В Иродовой Бездне (книга 3) - Грачев Юрий Сергеевич (книги бесплатно txt) 📗
Начальник конвоя доложил что-то высшему начальству, в результате чего Леву вывели из строя, передали надзирателям, а те отвели его в «кондей» (тюрьма для, заключенных, которые совершили в лагере тот или иной проступок или отказались от работы).
В «кондее» были голые нары, сидели два отказчика от работы. Лева быстро вытащил из мешка свою одежду и оделся.
— Ты за что сюда попал?— спросили карцерники. Лева рассказал.
— Эге, это ты крепко попал! Если бунт припишут — пропал, погиб.
Лева сам чувствовал, что положение его было очень серьезным. И он молился, вспоминая любимый 70-й псалом:
«На Тебя, Господи, уповаю, да не постыжусь вовек. По правде твоей избавь меня и освободи меня: приклони ухо Твое ко мне и спаси меня. Будь мне твердым прибежищем, куда я всегда мог бы укрыться».
«Господи, только ты можешь защитить и избавить!» «Кондей» — это бревенчатая избушка, расположенная около зоны. Охранявший «кондей» часовой с вышки не допускал другим заключенным близко подходить к нему. Окно в карцере было большое, с решеткой, и через него можно было видеть бараки и разговаривать с подходившими близко. Подошел поближе Михаил Данилович Тимошенко.
Ну, как же это, Лева, ты попал? Я это все видел. Конечно, ты поступил героически. Но теперь — как спать-то будешь? Ничего нет.
Да, ничего нет, — крикнул Лева. — Но ничего, не беспокойтесь. Бог поможет, молитесь.
—– Я вот сейчас пойду поговорю с надзирателем, может быть, передам тебе телогрейку.
Прошло немного времени. Михаил Данилович вернулся с надзирателем, которому передал телогрейку, а тот, пройдя в «кондей», вручил ее Леве.
— Это по просьбе твоего друга-старика. Уважаю его.
Эта телогрейка очень пригодилась Леве. К утру в «кондее» было очень холодно, и без нее Леве пришлось бы очень плохо.
На следующий день, делая обход по лагерю, в «кондей» зашел фельдшер колонны. Он сказал Леве, что осматривал избитых и дал следствию справки об их повреждениях, но начальник конвоя утверждает, что никаких избиений якобы не было, а что это они сами поушибались, когда падали с насыпи во время побега.
Лева ясно убеждался, что правду хотят скрыть и во всем обвинить его, как «возбутителя бунта». Что было делать? У кого искать защиты? Он молился, молился, излагая свою скорбь перед Всемогущим.
Прошло несколько дней. Его никуда не вызывали. По вечерам, возвратившись с работы, Михаил Данилович и другие братья издали стояли напротив окна карцера. Конвой с вышки не разрешал приближаться и переговариваться. Чтобы повидать Леву, подходила одна молодая женщина. Это была Валя Данилевская. Она здесь работала на общих работах, и, когда Лева прибыл сюда, они встречались. Она пригласила Леву принять участие в местной агитбригаде в качестве суфлера. Это для того, чтобы они могли вечерами встречаться и беседовать. Но Лева отказался. Они встречались очень редко, случайно. Теперь же Валя знала, как и все заключенные, что случилось с Левой, и переживала за него.
Стоя вдали, смотря в окно карцера, в котором находился Лева, она пела:
«Что стоишь, качаясь, горькая рябина,
Головой склоняясь до самого тына…
Но нельзя рябине к дубу перебраться,
видно, сиротине век одной качаться…»
Это песнопение навевало на Леву грусть. Но в то же время ему отрадно было сознавать, что за него переживают не только его близкие друзья, но и знакомые. В душе, а иногда и вслух, вполголоса, он напевал гимн, который теперь особенно стал для него близок:
«В пустыне греховной земной,
где неправды гнетущий обман,
я к Отчизне иду неземной
по кровавым стопам христиан.
В край родной, неземной
от обмана мирской суеты
я иду и приду
к незакатному Солнцу Любви.
Темнеет вечерняя мгла,
длится тяжкий и скорбный мой путь,
но не гаснет надежда моя.
Я в Отчизне родной отдохну.
Иди же смелее вперед,
за Христом, не пугаясь врага.
Скоро кончится путь твой земной,
засияют Сиона врата».
Как-то утром пришел фельдшер и сообщил Леве, что конвой, который проводил избиение, удален из охраны колонны. В тот же день вечером Леву вызвали в следственную часть, попросили рассказать все. Потом ему сказали, что дело его прекращено, он признан невиновным и освобождается.
Как радостно освободиться из заключения в заключении! Хотя Лева по-прежнему остается тем же заключенным, но теперь он все-таки в относительной свободе. Всей душой благодаря Господа, Лева побежал в барак. И бригадир, и все собригадники, радостно приветствовали его.
— Ну, и пережили мы за тебя! Думали — пропадет парень ни за что…
Радостные объятия, поцелуи с братом Михаилом Даниловичем и другими братьями. Был сразу же организован «чай на травке», где все вознесли благодарственную молитву за избавление Господом Левы от страшной опасности.
На другой день Леву ожидала еще большая радость: в колонну приехала врач — начальник санчасти. Лева подошел к ней.
— Смирнский! Где вы пропали, просто провалились. Нам нужны медработники, и вдруг вы исчезли, никак не могли найти.
Лева рассказал о своих приключениях.
— Сейчас же иду звонить в управление, — сказала начальница санчасти, — чтобы оформить по телефону наряд на перевод вас опять в райбольницу.
Она позвонила и сообщила Леве, что он завтра же будет отправлен на прежнее место своей работы.
– Лева, я так за вас переживала! — говорила Валя Данилевская. — Ну, слава Богу, все хорошо, и вы возвращаетесь на прежнее место работы.
– Да, слава Богу! — сказал Лева. — Господь защитил, и люди разобрались.
– Желаю вам успеха, освобождения, учебы в Москве. Вот мой адрес московский. Я скоро освобожусь, пишите, приезжайте…
Трогательно было прощание Левы с дорогим братом Михаилом Даниловичем и с другими братьями.
– Как хотелось бы встретиться с вами на земле, на нивах Божиих! — говорил Лева.
– Благослови тебя Бог в путь на труд для Него. Встретимся ли здесь, на земле? — задумчиво сказал Михаил Данилович. — Не знаю, но у Господа встретимся. Там будет то, чего нет здесь: вечное, непреходящее…
Глава 21. Сохранен
«Я хочу, чтоб он пребыл…»
Иоанн. 21,22.
Лева с радостью ехал работать в районную больницу. Он соскучился по медицине, ведь это было призвание его жизни — оказывать помощь больным, способствовать восстановлению здоровья человека. То, что он работал на трассе, копал глинистую землю и отвозил на' тачке под откос, было тоже неплохим делом. Ведь строили железную дорогу, которая будет способствовать передвижению людей. Сидеть без работы — это самое страшное,
Освободившись, Лева начал переписываться с Валей, но вскоре переписка между ними прекратилась, и о дальнейшей ее судьбе Лева ничего не знает. В своем последнем письме к нему из Москвы Валя писала: «Я вышла замуж. Поздравлять с сыном или дочерью еще рано и вряд ли придется, так как я этих «цветков» не хочу. Насчет твоего поступления в мединститут: Лева, ты большую ошибку сделаешь, если не поступишь в Москве. Забудь на время свое положение и поступай в Москве. Я уверена, что ты поступишь. Таких толковых, преданных своей работе и учебе людей мало. А есть много чего порассказать…»
