Культура Духа - Архимандрит (Нойка) Рафаил (читать полностью бесплатно хорошие книги txt) 📗
Слова, которые нам сказал в начале преосвященный Андрей, — это ключевые слова. Надеюсь обрадовать преосвященного, рассказав, что слышал от моего духовного отца старца Софрония определение — если хотите — смирения, которого нигде раньше не встречал. Он говорил, что смирение (понятое верно, в духе и истине), — это данное нам свойство Божией любви, любить, ничего не ожидая взамен. Смирение — это свойство Божией любви, которым можно делиться, и оно не уменьшится. Смирение внешне схоже с умалением, с унижением, смиренный человек может показаться рабом. Как и Христос, по слову апостола Павла, принял образ раба и смирился даже до смерти (см. Фил. 2:7–8), постыдной смерти на Кресте. Но то, что сотворил тогда Христос, понятое в духе и истине, показывает, что Он не боялся смерти и унижения. Божественная Сила Его не могла ничем быть побеждена. И что это за сила, незыблемая и непобедимая ничем во всех существующих мирах и за их пределами? Парадоксально, но это смирение. И когда человек, как Христос, смиряется до смерти, он оказывается незыблемым в любви, переживая дар. Да подаст нам Бог умереть с этим даром, и тогда смерти мы не вкусим.
Вот то слово, которое я хотел прочесть вам ранее из Евангелия от Иоанна: «Истинно, истинно говорю вам: слушающий слово Моё и верующий в Пославшего Меня имеет жизнь вечную, и на суд не приходит, но перешёл от смерти в жизнь» (Ин. 5:24). Дерзаю сказать, что даже и Последний Суд, который, как и все деяния Божии, творящиеся ко спасению, является, может быть, последним призывом Божиим, рискует быть запоздалым. Но человек, который жил по слову Божию, уже выдержал свой суд; как говорит псалом, «в делах человеческих, по слову уст Твоих, я охранял себя от путей притеснителя» (Пс. 16:4).
В этой жизни нас судила жизнь, и мы сами себя судили. Мы оставили Богу судить нас и выбрали слово Божие, и до смерти — дай нам, Господи! — говорю о мучениках. Но и мы судили Бога. И мы судим Бога, и мы запечатлели, что Бог истинен, по слову апостола Иоанна (Ин. 3:33). Бог оказывается истинен за гранью смерти, за гранью ада, за гранью всего. Я бы сказал, за гранью вечности, потому что прежде всех век Бог не был, Он есть!
Таким образом, смирение, когда человек действительно его проживает, является силой, которой боится всё то, что боится Бога, потому что ничто не может её победить. Кажется, что смирение подобно слуге, но это свойство Бога, Царя. Это Божественное свойство, и во второй книге отца Софрония, которая является исповедью его жизни, он говорит, что многие говорили о Боге по-разному: что Бог — это любовь, что Бог — это свет, что Бог — это сила; и если другие говорят, то и я дерзну сказать, что Бог — это смирение. И в этом смирении, несказанно чудном, недоступном человеческому разумению, — но если проживаем его, понимаем его, не истолковывая интеллектуально, а проживая его дар всем своим естеством, — именно это смирение является опасностью для человека, потому что Бог, смиренная любовь Божия, не принуждает человека.
Я хотел бы, чтобы впредь с этого момента никто не говорил бы о запретном плоде. Как же Господь запретил Адаму вкусить от плода познания добра и зла, если пятью минутами позже Адам вкусил его? Что, Господь не видел этого? Что, не мог Господь дать ему по голове, как поступаем мы, когда видим, что творит наш ребёнок, и, в нашей любви дав ему затрещину, говорим: «Не делай этого больше!» Любовь Божия оставляет человеку самому определиться, потому что насильная любовь невозможна. Вечное царство — это царство тех, которые любят и которые любят быть тем, что есть Бог.
Я бы сказал, братья и сёстры во Христе, — и, может, этим я закончу — вы прожили сорок пять лет мученичества, запретов, страхов, трудностей. Сейчас же на нашу землю вернулось то, что я ценил более всего: свобода веры (не думаю о том, о чём я думал в 1955 году, когда уехал в Англию за свободой в историческом и человеческом смысле слова, потому что всё это преходяще и относительно). Это был промысел Божий, и этим хочу воодушевить всех моих братьев и сестёр во Христе.
