Дневники св. Николая Японского. Том ΙII - Святитель Японский (Касаткин) Николай (Иван) Дмитриевич
28 января/9 февраля 1896. Воскресенье.
Заговенье перед Масленицей.
Целый день дождь, даже с громом. Впрочем, это не помешало обычному числу христиан быть у обедни, а в три часа совершиться бракосочетанию катихизатора Иоанна Фуруяма с Марией Исии. Совершал о. Семен Юкава; в первый раз сегодня слышал весь перевод сего Таинства; перевод вполне понятный; молитвы ясны, торжественны, иногда трогательны; Апостольское же наставление просто целиком и неизменно должно запечатлеваться на душе венчающихся — так оно важно, величественно и вместе любезно, такую непреложную программу счастливой жизни указывает!
Во время совершения бракосочетания в Церкви был, между прочим, посланник наш — Михаил Александрович Хитрово, приехавший ко мне и не нашедший меня в комнате. Он приезжал попрощаться: чрез две недели едет в Россию. По секрету говорил, что вызывает для управления дипломатической миссией в его отсутствие из Кореи Шпейера.
Мне подумалось, что напрасно обижает своего секретаря Де Воллана. Жаловался он также, что нынешние молодые люди в его посольстве (Козаков, Поляновский и прочие) очень плохи: совсем безучастны к делу; «Французский посланник, — говорил он, — приехал сюда гораздо позже, и между тем вокруг него множество друзей–японцев, завербованных его служащими в посольстве, которые дружатся, стараются войти в интимности с нужными людьми; у меня же совсем нет таких сослуживцев». — «А Поляновский?» — попробовал я возразить, вспомнив, что Зиновий Михайлович беспрестанно повторяет, что очень занят по Посольству и что это его интересует очень. — «Да он какой–то слабенький умом», — ответил Михаил Александрович. Поляновский между тем пишет умные статьи, им дорожит «Новое время», — в чем же «слабость?» Уж не в том ли, что Поляновский хороший христианин?.. Собирается Михаил Александрович привезти с собою из России гораздо лучший штат служащих; дай Бог; только едва ли осуществится. Я тоже вот сколько лет жду из России хороших миссионеров, но их нет. Михаил Александрович мечтательней, то есть счастливее меня.
29 января/10 февраля 1896. Понедельник Масленой Недели.
Завтра японский гражданский праздник «Киген–сецу» (восшествие Дзинму на престол, то есть начало Японского государства); ко всенощной звонили в большой колокол; Женская школа вся пришла и заняла свое место в образцовом порядке; из мужских школ — почти ни одного; я тут же, в алтаре, сделал строгое замечание о. Роману, нынешнему кочёо, и послал его за учениками; пришли, но стали в беспорядке; хорошего ближайшего начальника у них нет; о. Роман — так только, для проформы; надеялся я на Кавамото, но, кажется, совсем тщетно. Не знал я его характера, когда он учился здесь, да и какой характер у мальчика? Способности порядочные — был исправен, бойкости особенной не было, оттого не было случаев бранить его за шалости, — больше что же? А из России все они так почтительно и ласково пишут. И представилось мне — золото человек; но видно — правда, что в тихом омуте черти водятся.
30 января/11 февраля 1896. Вторник Масленой Недели.
Иоанн Кавамото является и говорит:
— По экономическим соображениям я перебираюсь жить в город.
Я ответил:
— Экономические соображения должны бы удержать вас здесь в миссийском доме; ибо здесь вы имеете квартиру, а в городе должны будете платить за нее.
— Но я зато буду получать 30 ен, не 25.
— Вы будете получать в городе 25, как я уже сказал вам прежде: «Пока примете школу, как „кочёо", будете получать 25 ен, принявши — 30». Хотите теперь получать 30, примите школу.
— Я еще не готов на это.
— В таком случае и не получите 30.
— Но все, живя в городе, получают.
— На всех не было экстренных издержек, как на вас, по вашему приготовлению к педагогической должности.
Хотел он что–то говорить про свои семейные обстоятельства — приход Павла Накай для перевода, ибо было шесть часов, помешал. Семейные обстоятельства я его знаю. Как прежде дом его был мелкого торгаша, так и теперь. Возмутительная жадность к русским деньгам и отсутствие всякого усердия к служению Церкви; какую–нибудь одну ену или две, переходом в город выиграть случая не упускает, а в Церкви до сих пор при богослужениях хоть бы раз побыл; и это специально готовящийся к заведыванию учениками!
