Лецзы (перевод Л.Д. Позднеевой) - Ле-цзы (хорошие книги бесплатные полностью .txt) 📗
— Чему радуешься в одиночестве?
— Чему учитель печалится в одиночестве? — спросил Янь Юань в ответ.
— Сначала поведай о своих мыслях, — сказал Конфуций.
— Прежде я слышал от учителя: «[Кто] радуется Небу и знает [его] веление, не печалится». Поэтому [я], Хой, и радуюсь.
Конфуций изменился в лице и через некоторое время заговорил:
— Это [я] сказал? Ты понял неверно. Эту мою прежнюю речь прошу исправить нынешней речью. Ты услышал лишь, что не печалится тот, кто радуется Небу и знает [его] веление; но еще не слышал, сколь велика печаль того, кто радуется Небу и знает [его] веление. Ныне же поведаю тебе все по правде. Совершенствоваться самому, не думая, о том, прославишься или останешься в бедности, сознавая, что [хотя] ни прошедшее, ни будущее не зависят от тебя, но ничто не смутит твоих мыслей, — вот что ты называешь «не печалится тот, кто радуется Небу и знает [его] веление». Прежде я улучшал песни и предания, исправлял обряды и музыку {2}, чтобы с их помощью навести порядок в Поднебесной и оставить [его] будущим поколениям. [Стремился] совершенствоваться не только сам, навести порядок не только в царстве Лу. Однако в Лу и государь и слуги с каждым днем все больше нарушали порядок; милосердие и справедливость все ослабевали; чувства и характеры ожесточались. [Если] это учение не годилось для своего времени, для одного царства, как же [пригодится оно] для будущего, для всей Поднебесной?! Я начал понимать, что песни, предания, обряды и музыка не спасут от смуты; но еще не нашел средства, как это исправить. Такова печаль того, кто радуется Небу и знает [его] веление. Хотя я это и обрел, но ведь [подобные] радость и знания не те радость и знания, о которых говорили древние. Не иметь радости, не иметь знаний — вот истинная радость, истинные знания! Поэтому нет ничего, чему бы не радовался, нет ничего, чего бы не знал, нет ничего, чему бы не печалился, нет ничего, чего бы не совершил. К чему отбрасывать песни и предания, обряды и музыку? К чему их исправлять?
Янь Юань обратился лицом к северу, поклонился и сказал:
— [Я], Хой, также это постиг.
Вышел и поведал обо всем Цзыгуну. Цзыгун же пришел в смятение, [словно] растерялся. Вернулся домой и целых семь дней размышлял с такой страстью, что не мог ни спать, ни есть, остались от него лишь [кожа да] кости. Янь Юань не раз пытался его вразумить, пока наконец [Цзыгун] не вернулся к воротам учителя и до конца дней своих не прекращал петь песни, аккомпанируя себе на струнах, и рассказывать предания.
Чэньский полководец приехал послом в Лу и тайно встретился с Шусунем {3}.
— В нашем царстве есть мудрец, — сказал Шусунь. — Не Конфуций ли? — спросил [гость].
— Да, он.
— Откуда известно о его мудрости?
— Я слышал от Янь Юаня о том, что Конфуций способен использовать форму [тело], отбросив сердце.
— Знаешь ли, что в нашем царстве также есть мудрец? — спросил полководец из Чэнь.
— Кого называешь мудрецом?
— [Одного] из учеников Лаоцзы — Кан Цанцзы {4}. [Он] обрел учение Лаоцзы и способен видеть ушами, а слышать глазами.
Услышав об этом, луский царь очень удивился [и] послал к Кан Цанцзы вельможу с щедрыми дарами. Кан Цанцзы принял приглашение и приехал. Царь Лу униженно попросил разрешения задать вопрос. Кан Цанцзы же ответил:
— Тот, кто передал обо мне, напутал. Я способен видеть и слышать без глаз и ушей, но не способен заменять зрение слухом, а слух — зрением.
— Это еще более удивительно, — сказал царь Лу. — Каково же это учение? Я хочу наконец о нем услышать!
