Подвиг богопознания. Письма с Афона (к Д. Бальфуру) - Сахаров Софроний (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений txt) 📗
Я был несколько в недоумении по поводу несогласия между указаниями отца Силуана и неожиданным благоволением Божиего промысла к ходатайствам моих здешних друзей. Советовался долго вчера с отцом Серафимом, главой и духовником «Ζωή», человеком, которого ставлю очень высоко, гораздо выше всякого афонского духовника вроде отца Кирика и Пинуфрия, ибо он не только подвижник и ревнитель и опытен, но и весьма ученый и рассудительный и знакомый с условиями мира. Он говорит, что нет несогласия, если я не стремлюсь утвердиться окончательно в Греции. Он очень советует остаться здесь временно, главным образом именно для духовной пользы.
Прошу, не вступите в спор со мной. Буду планомерно и систематически работать для того, чтобы «деятельность в Англии» (которая, впрочем, мало привлекает меня) не стала только словом и мечтой, а действительностью. А стаж в Греции очень важен для этого.
Я чувствую, что пребывание на Афоне выяснило для меня многое, утвердило главное направление моей жизни и успокоило меня нравственно.
Начинаю как бы новую полосу жизни, дай Боже.
Об Афоне не жалею, раз нет Божией воли и там так много противных обстоятельств.
Насчет нового стиля, то, что Богу не угодно, чтобы отец Силуан, в условиях Афона, «принял новый стиль», не значит, что я, в других условиях, не сослужил бы с новостильниками. Я его не ввел и всегда высказываюсь против способа его введения…
Димитрий
Письмо 2. Сам по себе
О смущении по поводу указаний старца. Об отпусте без мира. О вере по принуждению. Устройство в Афинах
Ἱερὰ Μονὴ Πεντέλη, Ἀθῆναι,
11 мая 1936 г.[408]
Христос воскресе!
Глубокочтимый и дорогой о Господе
отец Софроний, благословите.
Братство «Ζωή» действительно замечательное, и средний член его превосходит среднего афонского монаха в очень многих отношениях. Но лучшие афонцы, «крема» Святой Горы, превосходят и «Ζωή», и все, что я знаю во всем мире, ибо ничто так не освящает человека, как истинная и постоянная молитва. Вы слишком преувеличиваете недостатки афонцев («мы настоящие варвары»). Впрочем, я подозреваю, что Ваши слова не до конца искренние: в них есть косвенный упрек; Вы хотите сказать, что я излишне увлекся… Или, может быть, афонское монашество действительно Вам кажется варварским. Вы много страдали от невежества.
Я очень рад, что отец Силуан сказал: «Пусть живет там, сколько его душе хочется. Само дело покажет все»; «Пусть живет где хочет, лишь бы хранил себя, жил по-монашески»; «Пусть он живет в Афинах — во славу Божию». Но не знаю, почему Вы считаете нужным объяснить мне, что он этим хочет способствовать тому, чтобы я, выбирая допустимый, но сомнительный и не лучший путь, действовал с мирною душою. Если бы Вы только сообщили ответ, душа моя была бы мирная. А Ваше объяснение именно лишает меня душевного мира; теперь в глубине души всегда будет рана — помысл, сомнение. Именно в этом смысле я просил Вас не вступить в спор. Я принял указание о том, что можно задержаться годами на пути, как положительное указание от Бога, и счел возможным и нужным применять его не только к Иерусалиму, но и ко Греции, о которой не было и речи в последние дни до моего отъезда, так как спешил на Пасху в Иерусалим и ничего особенного здесь не ожидал. Осталось объяснить, как Бог может указать то одно, то другое. Это удивляло, несколько смущало; но во всяком случае толкало на ту мысль, что такие ответы через молитву не имеют абсолютного неизменяемого (оракульного) значения. Я думаю, например, что они могут зависеть от намерения, от глубокого (может быть, несознательного) настроения просящего: например «учиться ли мне богословию?» (со скрытым настроением тщеславия — хочется стать доктором богословия). Ответ: «Нет». А через день или год ответ может быть: «Да», ибо настроение очистилось, теперь хочется знания ради служения Богу и ближнему. В этом смысле «противоречие» между первым указанием (Запад) и вторым (Иерусалим) смягчает силу первого и толкает на довольно широкое толкование второго. Получив и третий ответ: «Пускай и в Афинах, само дело покажет», как от Бога, через старца, я бы спокойно остался здесь с убеждением, что делаю Божию волю и что Сам Он Своими путями будет вести меня на Запад потом. Но Вы открыли мне другое: второй и третий ответ происходят не от молитвы старца и не от Бога, а от мудрой (но человеческой) услужливости старца; я же оказываюсь в положении юноши в Евангелии; ученика Великого Пимена и братьев Великого Антония… «Свари им кашицу и отпусти с миром». Согласен: очень может быть, что я на большее неспособен. Однако сказано: отпустить с миром, а не со смущением…
Быть может, мира у меня на душе никогда не будет и не может быть, ибо я много грешил и грешу. Быть может, лучше мне остаться здесь, ибо я способен лишь на поведение очень низкого качества. Но я действительно думаю, что для того, чтобы я поступил по вере, нужны мне большая уверенность и настойчивость со стороны повелевающего. Если бы отец Силуан объявил мне Божию волю с таким тоном и строгостью и силой, что не оставляет места для колебания, если бы он повторял то же самое при малейшей попытке отклониться и не отступал, я не думаю, чтобы я опустился до компромисса. Но Вы скажете, что жизнь по таким неуклонным, абсолютным приказаниям не есть жизнь по вере; и, может быть, Вы — правы. Это-тонкая вещь, и с ней грубо обращаться нельзя. Вера предполагает охоту. Позволительно ли заставить верить? Однако хочется жизни во всяком случае по Божией воле.
