Условия абсолютного добра - Лосский Николай Онуфриевич (прочитать книгу .TXT) 📗
Старец Никодим Святогорец говорит: «Чем мрачнее и безотраднее скорбь людей, которым случилось как‑либо пасть, тем обличительнее, что они слишком много уповали на себя и очень мало на Бога: оттого скорбь падения их и не растворяется никакою отрадою». Он советует человеку усилить упование свое на Бога и, «ненавидя непотребные страсти» бороться с ними до конца, но не слишком предаваться печали и томлению, так как эти чувства происходят от самолюбия (1, 4). «Первое, что нужно, не останавливайся на себе, не говори: как я такой потерпел это и допустил! Это вопль гордостного самомнения. Смирись, напротив, и, воззрев ко Господу, скажи и восчувствуй: «Чего другого ожидать было от меня, Господи, столь немощного и худонравного!» Но свалить вину на свою немощь и успокоиться на этом тоже было бы
175
ошибкой. Старец настойчиво указывает на то, что первоисточник дурного поступка находится в свободной воле человека: «Ни люди окружающие, ни стечение обстоятельств не виноваты в грехе твоем. Виновно одно злое произволение твое. Себя и укоряй», однако так, чтобы это было «сокрушение и болезнование о грехе не столько по причине унижения себя грехом, сколько по причине оскорбления им Бога» (7, 28).
Наставления христианских подвижников указывают пути для освобождения от душевных ран и комплексов, открытых Фрейдом, с тем отличием, что они ведут к цели прямее и проще, без психоаналитического копания -в душе. Старец Никодим советует не сосредоточиваться бесплодно на своем «я», так как мысли и чувства по поводу своего «я», вызываемые успехом или падением, суть проявления самолюбия и себялюбия; он учит человека выйти из пределов своего «я» и сосредоточить внимание на отталкивающих сторонах порочной страсти и на Боге, как совершенном существе, оскорбляемом ею.
Развитие в себе христианского смирения есть радикальное лечение души, потому что оно устраняет первопричину ее заболеваний — самолюбие, гордость, тщеславие, вообще все те страсти, которые связаны с преувеличением значения своего «я». Отрицательное отношение к идее смирения, нередкое в наше время, обусловлено прежде всего прометеевским духом нашей эпохи, но кроме того — и непониманием сущности смирения, в особенности смешением его с комплексом малоценности в той его форме, которая имеет характер самоуничижения.
Комплекс малоценности содержит в себе чувства, стремления и представления, связанные с мучительным опасением отстать от других людей, быть ниже их в каких‑либо отношениях; он приводит к постоянному сравниванию себя с другими людьми, терзающему душу. Можно различать два вида этого комплекса — борющийся и отчаявшийся. Первый содержит в себе побуждение отрицать или принижать достоинства других людей и, встретившись с успешной деятельностью тех из них, которые возбуждают чувство соревнования, тотчас браться за аналогичное дело, чтобы показать, что «и я не хуже их». Отчаявшийся носитель комплексы малоценности отказался уже от надежды догнать, или перегнать других людей, но все же продолжает непрестанно сравнивать себя с ними и терзаться; в отличие от борющегося он впадает в другую крайность — преувеличивает достоинства других людей и свои недостатки, открыто высказывает всюду свое отрицательное мнение о себе и боится взяться даже и за такие дела, которые соответствующего силам и способностям. Основа обоих видов комплекса одна и та же: самолюбие, тщеславие, гордость. Давно уже замечено, что «унижение паче гордости».
Угнетающий душу комплекс малоценности есть скрытая драма жизни множества артистов, художников, поэтов, ученых, политиков, но также и людей всех классов и положений. Подлинное смирение глубоко отлично от самоуничижительного комплекса
176
малоценности; источник смирения есть любовь к Богу и абсолютному добру, побуждающая сравнивать себя не с другими людьми, а (. идеалом абсолютного добра, откуда возникает признание себя бесконечно далеким от совершенства и неспособным достигнуть его одними собственными силами, без благодатной помощи Бога. В состав идеала абсолютного совершенства входит любовь ко всякому добру и всякому достоинству всех существ. Кто увлечен этим идеалом, тот освобожден самим содержанием его от завистливого сравнения себя с другими людьми и, следовательно, от комплекса малоценности.
Перечисленные средства преодоления гордости более или менее успешно ведут к цели, если человек, сам хочет бороться с этим недостатком. Но бывают гордецы, в особенности среди богоборцев, считающие свою гордость достоинством. У нас, людей, почти нет средств помочь им, кроме разве приемов, побуждающих их наблюдать гордость других людей и, таким образом, опознать отрицательные стороны ее. Не следует, однако, отчаиваться и думать, что всем им предстоит страшный опыт бесконечного удаления от Бога по пути сатанинской эволюции. Душа человеческая сложна; виды гордости и богоборчества, условия их возникновения чрезвычайно разнообразны. В душе гордого человека, дошедшего даже до богоборчества, может находиться много других склонностей и чувств, например живая непосредственная симпатия к обездоленным или любовь к определенной личности, и эти чувства, вступив в столкновение с гордостью, могут смягчить сердце и научить забывать о своем «я». Бывают случаи, когда гордость есть не первичное преувеличение ценности своего «я», а производное явление, развившееся из увлечения другими ценностями или отталкивания от чего‑либо отрицательного. Сложный пример такой производной гордыни и богоборчества представляет собой история души Ницше.
Ницше был в детстве религиозен, исполнителен до чрезвычайности, не любил грубых слов товарищей (Андлер. Ницще. Т. 2. С. 41–44). Во все периоды жизни ему присуща была тенденция к доброте и состраданию, доходящая до слезливой чувствительности, говорит Ландсберг в статье «Болезнь Ницше». Робость, склонность к жалости, мечтательная печаль были скрытой слагаемой его души. В «Так говорил Заратустра», том самом произведении, где Ницше советует подтолкнуть падающего, он говорит о днях своей юности: «Моя чистота некогда говорила, что все существа должны быть для меня божественными»; «мудрость моей юности говорила мне некогда, что все дни должны быть для меня священны». «Но враги подсылали навстречу моей кротости самых наглых нищих», подгоняли всегда «к моему состраданию самых неисцелимых бесстыдных и ранили мою добродетель в ее вере». Наблюдение пошлости мнимой добродетели и слабостей всякой нашей земной добродетели, встречи с бесстыдной порочностью приниженных средою людей и наряду с этим недовольство собственной чувствительностью, которая, как все земное, выражала высокие черты духа несовершенно, неадекватно, иногда даже в
177
жалкой, смешной форме, — все эти условия могли создать в душе Ницше стремление к бегству от мира и от себя самого в аффектированную стилизацию гордости, воли к власти, жестокости и неверия в Бога. Он сам прозревал эти основы своего не столько отрицания Бога, сколько отталкивания от тех несовершенных представлений о Боге, которые отчасти создавал он сам, отчасти приписывал другим людям.
Последний папа, встретившись в горах с безбожником Заратустрой и ища у него приюта, говорит ему: «Кто всего больше любил Бога и обладал Им, тот теперь наиболее утратил Его». Заратустра в этой беседе упрекает Бога в том, что Он «дал нам уши, плохо слышащие Его, и еще стал мстить «своим горшкам и творениям за то, что они ему не угодили»; эта месть была «грехом против хорошего вкуса»; «долой такого Бога!». Прислушиваясь к таким речам, старый папа говорит: «О, Заратустра, ты с этим своим неверием более благочестив, чем думаешь. Какой‑либо Бог обратил тебя к этому безбожию». Заратустра указывает ему путь к своей пещере, говорит, что охотно проводил бы его сам туда, по тому что любит всех благочестивых людей, но теперь он торопится уйти, потому что слышит крик о помощи и хочет, чтобы в его местности никто не испытывал вреда: «Всего более хотел бы я поставить всякого печального опять на ноги, на твердую почву». Именно в этих словах выражается подлинная природа Ницше, а не в пышных декламациях о безжалостной воле к власти. Крайняя чувствительность, чрезвычайная чуткость к чужому страданию были всегда ему присущи, говорит Ландсберг, и подтверждается это фактами, приводимыми/ например, Я. Буркхардтом.
