Священная загадка [=Святая Кровь и Святой Грааль] - Бейджент Майкл (читать книги полностью без сокращений .txt) 📗

Ответ на эту загадку, кажется, лучше всего искать в перемирии, желаемом и полученном. В самом деле, двухнедельная передышка была так необходима осажденным, что эта необходимость оправдывает выдачу большого числа заложников. Передышка, служащая для того, чтобы отдалить неизбежное, выиграть время. Не какое-то время, а вполне определенное количество времени, даже специфическое, потому что позволило им дождаться дня весеннего равноденствия, ритуального праздника катаров, совпадающего с христианской Пасхой.

Но ведь катары, подвергающие сомнению факт распятия, не имеют никакого основания придавать значение воскресению!? Тем не менее, известно точно, что четырнадцатого марта, накануне истечения срока перемирия, в окруженном замке состоялся праздник [18] . Без сомнения, эта дата была выбрана не случайно, также как и то, что в конце церемонии шесть женщин и человек двенадцать мужчин — рыцарей и младших офицеров — были приняты в лоно катарской Церкви. Имеет ли все это какое-либо отношение к таинственному «предмету», который тайно покинет Монсегюр спустя две ночи? И, следовательно, был ли этот «предмет» необходимым во время церемонии? Играл ли он какую-то роль в обращении новых еретиков? Был ли он настолько драгоценен, что для его спасения требовалось сообщничество всех, кто отправлял его из замка, и риск собственной жизнью? Все эти вопросы сводятся к одному: каким же легендарным и необыкновенным сокровищем обладали катары?

Тогда мы вернулись к духу многочисленных легенд, которые в XII и XIII веках тесно связывали между собой катаров и Святой Грааль. До сих пор мы придавали этому мало значения, даже не зная точно, существовала ли на самом деле эта драгоценная чаша, и какой интерес представляла она для религии катаров.

Имеются многие свидетельства; кое-кто считает даже, что романы о Святом Граале — Кретьена де Труа, например, и Вольфрама фон Эшенбаха в Германии, — это интерполяция в христианскую религию катарской идеи, скрытой в поэтической аллегории. Это утверждение содержит долю правды; действительно, во время Альбигойского крестового похода представители Рима осудили романы о Святом Граале как опасные, если не еретические, из-за явно выраженного в них очень специфического дуализма.

Ко всему прочему, Вольфрам, немецкий поэт, располагает замок, в котором находится священная чаша, в Пиренеях, и, как кажется, Рихард Вагнер принял эту версию. Этот замок называется Мунсальвеш — германизированная форма названия Монсальва — термина катаров. Кроме того, в одной из поэм Эшенбаха владельца замка Грааля зовут Перилла; хозяина Монсальва звали Раймон де Перей; в документах той эпохи его имя писалось чаще как Перелла [19] .

Если эти совпадения поражают нас, то они поразили также и Соньера, более, чем мы, проникшегося духом местного фольклора. А так как он неплохо разбирался в географии, то он знал, что Монсегюр находится недалеко, и что его трагическая судьба все еще волнует умы жителей; он знает также, что величественная тень вековой крепости вполне могла бы скрывать какую-то тайну.

Итак, на следующий день после окончания перемирия четверо из осажденных сбежали из капитулировавшей цитадели, унося с собой драгоценную ношу. Но разве этот груз не был вынесен из замка три месяца назад? Значит, могло случиться так, что вторая часть его, которую потом найдет аббат Соньер, содержала в себе некое разоблачение? И что это разоблачение каким-то непонятным образом связано со Святым Граалем? В таком случае, Романы о Граале могли бы иметь другое значение, нежели то, которое им обычно придают?

Где же тогда находится это сокровище? В укрепленных гротах Орнолака, в Арьеже, где, согласно преданиям, группа катаров будет уничтожена вскоре после трагедии Монсегюра? Но кроме человеческих останков в Орнолаке ничего не нашли. Почему бы тогда не вспомнить о Ренн-ле-Шато, расположенном в полдне езды верхом от Монсегюра, или об одной из труднонаходимых пещер, которые буквально пронизывают близлежащие горы? И, следовательно, почему бы тайне Монсегюра не быть одновременно «тайной аббата Соньера»?..

О ком бы ни шла речь — о катарах или о Соньере — оба сокровища означают, вероятно нечто отличное от того, что этим термином обычно определяют; и в обоих случаях можно различить какой-то знак, информацию, относящуюся к христианству — к его доктринам и к его теологии, и может быть, к его истории и происхождению. Располагали ли им катары или хотя бы некоторые из них, вызвав этим лютую ненависть и месть со стороны Рима? Была ли это та самая информация, на которую указывал английский священник, говоря о «формальном доказательстве»?

Снова мы испытали чувство, что подверглись самым нелепым измышлениям на очень опасной и неустойчивой почве, так как наши знания о катарах были ничтожны, и было очень трудно установить какую-либо гипотезу.

Именно тогда наше расследование привело нас на новый, еще более загадочный, более маловероятный путь: путь рыцарей Храма.

Знакомые и дорогие для Истории тени тамплиеров! Горделивые рыцари в белых плащах с красным крестом, галопом несущиеся по дорогам Святой Земли… Солдаты Христа, вечно бесстрашные, часто фанатичные, отдающие службе свою веру и свои силы, чтобы, как мы знаем, проявить себя героями во время крестовых походов. Рыцари Храма Соломонова — вот кто эти воинствующие монахи; но они были также членами таинственного ордена, союза со многими и опасными ликами, интриги, замыслы, действия и заговоры которого еще и сегодня окружены атмосферой неясности и двусмысленности.

Каких только чувств они ни вызывали! Как только им ни удивлялись, какими только их ни описывали… Если Вальтер Скотт в «Айвенго» показывает их лицемерными и спесивыми деспотами, без стыда злоупотреблявшими своей властью и богатством, вершившими по своей прихоти судьбы отдельных людей и целых государств, то другие писатели XIX века видят в них злодеев, осквернителей, идолопоклонников, еретиков, а также магов и алхимиков. Однако, сегодня кое-кто считает их несчастными жертвами, простыми пешками на шахматной доске Церкви и государства; другие, в традициях франкмасонства, рассматривали их прежде всего, как мистиков, адептов некой науки, известной только им, тайны которой они ревниво охраняли.