Кстати, не я назначил отца Силуана моим старцем, а владыка Вениамин (да воздаст ему Господь за такое доброе дело). Я лишь согласился. Потом мы оба писали старцу, добились его согласия. Но инициатива была со стороны владыки, и для меня неожиданна.
Я очень прошу забыть те очень немногие слова, которые я сказал по поводу возможности предвзятости у Вас и у отца Силуана в суждениях о Греческой Церкви. Дело не в этом. Я думаю, однако, что Вам все-таки трудно судить по — человечески, ибо Вы окружены массой людей, говорящих вздор о Греческой Церкви, и не имеете возможности очень много наблюдать. Я сам только теперь освобождаюсь от некоторых предрассудков. Причину их я вижу в том, главным образом, что я жил 1) среди греческих униатов и 2) среди русских и видел, главным образом, 3) Афон и 4) Солунь. Но и униаты, и русские клевещут на греков, а Македония и Афон очень отличаются от типов, встречающихся здесь. Однако о том, что непонимание или незнание греков может играть роль в ответах отца Силуана, данных по молитве, у меня никогда не было и мысли.
Я провел Святую Пасху здесь, в Πεντέλη, потом уехал на три недели в Κύμη (смотрите письмо к отцу Василию) и теперь вернулся в Афины. Архиепископ Хризостом зачислил меня в братию Πεντέλη; то есть, оставаясь членом Русской Церкви, я получаю комнату в монастыре и 1500 драхм в месяц в качестве временного члена братии и студента богословия. Πεντέλη находится не очень далеко от Афин, тридцать пять минут на автобусе, который ходит туда и обратно восемь раз в день. Место высокое, прохладное, красивое. Маленький, но богатый монастырь, штатный: человек десять — пятнадцать монашествующих на месте, но почти все архимандриты и другие клирики из монахов, принадлежащие прямо к Афинской епархии, зачислены в братию. Монахи и иеромонахи хороши и спокойны и не болтливы, но не особенно ревностны; маленький ленивенький идиоритм[409] без движения, но и без интриг и разговоров. Мне дали обширную комнату с собственной кухней и уборной — очень удобно. Служба идет регулярно и достаточно чинно. Есть возможность молиться. Главное — тишина, свобода от любопытства и болтливости; можно жить совсем независимо, — исполнить свои обязанности в церкви и потом уйти от людей совершенно. По воскресеньям приезжает народ, экскурсии и так далее, — но это только раз в неделю и не целый день. Конечно, надо готовить себе пищу, но достать пищу — легко; торговцы разносят хлеб, молоко и так далее ежедневно. Одним словом, на лето я устроен идеально, имея почти все преимущества той уединенной жизни, которую я мечтал найти на Афоне, но без ее недостатков и трудностей. В частности, регулярный доход избавляет от очень многих забот и от потери времени. Когда же начнутся занятия в университете, или мне дадут (бесплатно и вдобавок к моему положению здесь — куда я буду возвращаться изредка на день — два) комнату в Метохии, обители в Афинах, или меня устроят в психиатрической больнице, о которой я писал, или в каком — нибудь другом учреждении в качестве ἐφημέριος[410]. В богословской школе согласились сбавить мне не два года, а лишь один. Я поскорбел, ибо вначале казалось, что сбавят два; но теперь примирился, — говорят, отдельные профессора согласятся на то, чтобы я пропустил лекции и лишь сдал экзамен. Остается лишь представить свидетельство об окончании гимназии. Надеюсь, что не будет затруднений с этим: написал в Англию.