Трезвенная жизнь и аскетические правила: Толкование правил преподобных отцов Антония, Августина и Ма - Вафидис Эмилиан
Тот, кто не постится, забывает и о Боге, и о любви — обо всем. Хорошо, скажете вы, а когда мы постимся, всегда ли об этом помним? Да, особенно если у нас есть все остальное, в первую очередь смирение. Если нет смирения и рассуждения, то все наши труды бесполезны. Но пост необходим в любом случае. Как выстроенный дом отделывают и украшают, — точно так же и мы должны украшать себя постом.
Хотите стать монахами? Начните с любви к Богу. И если потом у вас будут возникать какие-то желания, спрашивайте себя: «Хочет ли этого Бог или это нужно мне самому, чтобы испытать удовольствие и радость?»
Принимай заповедь старшего как спасение. (4)
Под словом «старший» в первую очередь имеется в виду настоятель, игумен, но также и вообще всякий, кто старше тебя. Заповедь, данная тебе старшим, — спасение для тебя. Значит, твое спасение не в том, чтобы делать что-то правильно, но в том, чтобы исполнять повеления другого; не в том, чтобы красиво вышивать, искусно шить или ткать, заслуживая всеобщие похвалы, но в том, чтобы исполнять требования старшего по послушанию, эпитропа, игумена — вообще того человека, которому ты подчиняешься. «Принимай заповедь старшего как спасение», потому что если ты будешь воспринимать ее иначе, то никогда не будешь слушаться. Ты всегда найдешь себе оправдание, но сойдешь с пути спасения.
Не жалуйся и не ропщи во время работы.
Говоря, что заповедь старшего — спасение, преподобный Макарий хочет избавить нас от нашего собственного суждения и мнения, от признания за собой какого-либо права. Это важно прежде всего при исполнении порученного нам послушания. Если я, выполняя свою работу, не соглашаюсь с мнением старшего по послушанию или эпитропа, то обязательно найду какого-нибудь брата и пожалуюсь ему, что эпитроп жестокий, бездушный человек, который меня не понимает. Однако лучше оставаться непонятым, но спастись, чем быть понятым и погибнуть.
В монастыре спасение зависит от того, как я воспринимаю данную мне заповедь, потому что успех заключается в послушании без рассуждения, и в первую очередь это касается работы. Итак, когда работаешь, «не жалуйся и не ропщи». Иначе ты всегда будешь несчастным. Хотя бы ангелы окружали тебя, хотя бы святые за тебя молились, но ты останешься неудачником, духовным мертвецом, и даже хуже — мертвец хоть всплывет на поверхность воды, а ты камнем пойдешь ко дну, как будто к твоей шее привязана тяжелая ноша. Так что никогда не отказывай, о чем бы тебя ни попросили. Если ты будешь считать, что с благоразумием и рассуждением можно и отказать, то далеко зайдешь. Или мерилом нашего спасения будет послушание, или лучше вовсе не становиться монахом!
Не гордись и не хвастайся тем, что сделал что-то хорошо. Не радуйся, когда твой труд приносит доход, и не огорчайся, когда он бывает причиной убытка. (5)
Никогда не знаешь, чего ожидать от гордого человека. Бывает, смотришь в окно — солнце светит, а выйдешь из дома — уже дождь льет. Вот таков и человек, который гордится, в том числе и монах. А ты не только не гордись, но и не радуйся удаче и не печалься о потере. Святой снова подчеркивает, как важно внутреннее спокойствие и кротость. Сделал что-то доброе? Скажи с кротостью: Не мне, Господи, а имени Твоему дай славу. Работа не ладится? Понес убыток? Это не имеет никакого значения. Ты воин Христов.
Далее святой продолжает рассуждать о взаимоотношениях в братстве.
Никакие близкие отношения не должны увлекать тебя в мир, но вся твоя любовь должна принадлежать братству. Смотри на монастырь как на рай. Будь твердо уверен в том, что твои духовные братья — родственники тебе в вечности. (6)
Оставляя мир, всякий человек расстается с любимыми людьми. Обычно мы близко общаемся лишь с некоторыми и не ко всем испытываем расположение и интерес. Из всех родственников я, может быть, жалею только сестру, оставшуюся незамужней, или младшего брата-инвалида, или мать, которую бьет отец. Я могу скорбеть о подруге, которая не познала Христа, а я не успел обратить ее к вере. Могу также чувствовать себя обязанным некоторым людям, с которыми тесно общался в миру.
