Дневники св. Николая Японского. Том ΙII - Святитель Японский (Касаткин) Николай (Иван) Дмитриевич
Моисей Минато пишет в Сикотана: благополучно провел там зиму с христианами–курильцами; одного младенца крестил в смертной опасности.
Игнатий Такаку, которого я считаю безнадежным по лености, опять прекраснейшее, исполненное ревности и надежд на успехи проповеди в Мацусиро письмо пишет. Какие мастера на слова японцы! Ибо ждать пробуждения Такаку было бы смешно.
Андрей Ина из Идзи пишет, что Юлия Судзуки, мать катихизатора Иоанна, умирая, заклинала своего мужа сделаться христианином и он будто бы обещал это. Значит, бросит свою любовницу? Беспутный старик, имеющий уже внуков на возрасте! Оттого и дети беспутные, кроме Иоанна.
На всенощной сегодня, пред Вознесеньем, из города совсем мало было бы молящихся.
2/14 мая 1896. Четверг.
Вознесенье.
Литургия отслужена соборне с четырьмя иереями. Было и несколько русских: мадам Шпейер с ребенком и женской прислугой, генерал Соломко, лейтенант Будиловский с женой, похожей на увядший от осеннего ветра цвет.
После обедни один тоокейский христианин принес на просмотр составленную им Священную Историю, состоящую в буквальном изложении текста Евангелия в хронологическом порядке; хронологиею пользовался нашего издания. Просил он нового нашего перевода Евангелия для подставления чтения катаканою. Труд его я похвалил, хоть и мало полезен он, все же благочестивое занятие ему; перевод пусть берет у Кавамура — ризничего, в промежуточное между богослужениями время.
До литургии сегодня окрещены: один возрастный и два младенца.
Учитель физики приносил список физических инструментов, необходимых в Семинарии при преподавании физики. Купил ныне несколько самых необходимых. Во время каникул приготовил помещение в библиотеке и приобрел тем полный комплект.
3/15 мая 1896. Пятница.
О. Борису Ямамура послано 25 ен на обычный его объезд по приходу.
Димитрий Константинович Львовский приходил после класса пения пожаловаться на двух учениц — не хотят петь дискантом, просятся в альты. Я, в свою очередь, пожаловался учительнице Надежде Такахаси; та разобрала, ученицы поплакали, ибо не думали, что так серьезно примут их просьбу, — и все обошлось благополучно: будут петь дискантом, ибо, по испытании, альтов у них не оказалось.
4/16 мая 1896. Суббота.
Христианин из Сукагава, Павел Нисимура, привез дочь тринадцати лет сюда в школу; катихизатор прежде просил принять ее на том основании, что ее за веру притесняют в школе там.
— Притесняли тебя? — С участием спрашиваю.
Она даже не поняла вопроса.
— Товарки тебе говорили что–нибудь неприятное за то, что ты христианка?
— Нет.
— Учителя делали это?
— Нет.
— Но знали все, что ты христианка?
— Знали.
— Ты почему же так думаешь?
— Мальчики иногда звали меня «Ясо».
— Больше этого неприятностей из–за веры тебе никаких не было?
— Никаких.
— Сколько всех учащихся у вас в школе?
Отец ответил, что человек 1700. Неудивительно, что в таком количестве есть несколько сорванцов мальчишек. Но катихизатору зачем же дело представлять в неестественно преувеличенном виде?
5/17 мая 1896. Воскресенье Святых Отец.
Кавамото положительно не годен для заведывания школой.
Сегодня, даже для меня, не старающегося примечать, троих учеников не было в Церкви (всех не было, вероятно, вчетверо больше), — Кавамото об этом ничего не знает, несмотря на то, что сам же ведет учеников в Церковь. Не бывшие на мой взгляд попались — совсем случайно под взор из окна, когда выходили до обедни в город и возвращались после обедни к обеду.
Вечером, в исходе седьмого часа, когда все ученики должны быть глубоко заняты, стук и гам в коридоре вывели меня из внимания к переводу. Пошел сказать Кавамото, но его дома нет; прошел по комнатам семинаристов, — многих нет на месте, а один только что из города возвращается; у учеников Катихизаторской школы никого за уроками; а в первом номере лишь мел старший комнату, готовя ее к занятиям, а в комнате почти никого. Велел Алексею — сторожу, прислать ко мне Кавамото, когда он вернется. Алексей до молитвы не сделал этого.
