О молитве Иисусовой и Божественной Благодати - Голынский-Михайловский Антоний "архиепископ" (онлайн книга без .TXT) 📗
Григорий Синаит говорит, что молитва обязательно „с болезнью“ должна быть. И грудь должна болеть, и плечи. А если не будет этой „болезни“, то и молитвы неправильные. Чувствительность некая появляется в груди и в плечах от труда молитвенного. Когда посидишь так часа два, будет болеть… В сидячем положении лучше сосредоточиться. В сидячем положении даже с молитвой Иисусовой, с художественной, сидеть надо согнувшись. Тут дыхание очень важно». Надо поддерживать равномерный ритм дыхания. «Если коротко будешь вдыхать, а долго воздух выпускать, то скоро заснешь, прямо за пять минут. А когда засыпать начинаешь, то являются какие-то неопределенные мысли, вроде „я уже там был“. Где это был? Почему?.. Такие расплывчатые помыслы. Один-другой такой помысел придет, обязательно заснешь. Тогда лучше вставай, встряхнись. Вон какой секрет!»
«Бороду прилепи к груди», — советует Симеон Новый Богослов. Дышать «надо плавно, тихо, спокойно. Чтобы дыханием нервов не горячить. А если поднимешь голову, дыхание у тебя не будет спокойное. В „Добротолюбии“ старец Игнатий пишет: тихо вдыхай и тихо выдыхай, тихо. А то нервы раздражаются, кровяная молитва тогда будет, как Игнатий Брянчанинов говорит». Не должно быть никакой сжатости в груди. Дыхание «свободно должно идти. Если будешь насильно дышать, этим тоже горячишь нервы. Надо спокойно и тихо. Это Григорий Сина
{289}
ит и наш русский Нил Сорский указывают: как можно, удерживай дыхание. В чем тут смысл? Не так, что удерживать дыхание, чтоб не дышать или втянуть дыхание и задерживать. Нет! Дышать свободно и спокойно. Это и есть удерживать дыхание».
Когда молишься стоя, молитву также надо соединять с дыханием. «Я так привык. Я уже без дыхания не могу молиться. И когда хожу — всегда с дыханием… Лучше всего, чтобы молитва соединилась с дыханием. Тогда очень хорошо. Когда вдыхаешь — привлекаешь благодать Божию к себе. Когда выдыхаешь, то питаешься благодатью Божией, вкушаешь благодать Божию. Это все верою совершается… Все заключается в вере и во внимании. Упражняйся в этом. И так всегда, как молишься, сейчас же обращайся к Господу — дух твой должен обращаться к Господу. И чувствовать Господа. И тут же отголосок, тут же отклик получаешь. Милость к тебе приходит. Это все верой, верой совершается, верой и понуждением…
Обращаться умом надо к Господу. Не просто выговаривать слова. А Самого Господа надо видеть в молитве. Наше назначение, чтобы мы были как ангелы. Ангелы беспрестанно смотрят на Господа, и нам надо к этому стремиться, чтобы умом видеть в словах Господа, смотреть на Него. А то если умом будем говорить одни слова, а смотреть на Господа не будем, это недостаточно для молитвы». Но смотреть надо безо всяких видимых образов — «без-образно. Духом. Бог есть Дух… Когда мы с верой обращаемся к Духу-Богу, то Господь на нас смотрит и дух человеческий с Духом Господним соединяются во время молитвы.
К Самому Господу обращайся. Смотри на Господа… Я каюсь. Я гордый. Господи, прости меня — я гордый. Исцели меня от гордости. Я каюсь в этой своей гордости. Это моя греховность. Гордость. Уныние. Тщеславие. Осуждение. Каюсь в этом, Господи. Прости мне, гордому. Чувствуешь гордость, прямо говори: Господи, прости меня гордого. Обращайся к самому Господу. Только Он может исцелить наши страсти. Сами мы не можем свои страсти исцелить. Он врач душ и телес наших, Он врачует нас. Сами мы не можем избавиться от страстей. Сознавать это и каяться. Доводи себя даже до слез, чтобы поплакать об этом… Что будешь делать? Сознавай немощь свою и кайся Господу Богу — немощен я. А Господь молитвы принимает смиренные. В то же время, сразу и покаяние приноси. Не тогда, когда придешь домой и вспомнишь о покаянии, а тут же, сейчас же и кайся».