Но все это нужно выбросить из головы, потому что даже одно воспоминание о мире, о всех тех, кого ты оставил, равносильно бегству в мир, выходу за крепкие монастырские стены. Духовные связи и дружба, которые были у тебя в миру, миссионерские и церковные интересы несовместимы с монашеским жительством, это сор для инока. Все, что засоряет монашеское сознание, ты должен выбросить в мусорное ведро. А кроме того, не вступай в тесное общение и с посетителями монастыря. Пусть для тебя не существует ничего, кроме братства. Пусть любовь связывает тебя только с братством — больше ни с кем.
Когда в монастыре сближаются двое, это прелюбодеяние. Если монах чувствует, что другой для него — опора, поддержка, то он тем самым оставляет Бога, отрекается от монашеского звания, разрывает соглашение, которое заключил со Христом. Когда в монастыре меня интересует какой-то определенный человек, и я о нем думаю, забочусь, тогда я отвергаю веру в Бога — лучше было десять раз жениться и развестись. Да, я могу пожертвовать собой ради кого-то, могу пролить ради него свою кровь, но только если этого требует монастырь. Например, заболел какой-то брат и у меня возникает помысел: «Интересно, хорошо ли его кормят?» Тотчас я иду к нему и спрашиваю об этом. Это не какой-то мелкий проступок, но страшный грех. Я подбросил в сердце брата горящих угольев, чтобы в нем вспыхнул пожар, чтобы из него излилась лава, которая разрушит мир в братстве. Я посеял в сердце брата помыслы, что о нем плохо заботятся, тогда как другому дали подходящую для него еду. То, что сделал змей в раю, совратив человеческий род с пути, ведущего к Богу, теперь делаю и я. Проявляя о ком-то особенную заботу, я, сам того не понимая, постепенно расслабляю душу этого человека и отвращаю его от любви ко Христу — так что и Бог тоже отвращается от него, и человек уже не может преуспевать в духовной жизни. Предположим, в миру, до ухода в монастырь, я был привязан к какому-то человеку. Позднее я узнаю, что этот человек грешит, и принимаюсь писать ему письма, чтобы его спасти. Но своим неразумным поведением я только принесу ему вред: Бог покинет его, как Он покинул жителей Гадаринской страны. Для меня должно существовать только братство, воля братства, смирение перед братством.
«Смотри на монастырь как на рай». Святой говорит так потому, что знает: если по немощи ты сближаешься с кем-нибудь одним в монастыре, то в один прекрасный день можешь подвергнуться искушению уйти из монастыря. Также и тот, кто жалуется, что его не любят, не понимают, не слушают, уйдет из монастыря, чтобы найти себе избавление, покой и признание. Как ты не сомневаешься в том, что солнце восходит и заходит, так будь уверен и в том, что в этом случае ты уйдешь из монастыря. Но куда бы ты ни пошел, что бы ты ни делал, везде найдешь ад. Рай только там, где ты живешь, а правилом жизни пусть будет для тебя исполнять желания ближних. Речь святого Макария не допускает иных толкований.
«Будь твердо уверен в том, что твои духовные братья — родственники тебе в вечности». Братья твоего монастыря — вот твои родственники в вечности. Не должно быть никаких забот, мыслей или попечений о людях вне монастыря, а также о каком-то конкретном человеке в монастыре, но только о всем братстве.
Видите, что все монашеские правила говорят об одном и том же? Хотя у всех них, конечно, свой язык, свой слог, свой замысел. Теперь приведем в качестве иллюстрации к обсуждаемому правилу несколько примеров.
Тебе меняют послушание, соответственно меняется твой руководитель, и от этого ты огорчаешься. Или сменяют твоего помощника, или старшего по послушанию, и снова ты огорчаешься. О чем это говорит? Ты привязался к человеку! Зачем тогда было целый год подвизаться? К чему твоя боль, подвиги? Где твои успехи? Все пропало даром, потому что никто не увенчивается, если незаконно будет подвизаться. А ты преступил главное условие духовной жизни в общежитии, забыл, какую свободу дарует нам Церковь!
