Акедия - Бунге Габриэль (серии книг читать онлайн бесплатно полностью txt) 📗
Иные при этом возразят: «Вот и прекрасно, однако мы тут ни при чём. Мы Вам не анахореты и не киновиты, мы простые христиане и живём в миру!» Это возражение возникает из-за того досадного заблуждения, о котором мы упомянули выше, будто существует особый мир иноков и отшельников, который не имеет ничего общего с миром «обычных» христиан. Это заблуждение имеет далеко идущие последствия и заслуживает отдельного разговора. По сути, вопрос сводится к следующему: что есть духовная брань – причастны ли к ней все христиане, или это удел избранных? Здесь мы касаемся вопроса о самой сущности монашеской жизни, которая не зависит от перемены её исторических форм. Иными словами, пороки, с которыми сражаются анахореты, следует ли объяснять лишь особыми условиями пустынножительства (и в таком случае им лучше оставаться дома), или же они знакомы всему человеческому роду? Но в таком случае, разве Христос, Который, по справедливому замечанию Евагрия, во всём для нас является примером, удалился в пустыню только затем, чтобы сразиться с сатаной лицом к лицу? [41] Ведь нигде в другом месте Он не мог столь открыто явить Себя миру? И вновь предоставим слово Евагрию. По его мнению, – и это простейшая истина, которую чаще всего оставляют без должного внимания, – пороки, которые притесняют человека, суть одни и те же, всегда и везде; условия жизни меняют лишь формы их проявления:
С мирскими людьми бесы ведут брань больше посредством вещей, с монахами же – преимущественно посредством помыслов, ибо в пустыне подвижники лишены вещей. И насколько легче согрешить в мысли, чем на деле, настолько тяжелее мысленная брань брани, возникающей через вещи. Ибо ум легкоподвижен и неудержим в своём стремлении к беззаконным мечтаниям [42].
В другом месте Евагрий устанавливает различие между монахами-анахоретами и киновитами:
Против отшельников бесы борются сами, а против тех, кто добивается добродетели в киновиях и братствах, они вооружают наиболее нерадивых из братии. Но вторая брань намного легче первой, потому что на земле нельзя найти людей, которые были бы более жестокими, чем бесы, или таких, кто может воспринять сразу всё их коварство [43].
Иными словами, враги человеческого рода, – страсти (и уныние лишь одна и притом злейшая из них) или распаляющие их бесы, – повсюду суть одни и те же. Различны бывают лишь степень напряжённости и средства, которые бесы избирают себе в качестве орудия брани. Христиане, живущие в миру, прежде всего имеют дело с материальными предметами, здесь страсти предстают в «воплощённом» виде. А те, кто живёт в монашеских общинах, чаще всего сталкивается со слабостями нерадивых собратьев, которые не могут удержаться на высоте своего призвания. Отцы очень часто говорят о соблазнах (скандала), которые представляют собой характерную особенность общежительного монашества. Поэтому некоторые авторы настоятельно советуют не вступать на эту стезю слабым личностям. Наконец, анахореты (отшельники в узком значении слова), отрёкшиеся и от предметов материального мира, и от постоянных сношений с другими людьми, оказываются лицом к лицу с «голыми» бесами, которые предстают им в виде помыслов [44]. Последние суть те образы и воспоминания о вещах и взаимоотношениях с другими людьми, которые глубоко запечатлелись в нашем уме и с новой силой выступают наружу и тогда, когда уже нет вызвавших их к жизни причин. Эти «помыслы» и есть страсти в чистейшем виде, если можно так сказать, оторванные от своей непосредственной причины, которая чаще всего закрывает от нас их подлинную природу. Здесь бес предстаёт без личины, в «обнажённом» виде. Евагрий при этом замечает, что это единоборство «лицом к лицу» едва ли не жесточайшая схватка, потому что нет такого человека на земле, который был бы более коварным и лютым, чем бесы [45].
Эти замечания наводят нас на размышление. Первые монахи уходили в пустыню с уверенностью, что им предстоит сразиться с самим «князем мира сего». Пойти вслед за Христом в пустыню означало не укрываться от искушений, а встретить их лицом к лицу, как Он, и вместе с Ним в открытой схватке сразиться с «голым» искусителем. Опасным заблуждением было бы думать, что сегодня что-то изменилось. Враг рода человеческого действует независимо от места, времени и конкретных обстоятельств жизни. В нашем секуляризованном и «демифологизированном» мире нередко тот, кто сегодня уходит в монастырь или посвящает себя служению Церкви, не отдаёт себе отчёта в том, что ipso facto он «вступает в пустыню», место полного одиночества и богооставленности, бесконечной засухи и обманчивых миражей.
Но совершенно неправильно считать, будто демоны живут только в пустыне, и искушения анахоретов никак не касаются остального мира. Ведь нет искушений, свойственных исключительно тому или иному образу жизни, есть лишь искушения, которым подвергается всякий сын Адама, кем бы он ни был и где бы он ни жил.
Это прежде всего касается уныния. Поскольку из всех страстей именно оно чаще всего нападает на отшельников, как говорил об этом Нил Синайский, уныние являет им самое себя в открытую, без личины, «голым». Уныние, как мы увидим, это своего рода точка пересечения и конечное свершение всех других страстей. Поэтому Евагрий и говорит о бесе уныния как о самом «тяжёлом» из всех. Достаточно прочитать описания его различных проявлений, которые даёт Евагрий, чтобы легко убедиться в том, что этот бес довольно часто встречается на пути, и чаще всего остаётся «инкогнито». Человек, живущий в миру и даже в монашеской общине, едва ли может вполне объективно судить о всеобщем характере зла.
Нет ничего удивительного в том, что многие христиане, живущие в миру, не осознают этого. Гораздо хуже, когда многие монахи и священники, которые не имеют права не знать об этом, упорствуют в своём неведении. Почитая себя достойными «жнецами» на «ниве» Господней, они забывают о «враге», который ночью там сеет плевелы. И когда эти плевелы уже размножатся, они досадуют, что не пришлось собрать плоды, на которые, как им казалось, они имеют все права.
Откуда берётся это незнание простейших правил духовной брани? Быть может, из того факта, что слишком многие монахи и священнослужители вместо того, чтобы сознательно вместе с Христом удалиться в самое сердце пустыни, предпочитают остаться в этом призрачном мире, подлинная природа которого остаётся сокрытой от них.
Нам могут возразить: «Пора бы и покончить с этими сказками про «мир» и про «дьявола», современному человеку все эти старые истории совершенно ни к чему!» Действительно, в наши дни всё труднее становится говорить о зле как о «личной», персонифицированной силе. Один баптист вообще потребовал, «чтобы раз и навсегда было покончено с мифом о дьяволе!»
А может быть, поэт оказался более проницателен, чем учёный-библеист? В «Парижском сплине» Шарль Бодлер устами одного проповедника, «более умного, чем его собратья», говорит:
«Возлюбленные братья, когда услышите хвалу прогрессу и просвещению, не забывайте, что самая изощрённая хитрость дьявола состоит в том, чтобы уверить вас, что он не существует!» [46]
«Просвещённый» взгляд человека, который намерен решительно покончить с «предрассудком», имеет мало общего с самой Библией, что со всей очевидностью показал выдающийся экзегет Генрих Шлиер [47].
Перед нами не стоит цель обстоятельно изложить учение отцов-пустынников о бесах вообще, ни Евагрия в частности. Мы позволим себе лишь представить на суд читателя несколько соображений на этот счёт [48].
