Дневники св. Николая Японского. Том ΙII - Святитель Японский (Касаткин) Николай (Иван) Дмитриевич
Диакон Павел Такахаси приходил с своим родственником (оказывается, его двоюродный брат) Кирилл Сайто, убежавший из школы на войну и служивший там военным работам, настоятельно просить принять его обратно в Семинарию. Я отказался: правила школы не позволяют принять ушедшего так самопроизвольно, не только без спроса, но даже без ведома.
15/27 июня 1895. Четверг.
Вот уже настоящий «ныобай»: целый день шел дождь, ни на минуту не переставая. Купол течи не дал ни на каплю, так как дождь без ветра. — Был на экзамене в 5–м классе Семинарии: по толкованию Евангелия от Матфея отвечали отлично; о. Сергий Глебов преподает; видно, что занимаются серьезно; — в 1–м классе Семинарии: по Священной Истории отвечали плохо; преподавал, покойник ныне, Климент Намеда и после него Петр Исигаме — плохо занимались своим делом, а предмет такой простой и интересный.
Из Тоёхаси язычник длиннейше пишет — укоряет меня в недостатке патриотизма, по поводу статьи в «Сейкёо Симпо», где говорится от моего имени, что я люблю Японию, в которой прожил 35 лет, не менее, чем Россию, и что если бы случилась война России с Японией, то я остался бы здесь беречь мое стадо и молился бы — не за победу России и не за победу Японии, а за то, чтобы Господь сотворил Свою волю и Свой правый Суд. Сказал секретарю, чтобы отослал письмо катихизатору Тоёхаси — поговорить с сим язычником и разъяснить ему дело.
Христиане из Аомори прислали 15 ен на гробный покров и соберут остальное, сколько следует, после — просят послать им покров, — Уже половина Церквей имеет выписанные из России парчовые (мишурные) гробные покровы. Из этого видно, что христиане, что им под силу, охотно делают; покров стоит всего 20 с небольшим ен, и его заводят, ибо могут. Так же бы, стало быть, приняли на себя и другие церковные расходы, если бы были в состоянии, — содержали бы катихизаторов, священников, — но бедны, вот беда!
16/28 июня 1895. Пятница.
На экзамене сегодня в 3–м классе Семинарии по Гражданской Истории у преподавателя Арсения Ивасава отвечали очень хорошо: складно рассказывали по–японски, и потом говорили иные легко, иные с трудом то же самое по–русски. Во 2–м классе — по Церковной Истории у Пантелеймона Сато, плохо: рассказывать не умеют, переводили по–японски по книге, впрочем, порядочно; науку эту еще только начали.
Фома Танака, из Вакаяма, пишет, что его христиане, по делам торговым часто бывая в Оосака и слыша плохие отзывы о поведении жены священника Оно, смущаются и расстраиваются в своих религиозных чувствах; упоминают еще про что–то новое нехорошее, что–де всем известно. Но здесь — неизвестно; прибавляет, что прислал бы докладную записку касательно всего этого, но не знает, будет ли она принята. Продиктовано написать ему, чтобы учил христиан не заниматься падением других, тем более не находить в нем причины для собственного падения, или ослабления в христианских чувствах; впрочем, пусть напишет откровенно обо всем, что знает об Оосака.
Одновременно, сегодня же — прошение от Церкви Нагоя — дать им о. Оно в исключительное их владение. Итак, в Оосака о. Иоанна Оно поносят и хотят выжить, в Нагоя его неизменно просят вот уже два года. В Нагоя, конечно, знают все дурные толки — о гордости, будто бы, о. Оно и о развратных, будто бы, наклонностях его жены Марианны. Ужели в Оосака интриги диакона Як. Мацуда, уроженца Вакаяма, отчего интригой захвачена сия Церковь, производят всю эту смуту касательно о. Оно? А еще Мацуда был поставлен диаконом для Оосака по выбору и просьбе о. Оно! Сколько ни стараюсь я задушить эти дрянные толки, которыми мне уши просвищали касательно Марианны и живших там учителей пения, никак не могу этого сделать, вот уж скоро два года. Не верится ничему, что болтают.
Павел Окамура пишет, что в Коци совсем нет слушателей; также, что шлет своих двух дочек (из пяти своих детей), что побольше — тринадцать и десять лет — сюда в Женскую школу, с о. Павлом Морита, идущим сюда на Собор.
Анна Кванно, начальница школы, хотела на эти каникулы возможно больше очистить школу от обитательниц, разослав их родителям, по причине продолжающейся холеры, а тут неожиданное нашествие новых, которым уже и выехать некуда!
