, как чужой в чужих землях, и быть альпинистом, восходящим к вершинам. Это первые упражнения для полетов в небо. Просто так не взлетишь .
Вам будет л юбопытно узнать, что почти сто л ет альпинисты всего мира приезжали в Гималаи и совершали невероятные усилия, связанные с огромным риском, чтобы покорить еще незавоеванный пик, Эверест. До Эдмунда Хиллари погибли сотни альпинистов; не нашли даже их костей. Самое любопытное то, что эти альпинисты приезжали со всего света, но ни один индиец даже не пошевелился — это было слишком рискованно, слишком опасно.
