Бог во плоти. Святоотеческое учение о человеческой природе Господа нашего Иисуса Христа - Леонов Вадим

Святитель Кирилл Александрийский, опровергая Аполлинария и утверждая церковное учение, указывал, что Господь воспринял совершенную человеческую природу, т. е. полную, без какого-либо изъяна, имеющую все свойственное человеку, включая высшую часть души — ум (νοῦς). Отличительной особенностью плоти Христа было то, что она была чиста от какого-либо порока или греховного расстройства (άμαρτια): «Владыка Христос, имея нашу природу, не воспринял нашей греховности, но был чист от всякого греха»^[454], т. е. Спаситель был чист как от первородного греха (от «нашей греховности»), так и от личных грехов («от всякого греха»). Святой Кирилл придерживался традиционной для святых отцов мысли, что в момент воплощения произошло воссоздание поврежденного человеческого естества, воспринятого Господом, которое Он «делает прекраснее прежнего»: «Само Слово Божие… восприемлет человеческое естество и воссозидает Свой образ, растленный грехом, обновляет изваяние, приведенное в ветхость сыном злобы, и делает его прекраснее прежнего, не создав его, как древле, из земли, но Сам восприняв его, не пременив Божественное естество в человеческое, но соединив человеческое с Божественным, ибо, оставаясь тем, чем был [т. е. Богом], Он воспринял то, чем не был [т. е. человеческое естество]»^[455]. Восприняв человеческое естество, Сын Божий воспринял и неукоризненные немощи (голод, жажду, утомляемость и др.), которые не греховны по существу: «Родившись таким образом, Господь Христос испытывает все наши немощи, кроме греха»^[456]. Путем добровольных страданий и подвига Господь наш Иисус Христос сокрушил все искушения диавола, уничтожил силу греха — смерть и тем самым избавил согрешивший человеческий род от жестоких мучений, даровав силу всем верующим в Сына Божия наступати на змию и на скорпию и на всю силу вражию. Толкуя Ин. 14:30, святой Кирилл учил: «[Господь говорит: ] „Грядет мира сего князь и во Мне не имать ничесоже“^[457]. Ибо чистый от всякой вины, Он не имел в Себе ничего от семени диавола. Посему-то и прекратил его владычество, и изгнал его вон, и дал искони работавшим Ему силу попирать его, заповедуя и говоря: „Се даю вам власть наступати на змию и на скорпию и на всю силу вражию”^[458]»^[459].

Подробное учение о совершенстве плоти Спасителя содержится в сочинениях святителя Льва Великого и заслуживает внимательного рассмотрения, ибо его суждения в немалой степени повлияли на содержание Халкидонского вероопределения и воспроизводились впоследствии как на Западе, так и на Востоке^[460]. Понятие святого Льва о совершенстве плоти Христа было изложено в его Послании к архиепископу Флавиану, которое мы частично процитировали в начале данной главы. Святой Лев учил, что плоть Христа единосущна нашей плоти, причастна нашей «страдательности», тленности и смертности, но в отличие от нас она совершенно чистая, непорочная, непричастная первородному греху: «Он сделался причастным человеческих немощей, но отсюда не следует, что сделался участником и наших грехов. Он воспринял образ раба без скверны греха (Assumpsit formam servi sine sorde peccati)»^[461]. Святой Лев четко различал «немощь и смертность» человеческого естества, которые есть наказание за первородный грех, от самого наследуемого людьми первородного греха: «Его [Христа] природа [человеческая] приняла нас в свое владение… Приняла нас та природа, которая и потомство нашего рода не отклонила от общего всем пути и устранила причастность греху, переходящему на всех людей. Действительно, немощь и смертность, которые есть не грех, но наказание за грех, были приняты Искупителем мира для мучения, чтобы послужить выкупом наших грехов»^[462]. Для святого Льва, как и для всех православных отцов, сверхъестественный способ рождения — это одно из важнейших доказательств совершенства и неповрежденности первородным грехом плоти Господа: «Где не произошло смешение отцовского семени, там не примешалось и начало греха. Не познала неприкосновенная девственность вожделения, укротила природу. Взята была от Матери Господа природа, а не вина. Создан был образ раба без рабского состояния, ибо новый человек таким образом был примешан к ветхому, чтобы принять истинную сущность человеческого рода, но исключить первородный грех»^[463]. Эту мысль в своих сочинениях он повторял часто: «Новым же рождением рожден Он, потому что непорочное девство не познало похоти и между тем доставило вещество плоти. Итак, Господь принял от Матери естество, но не грех (natura, non culpa). А из того, что рождение это чудно, не следует, что естество Господа нашего Иисуса Христа, рожденного из утробы Девы, отлично (от нашего)»^[464]. То, что плоть Господа была, в отличие от нашего естества, без греховного расстройства, не означает, что она не единосущна нашей природе: «Восприяв нас, оная природа не оторвала отрасли нашего рода от общего корня, но не приняла и греховной язвы, переходящей на всех людей. Ибо немощь и смертность, которые составляют не грех, а только наказание за грех, были приняты Искупителем мира для страдания и как цена искупительная. Что, таким образом, было во всех людях знаком осуждения, то во Христе есть таинство благочестия. Он Сам, свободный от всякого долга, подверг Себя жесточайшему наказанию»^[465]. Такая чистота и непорочность плоти Господа была необходима для победы человека в лице Господа над диаволом, ибо на Иисуса Христа диавол «излил все, что соответствовало самой сущности его ярости, испробовал все способы искушений; и зная, до какой степени отравлена человеческая природа, никоим образом не поверил, что первородного греха избежал Тот, Которого по стольким признакам распознал как смертного»^[466].

