Условия абсолютного добра - Лосский Николай Онуфриевич (прочитать книгу .TXT) 📗
Клагес талантливо излагает свое учение: попутно он высказывает много ценных мыслей, например о душевной жизни растений (III, 813 и след.), о философии языка (III, 924 и след.: 1143 и след.). Нельзя не сочувствовать ему, когда современную технически–индустриальную культуру с ее стандартизацией всех проявлений
215
жизни он изображает как царство фантомов (II, 767 и след.; Ill, 1228 и след.). Однако основная его мысль, будто дух есть метафизический паразит, разрушающий биологическую жизнь и ведущий к уничтожению ее и самого себя, явно несостоятельна. В основе ее лежит неправильная психология мышления и теория знания.
Акты осознания и опознания, согласно Клагесу, невременны, т. е. не имеют длительности, а потому и предмет их невременен и, следовательно, оторван от действительности. Против этого рассуждения следует заметить прежде всего, что невременность духовных интеллектуальных актов не доказана Клагесом. Но даже если и допустить, что акты осознания и опознания невременны, из этого вовсе не следует, будто предмет их тоже должен быть невременен. В самом деле, «я» человека, как и всякий субстанциальный деятель, есть существо сверхвременное. Стоя выше времени, я могу направить свой моментальный акт созерцания на целый отрезок изменчивой действительности, например на мелодию в ее только что отзвучавшем прошлом, настоящем и нарождающемся будущем. Как известно, интенциональный акт и предмет, на который он направлен, могут глубоко отличаться друг от друга. Так, в каждом случае воспоминания акт вспоминающего созерцания совершается в настоящее время, а созерцаемое посредством него событие находится в прошлом. Таким образом, сознательное созерцание, восприятие не есть отрыв от живой, творчески изменяющейся действительности.
Посмотрим теперь, как обстоит дело с опознанием предмета и мышлением в понятиях. Опознание и мышление требуют актов сравнивания, т. е. различения и отождествления; следовательно, оно руководится принципом тождества «А есть А» и принципом противоречия «А не есть не–А». Гегель, Бергсон, Клагес и многие другие мыслители полагают, что предмет, подчиненный закону тождества, неизбежно должен быть невременным, неизменным и, следовательно, не принадлежит к области живого бытия. Это убеждение есть следствие ошибочного понимания закона тождества, которому вообще не везет в истории философской мысли. Закон тождества, закон противоречия и закон исключенного третьего суть в своей основной форме не логические, а онтологические законы. Кроме Сверхмирового начала и кроме субстанциальных деятелей, как носителей творческой силы, все остальные предметы имеют характер определенности, А–вости, В–вости, С–вости и т. д. Онтологический закон тождества, которому подчинены эти предметы, гласит, что каждый из них есть нечто определенное, например А. Онтологический закон противоречия состоит в том, что «А не есть не–А», а закон исключенного третьего - в том, что «всякий определенный элемент мира есть или А, или не–А». Законы эти слишком основные, слишком всепроникающие, поэтому они кажутся тривиальными, незначительными, важных следствий, вытекающих из них, часто не понимают; начиная формулировать их, делают это неточно, ошибочно; тогда возникают
216
непреодолимые затруднения и попытки отрицать их или ложно истолковывать. Всего хуже обстоит дело с законом тождества. Когда говорят о законе тождества как о законе онтологическом, в его формуле следует избегать повторения знака А: в этом законе речь идет не о тождестве двух экземпляров А, а о самотождестве А, т. е. всякой определенности. Когда на основе онтологического закона тождества формулируется логический закон тождества, т. е. закон, в Котором идет речь о свойствах истины, о свойствах суждений, выражающих истину, его можно формулировать так: «Во всех суждениях объективное содержание А остается всегда тождественным себе самому А». В формуле этого закона знак А повторяется, но и в ней речь идет не о двух экземплярах А, а о двух или многих случаях интенциональных актов суждения, имеющих в виду единственное, буквально то же самое А. Это абсолютное тождество предмета, сохраняющееся для сознания, несмотря на множество актов суждения о нем или актов воспоминания о нем и т. п., есть нечто, с одной стороны, самоочевидное, а с другой стороны, и очень трудно объяснимое. Не много есть философских систем, которые способны ясно и вразумительно показать, какое строение мира и сознания обеспечивает возможность того, чтобы многие различные интенциональные акты (восприятия, воспоминания и т. п.) направлялись на то же самое А.
Самотождество определенности, о котором здесь идет речь в онтологическом и в логическом законе, вовсе не требует невременности бытия: самое головокружительно быстрое изменение в каждой своей фазе и в целом есть нечто строго определенное, т. е. самотождественное. Повторные сознавания и опознавания этого изменения могут содержать истину о нем лишь в том случае, если в многократных актах сознавания имеется и головокружительная быстрота изменения предмета и вместе с тем абсолютное численное тождество его. Как это возможно? Интуитивистическая теория знания отвечает на этот вопрос очень просто. Положим, вспоминая прошлое, я говорю: «Дом моего соседа, когда в него ударила молния, в течение нескольких минут был весь охвачен огнем». Я, познающий субъект, будучи сверхвременным, способен - спустя много времени после акта восприятия предмета — много раз направлять свои акты воспоминания на абсолютно то же самое событие в подлиннике и вновь осознавать его: при этом акты сознавания, опознавания и т. п. суть новые события, а сознаваемый предмет их есть абсолютно то же единственное событие. Философские системы, неспособные дать отчет, как возможно такое абсолютное тождество предмета в воспоминании, суждении, умозаключении, не могут объяснить истинности и самых простых умозаключений и суждений, что и обнаруживает их несостоятельность.
Сомнения в применимости закона тождества, противоречия к изменению, совершающемуся сплошно во времени, возникают, между прочим, в силу следующего обстоятельства. Мышление о
217
таком событии, как, например, полет пушечного ядра, обязывает признать, что в момент времени ядро занимает определенное место в пространстве и не может переместиться из него; отсюда делают вывод, что в момент времени ядро покоится в определенном месте в следующий момент оно покоится в другом месте и т. д. Из суммы состояний покоя никак нельзя получить движения. Следовательно, делают отсюда вывод, если движение существует, оно не подчинено закону противоречия: в каждый момент времени оно находится и не находится в определенном месте пространства (см., например: Гегель. Собр. соч., 2–е изд. IV, 67).
В этом рассуждении кроется следующая ошибка. Момент времени есть граница между двумя отрезками времени, не имеющая длительности; поэтому, действительно, в момент времени пушечное ядро занимает определенное место в пространстве и не перемещается из него. Однако это вовсе не значит, что ядро покоится: покой есть пребывание тела в одном и том же месте в течение отрезка времени, хотя бы самого краткого, например в течение одной тысячной секунды, а в нашем анализе речь шла не об отрезке времени, а о моменте времени, т. е. об идеальном аспекте его, принадлежащем к строению времени, как границе между частями его, но не составляющем части времени (по поводу всех этих вопросов см. в моей «Логике» о логических законах мышления, § 30–36).
Наконец, есть и еще одно недоразумение, приводящее к мысли, будто мышление в понятиях есть отрыв от живой действительности. Правильно формулированное понятие остается тождественным во всех актах мышления и обладает невременным характером; отсюда делают вывод, что понятие не дает знания о живой действительности. Рассуждая так, упускают из виду, что все временное имеет также невременной аспект; понятия о событиях суть созерцание временного сквозь рамки невременного, дающее высшую точность знания без упущения из виду живой изменчивости бытия.
