Преподобный Амвросий (СИ) - Протоиерей Четвериков Сергий (книги читать бесплатно без регистрации txt) 📗
Крестьянки очень хорошо подметили эту черту о. Амвросия, и те из них, кто страдал головными болями, приходя к нему просили его: «Батюшка „Абросим“, побей меня ― у меня голова болит».
Были еще более удивительные случаи. Не выезжая никуда по болезненности из обители, старец Амвросий в то же время являлся за сотни верст людям, которые никогда его не видали и даже не слыхали о нем; и при этом или предостерегал их от какой-либо опасности, или давал больным наставление, как избавиться от болезни, или тут же исцелял.
Так скитский иеромонах В. рассказывал: «Г-жа А. Д. К. была тяжко больна и лежала в постели несколько дней, не вставая. В одно время она увидела, что старец Амвросий входит в ее комнату, подходит к постели, берет ее за руку и говорит: „Вставай, полно тебе болеть!“ И потом в виду ее скрылся. Она в то же время почувствовала себя настолько крепкою, что встала от болезненного одра своего и на другой день отправилась пешком из г. Козельска в Шамордино (где проживал тогда батюшка) поблагодарить его за исцеление. Батюшка ее принял, но разглашать об этом до кончины своей не благословил».
Монахиня Каширского женского монастыря Тульской губернии Илариона (Пономарева) передавала о себе письменно следующее: «Будучи сильно больна, дня за два до Николина дня (6 декабря 1888 г.) я скорбела и плакала о том, что в настоящий праздник по болезни буду сидеть в келлии, не имея возможности пойти в храм Божий. И так сильно вся я разболелась, что в девять часов вечера легла в постель и заснула. Но вот вижу во сне: подходит ко мне батюшка о. Амвросий и говорит: „Что ты прежде времени скорбишь?“ ― С этими словами он так сильно ударил меня в правое ухо, что у меня кровь потекла из него. „Ступай, ― прибавил он, ― в церковь, дура, на праздник!“ Проснувшись, я увидела, что подушка, на которой я лежала, и халат, в котором была одета, были залиты кровью. Но в тот же час я почувствовала себя совершенно здоровою, и следов болезни моей не осталось».
Приведем отрывки из замечательного рассказа о себе одной духовной дочери старца, г-жи N.
«Мирская женщина, рано вышедшая замуж, я кроме своей семейной жизни ничего не знала. О монастырях, монахах и их старцах хотя и слыхала и видала их еще в детстве, но имела самое смутное и даже превратное понятие, которое мне было втолковано такими же, как я, ничего не понимающими людьми. А узнавать что-либо подробнее о них не считала нужным; короче сказать ― вовсе не думала о том.
При всей моей согласной с мужем жизни Господь часто посещал меня разными скорбями, то потерею детей, то болезнями.
Но во всю мою многолетнюю замужнюю жизнь ни разу мне не было так тяжело, безотрадно, как в 1884-й и последующие за тем годы… Потеря, вследствие дерзкого обмана, материальных средств, собранных многолетним трудом моего мужа, настолько повлияла на него, что он нажил болезнь ― постепенный паралич мозга и при этом грудную жабу. Невыразимы были и его и мои страдания. Между прочим, положение в свете, его служба, которую он вначале мог еще продолжать, и дочь, молодая девушка, требовали от меня, как мне казалось тогда, поддержки знакомства и светской жизни, что мне, при душевном моем расстройстве, было не легко. К тому же еще немалую скорбь и заботу доставляло нам с мужем предполагавшееся замужество дочери за избранника нашего родительского сердца, впрочем, не без согласия на то и ее самой. Дело это, по-видимому, не без причины тянулось и откладывалось с году на год. Занятия молодого человека требовали его постоянного присутствия на месте его жительства, обещали ему блестящую будущность, за которой он гнался, как за привидением, и тем затягивал и себя и нас…
На все же то была воля Божия. Не будь всего этого, не попала бы я к дорогому батюшке о. Амвросию и никогда бы не увидала и не знала жизни, противоположной той, которую я вела до той поры».
Чудесным образом привлек к себе о. Амвросий эту особу.
