Последняя точка(Удивительные свидетельства монахов и иных лиц, живыми проходивших мытарства) - Серикова Валентина
После пережитого тогда пришло обостренное чувство совестливости, если так можно сказать. Я еще тогда заметил: там такая красота, что даже если в земной жизни трудно, то это какая-то секунда, если судить относительно того мира. Ради вечного блаженства и той несказанной радости стоит жить, страдать, бороться. Вспоминаю слова преподобного Серафима Саровского и его образное сравнение, что если нам здесь, на Земле, полагалось бы быть погруженными с червями, то даже и в этом случае мы должны благодарить Господа ради того знания, что будем спасены» [14].
Похожие духовные выводы после перенесенной клинической смерти сделала для себя еще одна раба Божия. В 1982 году жена военного, на то время жительница Крыма Валентина Романова, получила в автомобильной катастрофе травмы, несовместимые с жизнью, и уже в больнице на два часа сердце ее остановилось. Дальнейшее она описала так:
— В теле раздался толчок. Я оказалась как бы над всеми. Врач спокойно записывает что-то. Говорит, что утром из Симферополя надо вызвать машину и отправить в морг.
Меня охватывает такой страх, что, кажется, сердце разорвется. Слышу приближающийся гул. Монотонный такой. Как в метро. Чувствую, сзади черная дыра. Вроде как труба, в которую меня всасывает. Тянет долго. Ощущение не из приятных. Наконец выбрасывает куда-то. Грунт каменистый. Ничего нет вокруг.
Вдруг вижу: слева стоит высокий мужчина. Я к нему! Хочу спросить, где я нахожусь. И тут вижу его взор… Страшные глаза, нечеловеческие. Как у зверя в прыжке. У меня душа заледенела. Первая реакция: бежать! Развернулась, а сама думаю: ну куда я от него скроюсь? Закричала. Откуда-то взялись непривычные слова: «Господи, спаси!» И вдруг почувствовала облегчение. Рядом появился кто-то другой. Я его не вижу, но чувствую: красивый такой. Как только злой пытается меня схватить, он становится между нами. И так мы бежим. Неожиданно спотыкаюсь о какой-то невидимый, словно стеклянный, барьер. Падаю. И тут снова из меня как будто что-то выходит. Мой спасатель ловит это что-то. Дух? Душу? Не знаю. А злой останавливается у барьера. Не может его переступить. На меня даже не смотрит. Уходит. Что такое? Почему тот за мной гнался? И тут справа и слева за мной оказываются двое. Я их не вижу, но они меня ведут. Как заключенную.
После смерти человек лишается не только тела. У него воли нет. В том мире не желаешь идти, хочешь убежать, скрыться, но не можешь. Воля у нас есть только здесь. Ты волен заслужить рай или ад. Но только ЗДЕСЬ. ТАМ уже поздно…
Я ощущаю, что лечу все ниже, словно раскрылась земная кора. Оказываюсь у края бездны. Мне говорят: «Смотри». Проносится мысль: неужели сбросят? Я закрываю лицо ладошками (так мне казалось), потому что запах… Меня чуть не стошнило. Теперь знаю: так пахнет мертвое тело. Ничего не видно. А они опять: «Смотри!» Я глянула и в ужасе отпрянула. Миллионы людей! Как головастики в бочке. Рыдания, вопли, стоны. На глубочайшем дне люди всех цветов кожи. Особенно много таких, у которых на голове что-то намотано. Черви впиваются в тела и доставляют, видимо, невыносимую боль. Эти несчастные срывают их с себя и бросают друг на друга. Они… испражняются на глазах друг у друга и сами же во все это садятся. Невыносимая вонь! Стены пропасти доверху в плевках и кале.
