Первое чудо. Беседы о браке и семье - Протоиерей (Ткачев) Андрей (читать книги без регистрации .TXT) 📗
Нам дается возможность почувствовать небесную жизнь, как остатки пиршества на столе. Трапезу съели, крошки остались, и мы по вкусу крошек можем составить представление о вкусе будущей трапезы. Более того, помните, в Евангелии есть интересные слова, когда женщина просила Христа исцелить ее дочку? Господь ее собакой называл. Вы наверняка молитесь за детей своих. Но готовы ли вы молиться настолько упорно, что когда Господь вам ответит, чтобы ваше ухо расслышало, что вы не лучше, чем простое животное, собака (для еврейского уха собака — все равно, что для нас свинья, и даже хуже), продолжать молиться, несмотря на это? Она просила:
— Иисусе, сыне Давидов, помилуй меня.
И даже ученики устали слышать ее крики. Он говорит:
— Нехорошо отнять хлеб у детей и отдать собакам.
Она говорит:
— Да, но ведь и собаки питаются крошками от трапезы господ своих.
И Христос удивляется, говорит:
— Женщина, велика вера твоя. Будет тебе, что ты хочешь.
И исцелилась дочь ее в тот час (Мф. 15:28). То есть нужно быть настолько терпеливым и молиться за детей, что если Бог скажет тебе, что ты — пес, если скажет: «Отойди отсюда», — ты все равно продолжишь молиться, исходя из этого евангельского текста. Временами мы так же, как те псы из Писания, слизываем крошки под столом. Нам с небесной трапезы падают на землю крошки вкусные, и мы, слизывая их, можем составить себе представление о будущей жизни. Нам нужно этим представлением поделиться, нам нужно поделиться этим маленьким опытом того, что есть другая жизнь.
Есть ради чего жить, на самом деле. Ведь уже относительно давно, лет 100, а то и больше, люди додумались до одной тяжелой мысли, которая звучит примерно так: «Стоит ли жизнь того, чтобы ее прожить?» Эта мысль касается каждого человека. Не только тех, кто в концлагере сидел, на войне был, родных потерял, а просто любого человека. Эта мысль составляет сердцевину мировоззрения современного потомка Адама. Пока люди не думают, им спокойно. Начинают думать — и останавливаются в недоумении: а к чему все это? И человек, если он не приходит ко Христу, ответа не имеет. Если же внятного ответа на этот вопрос не будет, тогда этот человек или убьет себя сразу, либо будет убивать себя медленно. Жизнь, очевидно, для него будет бессмысленна, а человек не может жить бессмысленно, ему нужно обязательно осмыслить свою жизнь. Без смысла человеку жить нельзя, уж так мы созданы.
Достоевский в воспоминаниях о каторге говорил, что если человеку предложить выбор: отрубить ему руку, или в течение непонятно какого времени насыпать песок, а затем его высыпать (то есть бесполезным трудом заниматься), то он скорее даст себе руку отрубить, чем согласится заниматься бесполезной деятельностью. Бессмысленная жизнь — не удел человека. Человек не может жить, не объясняя себе своего существования. Но именно бессмыслие есть та болезнь, которой болеет человечество сегодня, болеем и мы, как часть человечества.
У нас, у Церкви, есть ответы на многие вопросы. Но мы не всегда можем поднять тяжесть этих ответов, потому что это требует подвига. Подвиг мы нести не всегда умеем. Иногда даже не знаем, как к этому делу приступить, поэтому человечество изнутри представляет собой какую-то сплошную рану. С какой стороны не подойди к этой ране, становится страшно. Бесполезно оглушать себя и ближних готовыми формулировками. Нужно говорить только то, что ты почувствовал, лично прожил, то, чем ты переболел. Пытаясь воспитать человека, мы не болванку обтачиваем по готовому образцу, а вступаем в заповедную область живой души. Вступаем осторожно, с чувствами любви и тревоги. Нам, скорее всего, придется разуться, как и Моисею сказал Бог при купине: Сними обувь твою с ног твоих, ибо место, на котором ты стоишь, есть земля святая (Исх. 3:5).
Апология женщины
Семья, конечно, и первичная ячейка общества, и общая колыбель человечества, и так далее, и тому подобное. Похвальных эпитетов в адрес семьи можно произнести немало, даже при скромном словарном запасе. Но хотелось бы взглянуть на семью с точки зрения добродетели. То есть, с точки зрения того, какие добродетели семейная жизнь воспитывает, в каких добродетелях нуждается, без каких не может существовать.
Это не праздный вопрос, поскольку упражнение в добродетели у православных христиан связывается исключительно с подвижнической, бессемейной жизнью. «Добротолюбие» — исключительно монашеская книга, и существует предубеждение, согласно которому, «доброто-люб», т.е. желатель и ревнитель истинного добра, возможен только вне брака. Ему, одинокому, открыты пути к размышлению и созерцанию, к внимательной молитве и изучению Писаний, а те, что живут в миру и связаны узами брака, тревожатся об угождении своим законным половинам, как об этом и пишет апостол Павел. Незамужняя заботится о Господнем, чтобы быть святою и телом и духом; а замужняя заботится о мирском, как угодить мужу. (1 Кор. 7:34). И еще говорит: желаю, чтобы все люди были, как и я. (1 Кор. 7:7). Девственниками и бессемейными, то есть. Женатые и замужние не согрешают, но таковые будут иметь скорби по плоти; а мне вас жаль. (1 Кор. 7:28). И в Господней притче среди людей, отказавшихся прийти к Царю на пир, был один, который женился и на этом основании отнекивался. Перед ним были люди, купившие, кто землю, кто волов, а этот говорил: Жену поях, и сего ради не могу прийти. (Лк. 14:20).
***
Итак, что же, духовная жизнь возможна единственно в режиме бегства от брака и пренебрежения им? Или некие вершины добродетели доступны и тем, кто, как сказал Афанасий Великий, «в юности, составив свободную чету, естество употребляет для чадородия»?
Мне представляется, что ошибка в этом вопросе стоит очень дорого. Цена вопроса — изломанные людские судьбы. Есть, к примеру, большой спорт. Это спорт сверхнагрузок и мировых достижений. Имен в этом спорте не так уж много и они широко известны. Но есть и другой спорт, тот, где достижения скромнее и славы поменьше. Он более массовый, но это не значит, что там нет волевых усилий, пота, преодоления себя. Там все есть, только уровень пониже. Есть (при Союзе была точно) — физкультура, то есть, та область народной жизни, с которой связаны дворовые игры в футбол и теннис, утренние пробежки, детская секционная работа. Вовлеченность народа в здоровый образ жизни и градус интереса к большому спорту являются питательной средой для настоящих спортивных достижений. Разрушьте незаметную и малобюджетную сеть боксерских секций, прячущихся по подвалам в ЖЭКах, и через пару лет бесполезно будет ждать появления в такой стране чемпиона мира по боксу. Корни подрубишь — не жди плода. Даже спать под деревом с подрубленными корнями не рекомендуется, поскольку такое дерево рухнет рано или поздно.
Высокое подвижничество христианского мира так же относится к незаметным и повседневным семейным добродетелям, как наличие славных имен в большом спорте зависит от общей вовлеченности народа в физическую культуру и от любви народа к спорту, как таковому. Святость — это ведь не только преодоление пола. В этом смысле семья тоже кое-что может дать, но здесь ее средства ограничены. Святость — это ведь и терпение, и трудолюбие, и ответственность, и принесение личных интересов в жертву общему делу. Таких добродетелей, произрастающих на почве семейной жизни, множество. О них мне и хочется говорить, с той целью, чтобы реабилитировать семью в глазах любителей добродетельной жизни. Человеку, стремящемуся исполнить заповеди, вовсе не лежит прямой и неизбежный путь в монастырь. Очень многие заповеди можно исполнять посреди житейской суеты под аккомпанемент младенческого плача.
В первой половине XIX века в Киевской Духовной Академии при ректорстве Иннокентия Борисова был профессор Авсенев Петр Семенович. Этот человек прожил очень короткую (всего 41 год) жизнь и умер в Риме, будучи священником при русском посольстве. В последний период жизни носил сан монашеский и звался именем Феофан. Это был очень глубокий, высокообразованный и чистый нравственно человек. Студенты любили его и его лекции до такой степени, что, в порыве благодарного восторга, нередко выносили его из аудитории на руках. Замечу попутно, что времена те были суровы, в ходу были и телесные наказания. То есть особой свободы и демократии (используем и это истоптанное, всем надоевшее слово) не было. Но была любовь, которая «не вяжется». Наших лекторов, при всей свободе нравов и торжествующем демократизме уже давно не выносят на руках из лекториев.