Даже уверен, что наступает такой момент в истории (когда? — не знаю…), когда настанет «или-или». Или с Богом, или… как хочешь. Почему я дерзаю говорить «уверен»? Основываюсь на словах Христа из Апокалипсиса, когда Он говорит в конце: «Неправедный пусть ещё делает неправду; нечистый пусть ещё сквернится; праведный да творит правду ещё, и святый да освящается ещё. Се, гряду скоро, и возмездие Моё со Мною, чтобы воздать каждому по делам его» (Откр. 22:11, 12).
Об отце Софронии и преподобном Силуане
В заключение Преосвященнейший просит меня рассказать вам об отце Софронии и преподобном Авве Силуане, которых он упомянул вначале.
Отец Софроний родился в России в прошлом веке, уцелел во время Революции и попал во Францию. Он был художником, но искал молитвы, которая привела его к принятию монашества в 1925 году на Афоне. В монастыре на Горе Афон, где он находился, он встретил простого человека с двумя классами сельской школы Царской России, который был намного старше отца Софрония, — его имя в монашестве было Силуан. И вот в этом Силуане он нашёл человека этой культуры слова, культуры духа. Простой человек, малограмотный, но с такой жизнью в духе, что смог преподать слова, схожие со сказанными Апостолом и Евангелистом Иоанном Богословом.
Скажу вам о нём лишь одно. Он прожил очень пламенную молитву, очень пламенное покаяние, в котором, во всей интенсивности покаяния, не находил пути к Богу, к спасению. И в один из самых трагических моментов его жизни, когда он спросил у Бога, у Христа, почему не может избавиться от демонов, которые мучили его искушениями, то получил ответ: «Гордые мучимы от бесов». Святой Силуан вопросил тогда: «Господи, Ты милостив. Моя душа познала Тебя. Научи Ты меня, как смириться». И получил тогда это чудесное и устрашающее слово: «Держи ум во аде и не отчаивайся». Слово, которое святой Силуан сумел прожить.
Я говорил, что Бог знает своё творение, знает, из чего сотворён человек, знает тот момент, когда может сказать нужное слово ко спасению. И Силуан прожил его во всей полноте. Как прожил? Смирился, приговорив себя к аду, в котором жил и из которого не мог выйти. Но самая важная часть этой фразы — это её вторая часть: «Не отчаивайся!»
Со слов того же Силуана мы понимаем, что он увидел и понял в слове Божьем совсем не разъяснённое обетование. Сказав только «не отчаивайся», не дал ему никакой информации. Слово Божие — это не информация. Но этого откровения было достаточно для Святого Силуана, чтобы понять, где скрывалась тайна его спасения из того ада, который он проживал конкретно, ежедневно. И повествует Святой в своих записях: «Как только я стал поступать так, как научил меня Господь, то и ум мой очистился, и Дух свидетельствовал о спасении». И познал спасение. И столько раз, сколько он чувствовал себя лишённым дара, он знал, как снова найти дар Божий: умел «осуждать» себя, смиряться до ада, но не отчаиваясь, и в этом немедленно находить спасение Божие.
Этот путь в его измерениях, путь Святого Силуана — не для каждого человека. Отец Софроний говорил, что многие, кто пытались по своему разумению так прожить, рисковали, и даже некоторые дошли до сумасшествия. Познать «глубины ада» — это не каждому человеку по силам, это не человеческое делание. Но слово, полученное Святым Силуаном, всё-таки представляет собой саму структуру духовной жизни. Мы не претендуем быть праведниками, но грешниками — принимаем на себя грех, ад в той мере, насколько понимаем его сейчас, не теряя при этом самообладания и не прячась, подобно Адаму в Раю (см. Быт. 3:10), то есть «не отчаиваясь» о прощении, об исцелении, которые получим от Господа. Так например, перед нашим братом священником скажем: «Отче, перед лицом Бога исповедую, что грешен, согрешил, сотворив одно, другое, прошу прощения у Бога», не отчаиваясь, потому что мы приходим принять не возмездие, а спасение. Даже если священник назначит нам эпитимию, что принято в Церкви, она не является «возмездием», по крайней мере, это не возмездие в том смысле, как понимаем мы, современные люди. Это «возмездие» в смысле воспитания, но это любовь Бога, Который знает, каким путём вернуть нас обратно к жизни, когда мы удалились от неё.