Беседу свою старец Никодим заключает такими словами: «Если я даю какие-то наставления, то вы лучше проверяйте, может, я ошибаюсь. Я ведь сам учусь. Я просто очень люблю художественной молитвой заниматься… А ведь это просто приспособление, чтобы помыслы удерживать» {387}.
{290}
В последний год своей жизни старец Феодосий вел дневниковые записи, которые представляют несомненную ценность для тех, кого интересует практика умного делания. Ниже приводится несколько отрывков из его дневника, читать которые следует с известной долей трезвости. Всегда возникает невольная потребность соотносить прочитанное со своим личным опытом, но при этом надо не упускать из вида, что автор записей — отшельник и схимник, проведший десятки лет в молитве и пустынном уединении. Не стоит увлекаться сравнениями, забывая, кто мы сами и как мы живем.
Старец был очень строг и требователен по отношению к себе. В назидание себе самому он делает, например, такую запись: «Кто одолевается сном и разленением, бурею помыслов во время умной и сердечной молитвы, не готов к занятию ею». К концу жизни старец пришел к выводу о необходимости применения в молитве художественных приемов. Суточное правило старца состояло из 100 четок, или 10000 молитв Иисусовых, и исполнялось им попеременно — то стоя, то сидя, то на ходу. После каждых 20 четок — некоторый отдых. Попутно старец записывал в дневнике свои наблюдения.
«При медленном произнесении молитвы старался каждое слово произнести словом или умом со вниманием, заключая ум в слова молитвы. Ум в продолжение молитвы иногда рассеивался и, даже, на минуту забывался, но опять заключался в слова молитвы. Молитва шла иногда претрудно, а иногда легко от навыка-повторения, особенно, когда сердце, хотя мало, ощутит присутствие Божие — Господа Иисуса Христа в произносимом устами или одним умом Его Всесвятого имени… Когда душа и тело утомлялись от непрестанного молитвенного труда, то серд
{291}
це располагалось к сокрушению и умилению, — но я не уделял пока сему особенного внимания и не останавливался сердцем на них, чтобы незаметно не рассеяться помыслами, а продолжал более внимать умом словам молитвы, особенно святому и сладчайшему Божественному имени Спасителеву… С навыком правило совершается легче. Но при легком совершении правила требуется большее внимание ума, чтобы он не рассеивался, ибо тогда незаметно вкрадывается поспешность… Для поддержания внимания надо останавливаться… передыхая по совершении каждой молитвы. В конце правила ум уже утомляется и не в силах делается ко вниманию… Тогда достаточно для него [ума] вообще памяти Божией — веры в присутствие Христа Спасителя…
Когда правило исполняется нетрудно и мир помыслов бывает, то враг завистливый, чтобы осквернить молитву, действует на ум и сердце тонкими прилогами тщеславия и высокоумия, если душа во время молитвы оставит память о греховности своей и о смертном часе. Если этим внутренним искушением, при бодрости ума и ненависти сердца ко всему греховному, не достигнет враг своей лукавой цели, тогда он старается смутить душу через внешние искушения при встрече с людьми душевно неустроенными и при различных затруднительных обстоятельствах. Сохранение в этом случае спокойствия духа с упованием на Бога и преданием себя Его святой воле и трезвение с молитвою побеждают это вражье искушение…
Хотя бы правило исполнялось неопустительно и словесная молитва не прерывалась, но это еще не молитва, а только внешнее выражение ее. Чтобы не остановиться на сем подвиге, нужно всегда помнить, что молитва есть дыхание души, живая беседа ее с Богом… а посему и слова молитвы, особенно имя Господа Спасителя, должно произносить с особым благоговением, и тогда из него, как из сосуда, будешь черпать живую воду, текущую в жизнь вечную».
Старец молился сокращенной пятисловной молитвой. Попытка перейти на молитву полную описана в дневнике следующим образом: «Два дня совершал молитву Иисусову полную… Чтобы внимать каждому слову полной молитвы, требовалось больше времени и напряжения ума, для исполнения положенного правила, с ущербом для чувства сердечного. С охлаждением же от непосильного труда… стало ослабевать и внимание к словам молитвы, и духовное дело молитвы переходило по временам в дело механическое… с забвением и сухостью. После порассудил паки держаться, как вначале, половинной молитвы, со вниманием особым к качеству молитвы: светлости ума и живости сердца… Остано