Бедный Кирилл Сайто принес сегодня прошение и опять усиленно просится в Семинарию; но, положительно, это нельзя, минуя другие соображения уже потому, что он больше полугода пробыл среди самой простой и дрянной черни военно–рабочих (по укомплектовании которых, как писано было в газетах, вздохнула свободно тоокейская полиция, ибо все подонки сплыли в Китай); грязь может натащить в общество товарищей, и без того не свободных от оного.
17/29 июня 1895. Суббота.
Младший курс Катихизаторской школы по Нравственному Богословию у Андрея Минамото ответил хорошо.
Варнава Симидзу, катихизатор Уцуномия, просит принять в школу Илью Мураи после каникул. Сказано, согласно прежнему разговору с ним: «Пусть пришлет». Малец оказывается совсем беспризорным. Школьный учитель, у которого он жил, помер; сводный брат, небольшой чиновник, не хочет его знать. А между тем, какой несчастный этот Илья! За то, что исключен был он в прошлом году из Семинарии по малоуспеваемости и за шалость, мать до того рассердилась на него, что зарезала его и сейчас же зарезала себя; к счастью, он оказался не дорезанным вконец, и его вылечили, — мать же себя вконец порешила; конечно, не одно его исключение виною — мать много мучил своими недобрыми чувствами к ней ее пасынок, как говорят; единственным ее утешением был Илья — и оказался он выброском; не выдержала дворянская амбиция японки, и вышла кровавая трагедия. Если бы знать, не был бы исключен Илья, но не пророки мы, и прошлого не воротишь; но будущее в наших руках, и Илью, насколько он способен и насколько Бог поможет, воспитаем для служения Церкви.
18/30 июня 1895. Воскресенье.
О. Феодор Мидзуно вернулся с обзора своих Церквей. В Каназава — плохо; Церковь маленькая и бедная и не двигается вперед; катихизатор Фома Исида, кончивший курс в Семинарии, очень умный и развитой, но характера халатного; одевается и ведет себя, как какой–нибудь ученик, или ремесленник — в белом поясе, а летом и совсем почти голый; в обращении — холоден, неприветлив и неискусен, оттого и не может войти в добрые связи с людьми и привлечь слушателей. Конечно, он был бы совсем другим, — не имел бы этих неудобств, если бы был дворянского происхождения; но, к сожалению, — из простонародья, оттого ни в крови, ни в нраве нет порядочности, а это в Японии много значит.
В Нагано о. Феодор прожил с месяц и образовал там добрую общину слушателей учения; от катихизатора Тита Накасима зависит окончательно привести их к Христу. — Рассказывал о. Феодор о бедности живущего в Нагано бывшего катихизатора Павла Тацибана; только жена и дает хлеб, работая по шелководству; сам Павел может добывать литературным трудом лишь во время губернских собраний, или самую малость работая для местной газеты; а детей двое. Но в катихизаторы опять принять нельзя, сколько он ни просился и как того ни желает. Отпустил он первую жену с ребенком — Веру, одну из самых начальных воспитанниц Миссийской женской школы; говорит: «Соблудила»; а доказать документально этого никак не может. Я даже верю, что он правду говорит; только оскорбленный муж может с таким тактом говорить о сем предмете, с каким он говорил мне, в Нагано, клянясь, что он мог бы подвести Веру под уголовный суд за вытравление ребенка — не от него (только не может этого доказать). Но — сделать его опять служащим Церкви, когда эта самая Вера (хоть и живущая ныне языческим браком с одним торговцем угля здесь, в Токио) может уличить его во всякое время, что он живет не по–христиански с другой женщиной, прогнал от себя законную жену, — никак нельзя. Притом же это дело известно и многим. Известно и многое другое о Павле Тацибана многим, — хотя другое не столь бы трудно поправимо. Был некогда Павел Тацибана секретарем Миссии. Потом перепросился в проповедники, ибо прежде того прошел чрез Катихизаторскую школу; женился на Вере и сделался проповедником. Но влияние ли его разнохарактерного родства или что другое сделало, что он пятнадцать лет тому назад ушел сначала в католичество, потом в протестанство; в это–то время служения, когда он не по годам бросал одну — жену Веру, уже с ребенком от него, — произошло и то, что ныне он выставляет против нее; молодая женщина, заброшенная мужем, согрешить могла; но и он же — поспешил жениться по–язычески на другой, нынешней его жене.