«Раз, ― продолжает она свой рассказ, ― вернувшись с большого бала перед самым утром (это было в начале зимы 1884 года, ровно за два года перед тем, как мне попасть к батюшке) с пустотою в сердце, а тяжестью в голове, как это всегда бывает при подобных развлечениях, почти не помолившись Богу, я бросилась, утомленная, в постель и тотчас же забылась. И вот вижу в легком сне: очутилась я в дремучем вековом лесу, ― в таком, какой мне приходилось видеть только в панорамах. Шла я одна по утоптанной дорожке, которая скоро привела меня к какому-то строению, и я очутилась пред небольшими св. воротами с изображением по сторонам св. угодников. Ворота были отворены, и я вошла в прекрасный сад. Шла я прямо по усыпанной песком дорожке. С обеих сторон были цветы. Скоро дорожка эта привела меня к небольшой деревянной церкви. Вошла я по ступенькам на паперть. Железная, окрашенная зеленой краской, дверь церкви была изнутри заперта. Когда я подошла к ней, кто-то отодвинул изнутри железный засов и отворил мне дверь. Я увидала пред собою высокого роста старца с обнаженной головой, в мантии и епитрахили. Он крепко взял меня за правую руку, ввел в церковь, круто повернул направо к стене, поставил меня пред иконою Божией Матери (Феодоровской, как я после узнала), коротко и строго сказал: „Молись“. Я и во сне, помню, поражена была наружностью старца и спросила его: „Кто вы, батюшка?“ Он мне ответил: „Я ― оптинский старец Амвросий“. И, оставив меня одну, он вышел в противоположную дверь церкви. Оставшись одна и помолившись пред иконою Царицы Небесной, пред которой меня поставил старец, я взглянула налево от себя и увидала гробницу или плащаницу. (Действительно, тут и лежит плащаница круглый год, кроме Великого пятка и субботы.) Я подошла к ней, помолилась, потом посмотрела назад на всю церковь. Это был чудный маленький храм с розовой завесой на Царских дверях, весь залитый как бы солнечным светом. И, странно, я очутилась вдруг посреди него в белой рубашке с распущенными волосами и босая и так молилась и плакала, как никогда наяву. Вслед за тем я проснулась. Вся подушка моя была залита слезами. Странный, небывалый сон произвел на меня глубокое впечатление и заставил меня задуматься. Мысль же поехать или обратиться к старцу письменно не пришла мне тогда в голову. Но виденный мною сон не выходил и не изглаждался из моей памяти.
Прошло еще два года телесных страданий мужа и моих душевных мук. Но вот Господь восхотел еще испытать до конца нас, для нашего вразумления. Заболел тифом мой муж. Болезнь осложнилась. Неизвестно отчего заболела у него нога, в верхней части которой сделалась опухоль с острой болью по временам, особенно по ночам, которые больной проводил без сна, мечась от боли из стороны в сторону. Притом нога все больше пухла и рдела. Почему-то решили наложить бинт на всю ногу. Был приглашен для этого хирург. При осматривании ноги этот последний определил внутри нее нарыв и нашел, что нога полна гноя. Сделан был разрез в три вершка, и выпущена материя. Больной получил облегчение, но далеко не выздоровление. Через несколько дней начались опять те же страдания. Нога опять пухла. Пришлось в другом месте сделать прокол. Потом опять и опять прокалывали несколько раз. И ранки, выделив материю, затягивались. Дошло до того, что невозможно было дальше делать проколов. Все ранки, несмотря на тщательный уход, загнаивались. Больной лежал на спине три месяца сряду. Нога была как бревно. Нервы были так чувствительны, что прикосновение белья причиняло ему боль.
Опухоль ноги шла все выше и выше. Я не выдержала и опять послала за доктором. Но тот, осмотревши ногу, отнял у меня уже всякую надежду на выздоровление больного.
Вот тут-то мысль обратиться к молитвам великого старца в первый раз пришла мне в голову, что я тогда немедля и исполнила. Я написала одной моей родственнице, духовной дочери старца, гостившей в то время в Оптиной, письмо с подробным описанием состояния больного мужа, прося ее передать все батюшке и попросить его св. молитв.
Через несколько дней после того как письмо было отослано, переменяя положение ноги больного, я с ужасом увидала, что опухоль уже захватила низ живота. Притом страдания больного так были велики в ту минуту, что, не зная, чем их облегчить, я вздумала почему-то вдруг сделать бинт и перевязать около паха ногу. Руки у меня тряслись. Туго сделать я боялась. И конечно, мой бинт, пришедший почему-то мне в голову, был только утешением для меня самой. Но вот не прошло и часу как больной громко позвал меня, сказав: „Посмотри, что-то у меня все мокро кругом ноги“. Открыв ногу, я увидала, что самая первая ранка, т. е. первый прорез, сделанный доктором за три месяца до этого, открыт во всю его бывшую глубину, и из него бьет материя фонтаном. Трое суток шла материя беспрерывно; после чего больной стал заметно поправляться в силах. Списавшись об этом со своей родственницей как можно было подробно, я, к моему крайнему изумлению, узнала, что день и час открытия ранки на больной ноге мужа совпадали с днем и часом прочтения моего письма старцу моею родственницею.