Мне говорится: «Это колодец отходов». Я спрашиваю: «Как они туда попали? Как их спасти? Надо какой-то канат. Почему к ним так безразличны?» А мне в ответ: «Здесь человеческие пороки». — «Как это — пороки?» Сопровождающие поясняют: «Скотоложники, извращенцы, блудники, прелюбодеи, развратители малолетних, мужеложники…» Я и слов таких не знала. Мне говорят: «Прикосновение этих людей приносит страдание. Они получили то, что заслужили…»
И вдруг я вижу поле. Канавка какая-то. Ко мне спиной сидят две женщины. И детки. Испачканные, грязные. Думаю, как они попали сюда? «Это нерожденные дети», — получила ответ. «Как это?» — «Жертвы абортов. И твои здесь…» У меня волосы встали дыбом. Я ведь делала аборты. Не ведала, что это грех. Слова такого не знала. Мне придется отвечать за них?! Женщины не обернулись. Молчали. И тут я поняла, что меня ждет наказание. Пришла непередаваемая тоска…
Показав многое в аду, а затем утешив и укрепив виденным в раю, Господь вернул Валентину на покаяние и для свидетельства нам — тем, кто желает принести покаяние, исправиться и быть с Богом. Позже Валентина Романова вспомнила, что в ее детстве к ним в дом заходил какой-то старичок в простой рубахе. Дал ей конфетку, а матери сказал: «Эта девочка еще отмолит весь ваш род». Необычные тогда слова запомнились на всю жизнь. А недавно Валентина узнала того старичка на иконе преподобного Феодосия Кавказского [15].
Об усвоенных качествах, которые становятся неотъемлемой частью нашей души, говорит и раба Божия Наталья Седова, жительница Санкт-Петербурга, у которой в 1996 году во время операции по поводу онкологии душа покинула тело: «Я отчетливо помню, что ТАМ у меня сохранились наиболее выраженные черты моего характера, которые руководили мною и ТАМ. Это напористость и беспокойство, неумение ждать. Теперь могу лишь сделать вывод, что воспитывать свой характер нужно здесь, на земле. ТАМ это будет уже поздно. ТАМ мы будем лишь поставлены перед свершившимся фактом» [16].
Впечатляющий урок вразумления Господь попустил ветерану войны в Афганистане, бывшему наркозависимому жителю Подмосковья Василию Лазареву, который ушел от передозировки. Будучи там, вне тела, Василий своими глазами видел, как можно ранить словом. «Это как… например, пулевое ранение и ножевое, которые у меня были, но они ни в какое сравнение не идут с тем, как может ранить человек просто одним брошенным словом. И как запоминается это на всю оставшуюся жизнь. К каким последствиям это может привести. Каким осторожным надо быть в своих поступках. Многие люди думают, что есть лишь эта жизнь, а потом все, какое-то темное беспросветное нечто и ничего нет. Нет, друзья мои, всем придется отвечать за сделанное. Абсолютно всем.
…В момент смерти я никакой боли не чувствовал. Помню темноту. Как бы схлопывается сознание. Глаза закрываются, и колокольчики звенят в ушах. Потом видел, как приехала скорая. Что-то врачи с телом делали. Пришло осознание того, что я умер. Но никакого сожаления при этом не было. Я чувствовал радость, покой, наслаждение. Видел, как лежит мое тело в машине скорой помощи. Но мне оно было совершенно безразлично. Вот как мимо камня на улице идешь — ну, лежит и лежит.
После этого меня потянуло вверх, как будто теплой ладонью вверх стало приподнимать. Я ощущал прямо волны счастья и абсолютнейшего спокойствия и защиты. Все вокруг пропитано любовью такой силы, что и непонятно, с чем сравнить. Меня тянуло как будто сквозь какие-то облака. Как самолет взлетает. Выше и выше. И тут передо мной возникла фигура в ослепительном сиянии. Она была в длинном одеянии, в хитоне. Знаете, я ведь до того времени ни разу Библию не открывал и никогда никаких мыслей о Боге, о Христе у меня не было. Но вот тогда я сразу всеми фибрами души понял, что это Он. А Он — как отец родной. Он встретил меня, блудного сына, с любовью, какой не увидишь на Земле. Со мной так никогда никто не разговаривал. Он не укорял, не убеждал, не ругал. Он просто показывал мою жизнь — как кинокартину. Мы общались мыслями, и каждое слово Его воспринималось как закон. Без всяких сомнений. Он говорил тихо и ласково, а я все больше убеждался в том, что был чудовищно неправ не только к себе, но и к родным, да и вообще ко всем. Я плакал, рыдал, сердце мое очищалось, постепенно мне становилось легче. Мне такое сравнение запало в голову: когда горшечник делает горшок и заготовка у него упала, он ее начинает руками выправлять… Точно как горшечник, Он правил мою душу. Она была такая грязная…