— Почему не позвал Кавамото? — Спрашиваю, когда в девять часов он явился сказать, что «молитва».
— Пятнадцать минут тому назад я смотрел, его не было дома.
На молитве Кавамото видится.
После молитвы пригласил к себе.
— Отчего вас дома не было во время занятных часов?
— У меня в городе дело было.
— Но там ваше личное, здесь служебное.
— Конечно, я не прочь… — и пошел было.
Я сказал лишь: «Следовало бы вам не браться за эту службу, коли не чувствуете способности и охоты к ней. Больше мне с вами говорить нечего». И указал ему дверь, чтобы избавиться от дальнейших его грубостей.
6/18 мая 1896. Понедельник.
Сегодня утром предложил Емильяну Хигуци быть «кочёо» вместо Кавамото. К сожалению, не может тотчас же принять школу: должен отправиться на днях в Исиномаки по воинскому призыву.
В Посольстве был молебен, ибо сегодня день рождения нашего Государя. Возвращаясь из Посольства, должен был в одной улице ждать проезда Императрицы, которая была в Женской учительской школе и как раз в это время проезжала обратно.
7/19 мая 1896. Вторник.
У учеников была рекреация; ходили в Асукаяма, куда им и обед возили; я дал на чай там 3 ены. Вернулись в седьмом часу. В Женской школе отказались от рекреации, предпочитая иметь ее на будущей неделе, в день рождения Императрицы.
Мы с Накаем переводили молитвы вечернего богослужения Пятидесятницы.
8/20 мая 1896. Среда.
После обеда учителя–академисты и все ученики ходили на кладбище отслужить панихиду по учителе–академисте Клименте Намеда, умершем в прошлом году в этот день.
Вечером, с шести часов, была всенощная с величанием Святителю Николаю. Пели оба хора, из которых правый иногда разнил: не было регента Алексея Обара; и не дай Бог исполниться опасению, что он уже и не будет. Сегодня именно он отправился в Боосиу по совету доктора: болен чахоткой, худой, как скелет; если умрет — беда для хора: он единственный из японцев, могущий управлять хором; у всех прочих хор расползается на простом «Сю аваремеё».
9/21 мая 1896. Четверг.
Праздник Святителя Николая.
С семи часов литургия, отслуженная мною и о. Романом с диаконом Стефаном Кугимия. На молебен выходили и другие. Потом поздравления. Дано по 5 ен на школы мальчиков и девочек, и в обеих делали «симбокквай». Священнослужащие же, учителя и другие, приглашены были одни на завтрак, другие на обед, в двенадцать за столом; больше, чем на двенадцать, никак нельзя приготовить на кухне. Русские поздравители, из Посольства, были в третьем–четвертом часу. В это же время заявился один старик–японец, семидесяти четырех лет, из Хизен.
— Я к вам за таинствами, — говорит.
Я, думая, что это желающий христианского научения, начинаю объяснять ему таинство очищения от грехов и спасения благодатью Божьего, но скоро замечаю, что слова мои праздны. Старик, видимо, не слушает меня и, дождавшись паузы, вставляет замечание:
— Легкие–то болезни, как зубная боль, лихорадка, я могу лечить, но трудные вроде сифилиса (байдоку), падучей не могу, потому и пришел позаимствовать от тебя этого «кимицу» (Таинства).
Так вот еще в каком смысле принимают японцы наши благодатные термины! — Я старался объяснить старику различие между его «мадзи–най» (ворожбой) и нашим таинством, дал ему «Осиено Кагами», раскрыв на статье о таинствах; он читал, усиливался взять в голос, но, видимо, и ушел в недоумении, отчего это я не хочу сообщить ему ворожбы сифилиса и так далее.
«Сюкёося» (Тогава и прочие) прислано вопросы: «Какая вера должна быть избрана» (для Японии) и прочие. Просит ответить до конца месяца. Отдал Петру Исикава ответить им и в «Сейкёо Симпо». Впрочем, самочинные радетели, задающиеся работой сочинить для своей страны новую веру из сочетания христианства с буддизмом (как явствует из их программы), хотя сами уже протестанты, не заслуживают серьезного внимания.
