Легенды о Христе (с илл.) - Лагерлеф Сельма Оттилия Ловиса (читать книги бесплатно полностью без регистрации .txt) 📗
– Улетайте! Улетайте!..
И три оставшиеся птички вдруг ожили, замахали крылышками и, робко вспорхнув, перелетели на край крыши, где им уже не грозила опасность.
Иуда, увидав, что птицы по приказанию Иисуса ожили, распустили крылья и полетели, зарыдал, начал рвать на себе волосы и бросился к ногам Иисуса, целуя его колени и умоляя Иисуса раздавить его так же, как он топтал глиняных птиц.
Мария, все время молча следившая за игрой детей, теперь встала, подняла Иуду с земли, посадила к себе на колени и приласкала его.
– Бедный мальчик! – сказала она. – Ты не понимаешь, что ты поступил так, как ни одно живое существо не смеет поступать. Никогда не делай этого, если не хочешь сделаться самым несчастным из людей. Горе человеку, который захочет сравняться с Тем, Кто может солнечные лучи превращать в краску и мертвой глине придавать дыхание жизни!..
В храме
Жили некогда двое людей – муж и жена. Однажды они отправились со своим маленьким сыном в Иерусалимский храм. Сын их был необыкновенно красивый ребенок: волосы его ниспадали мягкими локонами, а глаза сияли как звезды.
Мальчика ни разу еще не брали в храм, пока он не подрос настолько, чтобы понимать все окружающее. И теперь родители водили его по храму и показывали все его великолепие.
Там были длинные ряды колонн, золотые алтари; святые мужи сидели на циновках и поучали своих учеников; тут можно было видеть и первосвященника с нагрудником из драгоценных камней; занавеси из Вавилона, затканные золотыми розами; громадные медные двери, которые были так тяжелы, что тридцать человек едва могли отворять и затворять их… Не перечесть всего, чем славился этот знаменитый храм!..
Но мальчика, которому всего было двенадцать лет, мало занимала роскошь и великолепие храма. Мать говорила ему, что все это величайшие редкости во всем мире. Она говорила, что ему еще не скоро придется снова увидать их: в бедном городке Назарете, где они жили, нечем было любоваться, кроме пыльных улиц.
Но ее рассказы не производили на мальчика большого впечатления. Мальчик, казалось, с удовольствием убежал бы из храма и вернулся играть в узкие улицы Назарета.
Но вот что было удивительно: чем равнодушнее выглядел мальчик, чем рассеяннее делался его взор, тем веселее и довольнее становились его родители. Они радостно кивали друг другу за спиной мальчика и, казалось, были вполне счастливы. Наконец мать сжалилась над усталым ребенком и сказала:
– Мы ходили слишком долго. Поди отдохни немного!
Она присела у подножия одной из колонн и сказала мальчику, чтобы он лег на пол и положил голову ей на колени. Мальчик охотно ее послушался и сейчас же задремал.
Как только он заснул, жена сказала мужу:
– Ничего я так не боялась, как той минуты, когда он войдет в Иерусалимский храм. Я думала, что, увидя Дом Божий, он захочет навсегда остаться в нем.
– Я тоже боялся этого путешествия, – сказал муж. – При его рождении было немало чудесных знамений, указывавших на то, что ему суждено стать великим царем. Но что принесет ему с собой даже царский сан, кроме забот и опасностей? Я всегда говорил, что, как для него, так и для нас, лучше всего будет, если он останется простым плотником в Назарете.
– С тех пор как ему минуло пять лет, – задумчиво сказала мать, – с ним не случалось больше никаких чудес. И сам он не помнит ничего из того, что происходило во время его младенчества. Теперь он такой же ребенок, как и все остальные дети. Конечно, да будет на все воля Господня, но я начинаю надеяться, что Бог в Своей милости изберет другого для высоких судеб и оставит мне моего сына.
– Что касается меня, – продолжал муж, – я уверен, что все пойдет хорошо, если он ничего не узнает о знамениях и чудесах, происходивших в первые годы его жизни.
– Я никогда не заговариваю с ним об этом, – отвечала жена. – Но я боюсь, что помимо меня может случиться что-нибудь такое, что откроет ему, кто он. Больше всего боялась я вести его в этот храм.
– Ты можешь успокоиться: опасность миновала, – сказал муж. – Скоро мы снова вернемся в Назарет.