Была днем Агафья Мори, вдова о. Никиты, лечащаяся от умопомешательства; отпущена была доктором на день из госпиталя. Слава Богу, кажется скоро совсем будет здорова; благодарила за детей и так разумно вела себя. Приходила с Анной, дочерью о. Павла Сато.
Обедню служили сегодня три священника. На молебен и я выходил.
После обедни Павел Накай принес купленный им перевод Евангелия от Матфея и Марка католический; переводили с Вульгаты четыре патера с японским ученым, потом два патера другие исправляли перевод, который, однако, почти то же, что протестантский — простонародный. Замечательна, однако, уступка Католической Миссии общественному мнению: против своей воли Священное Писание переводят; запорошивают его сокращенным содержанием в начале каждой главы, параллельными местами в самом тексте, объяснительными заметками после каждой главы, а все же переводят; только жаль, — плоховато; нам позаимствоваться нечем. А как бы хотелось позаимствоваться с какого–нибудь хорошего перевода! Сегодня вечером, например, шло труднейшее место: Деян. 10 гл. 34 ст. и дальше. Все переводы — не только японско–китайские, но и иностранные — врозь; и мы с Накаем плохо перевели, особенно ст. 36–39; вижу, что плохо, а что поделаешь, когда и сам в точности не уяснишь отношение мыслей и слов, а тут еще грамматика совсем противоположная подлиннику.
31 января/12 февраля 1896. Среда Масленой Недели.
Сегодня закончены занятия до начала Второй Недели Великого Поста по школам и у нас по переводу; кончили мы сегодня вечером одиннадцатой главой Деяний.
Днем опять приходил этот нахал Кавамото проситься в город по своим экономическим соображениям. Сказано ему строго, что он здесь, пока примет школу, для того, чтобы предварительно присмотреться к ученикам, а также и им показать себя, что, уйдя в город, он не может этого делать. Но так как он на каждое мое слово возражал и не слушал никаких резонов, все ломил свою «экономию», то я, наконец, просто прогнал его.
Приходил Петр Исигаме просить денег на пирушку им, академистам, пишущим в «Синкай», с членами Айайся, издающими «Сейкёо Симпоо», для скрепления взаимных дружеских отношений. Дал я 10 ен. Говорит:
— Мало.
— Приложите от себя по несколько.
— Пойду посоветуюсь с товарищами.
Вернулся: никто не хочет дать ни гроша в складчину для собственного же удовольствия. Все бы им только на новые и новые русские деньги жить, и печататься (почти без всякой пользы, ибо ленятся хорошо писать), и даже пировать!
Павел Иосида приходил сказать, что ему отказали в сватовстве на его возлюбленной. Говорят родители: «Мы не можем выдать ее прежде старшей сестры, которая еще не замужем».
— И это Кимура слышал от самих родителей? — спрашиваю.
— Нет, это говорил хозяин квартиры, где я прежде жил; чрез него шло дело, — пояснил он.
Значит, искусно успокоили его. Родители едва ли и знают что. Иосида и сам до сих пор не знает, кто родители; какого звания, состояния, даже где живут; он видел только ежедневно проходившую мимо его квартиры нарядно одетую и красивую ученицу, заключив, что она живет тут же, около него и прочее. Во всяком случае Иосида, по–видимому, поправляется, смотрит бодрее и говорит, что прилежно займется переводом.
1/13 февраля 1896. Четверг Масленой недели.
Павел Сибанай, из Оота, пишет, что четверо из его слушателей уже крещены, есть и дальнейшие слушатели, но жалуется на своего предместника Исайю Мидзусима: уехал он, не заплативши за квартиру за двенадцатый месяц; когда Сибанай написал ему, чтобы выслал плату, Мидзусима очень рассердился, потребовав у него все книги, даже те, за которые Сибанай будто бы заплатил ему и так далее. Христианин из Оота тоже пишет много дурного про Мидзусима; между прочим, что он от Миссии получал на квартиру 3 ены, а за квартиру платил только две, что ленился, ссорился и тому подобное. Мидзусима в самом деле был плохим катихизатором в Оота, но пора бы уже дрязгам из–за него там прекратиться. Написано Павлу Сибанай в этом смысле.