— Мое тело едино с моей мыслью, мысль едина с эфиром, эфир — един с жизненной энергией, жизненная энергия едина с небытием. Меня раздражает даже мельчайшее бытие [существо], даже самый тихий отклик. Пусть [они] далеки — за пределами восьми стран света, или близки — у [моих] бровей и ресниц, я о них обязательно буду знать. Не знаю, ощущение ли это, [воспринятое] мною через [все] семь отверстий {5} и четыре конечности, или познание, [воспринятое] через сердце, желудок, [все] шесть внутренних органов. Это естественное знание, и только.
Царю Лу это очень понравилось, и на другой день [он] рассказал обо всем Конфуцию. Конфуций улыбнулся, но ничего не ответил.
Жрец из Шан, ведающий закланием жертвенного скота, встретился с Конфуцием и воскликнул:
— Ах! Цю — мудрец!
— Как смею [я], Цю, быть мудрецом! — ответил Конфуций. — [Я], Цю, лишь многое изучил и многое узнал.
— Три царя — вот мудрецы! — воскликнул жрец из Шан.
— Три царя прекрасно умели доверять знающим и мужественным. Но [были ли они] мудрецами, [я], Цю, не знаю.
— Пять предков — вот мудрецы!
— Пять предков прекрасно умели доверять милосердным и справедливым. Но [были ли они] мудрецами, [я], Цю, не знаю.
— Трое владык {6} — вот мудрецы!
— Трое владык прекрасно умели доверять тем, кто соответствовал своему времени, но [были ли они] мудрецами, [я], Цю, не знаю.
— Но кто же тогда мудрец? — в ужасе спросил жрец из Шан. Конфуций изменился в лице и через некоторое время ответил:
— Есть мудрец {7} среди людей Запада. Не управляет, а нет смуты, не говорит, а [все] сами собой [ему] доверяют, не творит, а [все] само собой делается. Необъятен [настолько], что народ даже не может назвать [его] имя. [Я], Цю, сомневаюсь, — мудрец ли он. Воистину ли мудрец? Воистину ли не мудрец? Не ведаю.
Жрец из Шан помолчал, подумал и воскликнул:
— Конфуций меня обманул!
— Каков в сравнении с тобой Янь Юань? {8} — спросил Цзыся у Конфуция.
— Хой превосходит [меня], Цю, в милосердии.
— Каков в сравнении с тобою Цзыгун?
— Сы превосходит [меня], Цю, в красноречии.
— Каков в сравнении с тобою Цзылу? {9}.
— Ю превосходит [меня], Цю, в мужестве.
— Каков в сравнении с тобою Цзычжан? {10}.
— Ши превосходит [меня], Цю, в непреклонности.
— Но почему же эти четверо служат [тебе], учитель? — спросил Цзыся, поднявшись с циновки.
— Сядь! Я поведаю тебе, — сказал Конфуций. — Хой способен быть милосердным, но не способен перечить; Сы способен быть красноречивым, но не способен запинаться; Ю способен быть мужественным, но не способен быть трусливым; Ши способен быть непреклонным, но не способен быть уступчивым. Я не согласился бы обменять свои [достоинства] на те, которыми обладают все четыре ученика вместе. Вот почему они неизменно служат мне.
Учитель Лецзы, после того как обучился у Лесного с Чашигоры и подружился с Темнеющим Оком, поселился в Южном Предместье. Приверженцы его поселились [тут же. Их] каждый день считать не успевали, и сам Лецзы не знал, сколько [их], хотя каждое утро [он] вел с ними диспуты, и об этом стало повсюду известно. Учитель Лецзы двадцать лет прожил рядом с Учителем Южного Предместья {11}, отделенный от него лишь оградой. Однако друг друга [они] не посещали и не приглашали, встречаясь же на улице, как будто друг друга не замечали. Ученики и слуги у ворот считали, что между учителем Лецзы и Учителем Южного Предместья существует вражда.
[Некий] чусец спросил учителя Лецзы:
— Почему [вы], Преждерожденный, и Учитель Южного Предместья чуждаетесь друг друга?
— Зачем к нему ходить? — ответил учитель Лецзы. — Лицо Учителя Южного Предместья [отличается] полнотой, а сердце — пустотой, уши у него не слышат, глаза не видят, уста молчат, сердце не знает, тело не движется. И все же попытаюсь вместе с тобой отправиться [на него] посмотреть.