– Я боялась книжников в храме, – продолжала жена. – Я боялась пророков, которые сидят здесь на своих циновках. Я думала, что, когда он появится перед ними, они все встанут и преклонятся пред ним, как перед царем иудейским. Странно, что они не узнали его. Никто из них за всю свою жизнь ведь не встречал такого ребенка.
Она помолчала немного, задумчиво глядя на спящего сына.
– Одного я не понимаю, – снова заговорила она, – я думала, что когда он увидит судей, разбирающих здесь людские распри, книжников, поучающих юношей, или священников, служащих Господу, то он очнется, и переполнится душа его, и он воскликнет: «Я родился, чтобы жить здесь среди этих судей, книжников и священнослужителей!»
– Что за счастье для него жить в этих галереях? – прервал муж. – Разве он не может бродить по холмам и горам в окрестностях Назарета?
Жена тихо вздохнула.
– Он так счастлив там, дома, – сказала она. – Как любит он ходить со стадами овец на далекие пустынные пастбища, как любит он бродить по полям и смотреть на труды поселян!.. Нет, я не могу и подумать, что мы поступаем нехорошо, стараясь удержать его около себя…
– Мы только избавим его от величайших страданий, – сказал муж.
Так продолжали они тихо беседовать, пока не проснулся мальчик.
– Ну что, – спросила мать, – ты теперь отдохнул? Вставай, наступает уже вечер, и мы должны успеть вернуться к палаткам.
Они находились в это время в самой дальней от входа части здания.
…Немного спустя им пришлось проходить по старинной пещере, которая сохранилась со времен первой постройки храма. Там у стены стоял медный рог, такой большой и тяжелый, что никто не мог поднять его и затрубить. Он был исцарапан и погнут, снаружи и внутри покрыт пылью и затянут паутиной, сквозь которую едва виднелись следы древних письмен. Тысячи лет прошли, и никто не пытался извлечь из него звук.
Увидя громадный рог, мальчик в изумлении остановился.
– Что это такое? – спросил он.
– Это рог, называемый Голосом Князей Мира, – отвечала мать. – Им Моисей сзывал детей Израиля, когда они рассеялись по пустыне.
С тех пор никто не мог извлечь из него ни единого звука. Это удастся сделать только тому, под чьей властью соберутся все народы земли.
Женщина с улыбкой, как старую сказку, передавала сыну это предание, но мальчик стоял как очарованный перед громадным рогом, пока мать не позвала его. Из всего, что он видел в храме, ему понравился только этот рог. Он охотно остался бы, чтобы хорошенько разглядеть его.
Пройдя еще немного, они очутились на большом, широком дворе храма.
В одном месте толщу холма, на котором стоял храм, прорезала широкая, бездонная расщелина, образовавшаяся еще в незапамятные времена; когда царь Соломон строил храм, он не велел ее засыпать. Вместо же моста или решетки Соломон приказал укрепить над расщелиной клинок в несколько локтей длины лезвием вверх. Проходили века за веками, текли события, а клинок по-прежнему висел над расщелиной. Его покрыла ржавчина, заклепки его расшатались от времени, а лезвие дрожало и качалось, когда кто-нибудь тяжелой поступью проходил по двору.
Когда мать с сыном дошли до этой расщелины и обходили ее стороной, мальчик спросил:
– Что это за мост?
– Его устроил здесь царь Соломон, – отвечала мать. – Зовется он Райским мостом. Кто перейдет бездну по этому дрожащему клинку, острие которого тоньше солнечного луча, тот может быть уверен, что попадет в рай.
И она улыбнулась и пошла дальше, а мальчик стоял и смотрел на тонкий дрожащий стальной клинок, пока мать не позвала его.
Он со вздохом повиновался ей, сожалея, что она не показала ему этих чудесных вещей раньше, когда он мог хорошенько разглядеть их.
Они шли не останавливаясь до большого входного портика с пятью рядами колонн. Здесь, в углу, возвышались две колонны из черного мрамора. Высокие, величественные, они стояли на одном пьедестале и так близко одна к другой, что между ними едва можно было просунуть соломинку. Вверху их украшали капители с изображениями голов невиданных животных. Все они сверху донизу были покрыты трещинами и царапинами: время попортило их более других колонн. Даже каменные плиты пола вокруг них были стерты больше других, и на них ясно видны были углубления – следы бесчисленных ног множества поколений. Мальчик снова остановил мать вопросом:
