В Иродовой Бездне (книга 4) - Грачев Юрий Сергеевич (онлайн книга без .txt) 📗
Эта вечера была могучей помощью для души каждого. Ее участники сердечными очами видели образ Претерпевшего, в искушениях могущего им помочь…
Глава 24. Не унывать
(Ночь страданий)
«Должно всегда молиться и не унывать».
Ев. от Луки, 18,1.
Маруся, жена Левы, и Вера, жена Юры, ждали — ждали писем от мужей, что отправились в путь страданий. Письма приходили редко, очень редко. В лагерях, куда был направлен Лева, разрешалось писать два письма в год.
Молились жены, посылали посылки, вопияли к Богу и вспоминали слова Христа, что всегда должно молиться и не унывать.
Рос маленький Павлик — сын Левы. Мать записывала в дневнике его развитие, как учит он стихотворения, как начал петь. 15 октября 1949 года ему исполнилось два года. В его дневнике Маруся записала:
«Дали кусочек пирога и кувшинчик молочка. Потом я рассказывал по картинкам и про лису, и про ежика, и про мишеньку… На днях я пел слова из гимна «По дороге испытанья поведу тебя вперед». А когда спал, то наклонился к матери и сказал: «Христос поведет людей». Мама очень удивилась, что я соображаю, что пою. Она мне не говорила об этом. Я очень люблю книги и каждый день прошу у мамы новую книгу, говорю ей — «почитай»…
Лева подал заявление начальнику санчасти, чтобы его приняли на работу в хирургическое отделение больницы. Хирург Петцольд сказал, что место фельдшера есть и что он будет очень нужен. Лева ждал только конца карантина, чтобы перейти на работу в больницу. Все-таки ему будет легче: ведь он так любил медицину. Но однажды в барак пришел хирург Петцольд, подозвал Леву и тихо сказал:
— Вас брать на медицинскую работу не разрешают. Я узнавал, в чем дело. Оказывается, на вас вместе с вашим делом прислана какая-то ужасная характеристика, и здесь, в лагерях, вам придется нелегко, как самому худшему преступнику. В общем, жаль, но взять вас мы не можем…
Лева уже и в прошлом испытывал нечто подобное. Он понял, что Тартаковский не успокоился на том, что добился для него максимально возможного приговора, и в дикой ненависти, что Лева не отказался от Бога, сделал все от него зависящее, чтобы погубить его до конца.
Леве было и грустно, и больно. Он чувствовал, что впереди тяжелые страдания. Одни страдания. Искуситель всячески хотел обрушиться на Леву, чтобы он стал унывать, падать духом, приходить в отчаяние. Но он вспоминал слова Иисуса, слова Евангелия: «Должно всегда молиться и не унывать». Бог ли не защитит избранных своих, вопиющих к Нему день и ночь?
Карантин кончился. Леву назначили в этап для перевода в другой лагпункт. Есть ли там братья, никто не знает. Лева просил всех близких верующих молиться о нем и с верою в Иисуса вышел из этой зоны и последовал в другой лагпункт.
Там включили его в бригаду, которая грузит руду на платформы. В большинстве она состояла из молодых, крепких парней, так называемых «власовцев», которые были в плену во время войны.
Работа была очень тяжелая. Лева с трудом поднимал тяжелые камни и бросал их на платформы. Лагпункт был переполнен заключенными. Работали в две смены: дневная и ночная. Когда бригада, где был Лева, возвращалась в барак с ночной работы, то они не имели возможности раздеться и лечь на нары, так как эти нары занимала дневная бригада, не вышедшая на работу. И нужно было сидеть и дожидаться, когда, та бригада встанет и уйдет, а потом, позавтракав, самим ложиться на свое место. Получалось так, что не было своего уголка, где бы можно было положить свои вещи. А начальство собирало собрание и требовало одного: выполнения и перевыполнения норм.
…Сыплет снег, ярко горят прожектора, холодно, но холод этот неощутим. Нужно работать, нужно бросать камни. Лева поднимает камень, раскачивает его, бросает на платформу. Но камень не долетает, он попадает в голову рабочему, который наклонился, чтобы поднять руду. Рабочий падает, вскакивает, а потом в страшном гневе бежит к Леве и замахивается над ним, чтобы его избить…
Ночь страданий… Боже мой, Боже мой!
Это жуткие, страшные годы — 1950, 1951, 1952, 1953, 1954, — которые Лева провел в Степлаге, в Джезказгане, составляют в биографии нашего героя — Левы Смирнского — изрядный пробел. Он еще собирается описать их, и когда-нибудь, возможно, они будут описаны.
Однако эти годы прошли.
О том, что стало с нашим героем после того, как рухнула эпоха «культа личности», мы можем прочесть в очередной главе, которая носит название — Заключение.
Заключение
Прошли годы. Рухнула эпоха «культа личности» Сталина. Партия и правительство резко осудили практику «недозволенных методов дознания», на первом плане которых была — пытка лишением сна. Было упразднено Министерство государственной безопасности и вместо него учрежден Комитет госбезопасности.
В местах заключения, в тюрьмах и лагерях все стало по-иному. Массы невинных людей реабилитировали, оправдывали, снимали с них мнимую «вину». И была пасхальная ночь, когда офицер штаба принес и показал Леве документы: он срочно освобождается, невиновен, реабилитирован. Эту ночь Лева никогда не забудет, душа пела: «Христос воскрес, а с Ним и я! Христос воскрес, с Ним и я!»
Наутро радио лагеря передало, что пересматриваются дела, советская законность торжествует, ленинские нормы и ленинская политика восстанавливаются. Как пример сообщалось, что Смирнский, приговоренный к двадцати пяти годам заключения, освобождается — реабилитирован.
Настал день фактического освобождения из лагеря, и Лева едет домой.
Приехал домой. Неописуемая радость встреч! Весна. Сияет солнце, цветут цветы…
Лева хлопочет в Москве о продлении учения. Центральный комитет КПСС разрешает.
Лева идет на встречу с теми, кто засудил его, но в МГБ их уже нет. На другой день после преобразования Министерства госбезопасности и назначения нового уполномоченного и Тартаковский и Снежкин — оба были уволены из этого вновь созданного комитета. Они тут же «перекочевали» в Управление внутренних дел, в органы милиции, где Тартаковскому была предоставлена широкая возможность расправляться с уголовниками и рецидивистами.
Лева находит их в Управлении областной милиции. Он пожимает руку Снежкину и благодарит за все. Тот улыбается и говорит:
— Страшные времена были, ужасно заставляли работать. Я почти нажил себе язву желудка в это кошмарное время, — делился он с Левой.
Входит Тартаковский. Лева пожимает ему руку (!) и благодарит за все.
– Меня не за что благодарить, — отвечает тот и опускает голову. — Вы реабилитированы? Какие планы?
– Учиться, учиться, — отвечает Лева, — стать врачом и до конца оставаться христианином.
— Учитесь, — желают ему оба «друга народа», — будете старшим товарищем среди молодых студентов.
— А мы ведь знали, что вы о нас молитесь, — замечает Снежкин, — и не являетесь нашим врагом. Времена тогда были такие…
Лева учится, кончает мединститут. Начинаются государственные экзамены.
Неожиданно его вызывают в Оренбург, к уполномоченному местного Комитета госбезопасности.
— Мы должны сообщить вам грустную для вас новость, — говорит уполномоченный. — Ваша реабилитация отменена, дело по ходатайству генерального прокурора Руденко пересмотрено. Вам зачтен тот срок, который вы отсидели…