Несомненным достоинством богословских сочинений святого Льва является точное и ясное изложение церковного учения о спасении рода человеческого через самоумаление Сына Божия не только по Божеству (воплотился и стал человеком), но и по человечеству (будучи человеком совершенным и непорочным, Он воспринял «образ раба»^[467]): «Следуя нашей немощи, Господь умалил Себя ради не могущих вместить Его и скрыл под покровом тела великолепие Своего величия, ибо не могло оно переноситься зрением людей. Потому еще говорится, что Он Себя уничижил^[468], т. е. как бы ослабил Себя Своей собственной силой, что в той униженности, благодаря которой оказал нам помощь, Он стал ниже не только Отца, но и Самого Себя. Однако ничто не убавилось этим принижением у Того, у Кого с Отцом и Святым Духом то, что означает бытие, — общее; так стало, чтобы мы поняли относящееся к всемогуществу, а именно: меньший по нашим понятиям по Его собственным не меньший»^[469]. Святой Лев учил, что искупительными являются не только крестные страдания Спасителя, но весь путь Его земной жизни: «Тайна спасения нашего, купленного ценою крови Творца вселенной, совершалась по пути уничижения от дня Его рождения по плоти до конца Его страданий»^[470]. Через уничижение и страдание «совершенно безгрешного» Человека была сокрушена сила диавола: «Господь вступает в борьбу со свирепейшим врагом не в Своем величии, а в нашем смирении, представ перед диаволом в том же самом облике и в той же самой природе, причастной и нашей смертности, но совершенно безгрешной. Конечно, для этого Рождения чуждо то, что говорится обо всех: „Никто не чист от скверны, даже младенец, который хоть один день проживет на земле“^[471]. Поэтому не перешло на это единственное Рождение ничто от плотской похоти, ничто от закона греховного не коснулось его»^[472].

Преподобный Максим Исповедник учил, что человеческая природа Господа была совершенной и непорочной, в этом отношении сопоставимой с природой первозданного Адама: «Богоначальное Слово, во всем подобное нам, кроме греха (δίχα μόνης ἁμαρτίας), непреложно облекшееся в наше естество и ставшее совершенным Человеком (τέλειος γενόμενος άνθρωπος), имело в Себе первого Адама (τον πρώτον Άδάμ), который проявлялся в нем как по образу происхождения, так и по образу рождения (γένεσις)»^[473]. Отличием человеческого естества Господа от естества Адама до грехопадения являлось то, что Он, восприняв совершенную и непорочную человеческую природу, воспринял его в уничижительном, страдательном состоянии, возникшем после грехопадения, но без первородного греха: «Единородный Сын Божий и Слово, став по человеколюбию [Своему] совершенным Человеком (τέλειος άνθρωπος), чтобы избавить естество человеческое от лукавой безысходности, воспринял безгрешность по происхождению от первого устроения Адама (κατά τήν γένεσιν του Άδάμ πρώτης) и имел ее без нетления (δίχα της αφθαρσίας то άναμάρτητον); а от рождения, введенного впоследствии грехом в естество, воспринял одну только страстность, без греха (μόνον είληφε δίχα της ἁμαρτίας то παθητόν)»^[474]. В воспринятой безгрешной плоти Господь добровольно принял уничижительное состояние человеческого естества — тленность и смертность, отвергнув источник этого состояния — греховное рождение и наследуемую греховность: «Это человечество [Иисуса Христа] обладало бессмертием и нетленностью природы Адама до грехопадения, но Христос добровольно подчинил его условиям нашей падшей природы»^[475]. Известный русский богослов В. Лосский так прокомментировал учение преподобного Максима о плоти Христа: «Не только человеческая природа, но и то, что противоприродно — последствия греха, были приняты на Себя Христом, Который тем не менее оставался вне первородного греха в силу своего девственного рождения. Так Слово снизошло до последних пределов искаженного грехом бытия, до смерти и ада. Будучи совершенным Богом, Оно не только стало „совершенным человеком“, но Оно взяло на Себя все несовершенства, все ограничения, происходящие от греха»^[476]. Отвергнув греховный, сладострастный способ рождения от семени (γέννησις), Христос не был подчинен закону тления и смерти, т. е. не должен был умереть по необходимости греховного естества, но Он добровольно воспринимает страдания и смерть на Себя, не восприняв греховную скверну, «чтобы Своими неправедными страданиями уничтожить наше праведное наказание»^[477]. Господь, с одной стороны, «усвоил безгрешность первозданного Адама, не приняв, однако, его нетления, а с другой — по всему уподобился нам, стал за нас грехом, клятвой, усвоил тление падшего Адама, без его, однако, греха»^[478].