Трудные страницы Библии. Ветхий Завет - Гальбиати Энрико (книги бесплатно без онлайн .txt) 📗
Так мы обнаруживаем несомненный признак вмешательства Бога и Его откровения в религиозную историю народов. Мы видим, как в течение тысячелетий они уклонялись от истины все по тем же роковым путям: магия, обычай, безразличие к нравственности. От времени до времени — колебание; кто-то находит осколок истины: монотеизм некоторых мыслителей, любовь стоиков к добродетели, жажда очищения в платонизме, презрение к земным ценностям у индийских философов. Но ничто не оказывает действенного сопротивления общему падению религиозного чувства масс. Время от времени какое-нибудь дерево застревает и прекращает свое движение. Это религии внешних обрядов, окаменевшие в неподвижности, без всякой надежды.
Но вот внезапно в маленьком племени полукочевников, бродящем между сирийской пустыней и южной Палестиной (см. пар. 70 и 71) рождается монотеистическая идея. Кто-то скажет: «Ничего удивительного, это случайность, пройдет. Это племя в конце концов примет воззрения своих соседей». Через несколько веков племя стало небольшим народом и продолжало держаться той же идеи. Появился у него и закон, основанный на этой идее, нравственный декалог, место культа. Скажут еще: «Странно, но это пройдет; политические и культурные контакты с великими народами передней Азии заставят Израиль войти в общее русло». Однако спустя несколько веков из недр этого народа выходят пророки. Еще одно необъяснимое психологическое явление! Речь идет не об одном или нескольких мечтателях. Череда их тянется через столетия, таких разных, но верных одной прогрессивной идее. Монотеистическая религия в безопасности и уже приобретает ясные очертания: божественное Провидение, нравственные обязательства, награда, мессианизм. Наконец, приходит Христос. Он приходит, как Лицо, ожидавшееся веками, и несет радостную весть об общем Искуплении, животворящую волну Благодати, великую программу любви. Религиозное наследие Израиля не только остается нетронутым, но, окрепнув и обретя новую, невероятную ценность, оно отправляется на завоевание мира.
Так почему же эта идея шла против течения, всегда в одном и том же направлении, как будто следуя предначертанному плану? Откуда эта неизменная верность плану в тысячелетнем путешествии? Конечно, не от благоприятных обстоятельств и особого нрава израильтян. Достаточно прочесть несколько страниц из книги Царств или Иезекииля, чтобы измерить ту притягательную силу, которой обладали для этого народа самые грубые суеверия. И часто, даже слишком часто эта завораживающая сила рождала грех. Так почему же религиозная идея не была вовлечена в общее падение?
Вмешался Бог. Говорил Бог. Это — божественное Откровение. В глазах историка оно не раскрывается сразу, как внезапный театральный эффект; напротив, оно проявляется, как мысль в развитии, которая идет вперед медленно, прерывисто и никакая из тех сил, которые тяготеют над другими человеческими религиозными идеями, не может заставить ее отклониться от своего пути. Таким образом, за исключением нескольких необычайных и ярких событий, уместных в конкретных обстоятельствах, Бог проникает в историю почти незаметно, «теснейшим образом связанными событиями и словами», согласно определению соборной Конституции «Dei Verbum» (№ 2). Он приспосабливался к мировоззрению, языку, привычкам и обычаям, хитросплетениям истории избранного народа. Но в то же время Он очистил все и повел их к высочайшим целям, пока Само Слово Божие не явилось как Человек среди людей, Который, в свою очередь, Своими словами и делами открыл «полноту благодати и истины» (Ин 1, 14–16; ср. также Евр 1, 1–2). Новый Израиль, Церковь, хранит эту полноту, верует в нее, объясняет ее, но еще не понял ее до конца и не осуществил ее целиком. Ибо для Церкви, народа Божьего, находящегося в пути, Откровение, как для древнего Авраама, есть призыв, ожидающий постепенного ответа.
Глава I. Литературные жанры в Библии
Что такое «литературный жанр»
1. Из тайны сверхъестественного сотрудничества Бога и человека родилась Библия. Другими словами, Бог есть автор Библии, но Он привлек в качестве живых, разумных, свободных орудий ее составления людей, принадлежащих к различным эпохам и различным социальным группам. Под их именами мы и цитируем большую часть библейских книг как Ветхого, так и Нового Завета.
Еще раз Бог в Своем премудром снисхождении оказал честь человеку. Предназначенная для людей Библия не спустилась чудесным образом с небес, но была создана божественным даром, которым исполнились дух и руки людей. Эти люди, просвещенные и укрепленные Богом, преодолели тяжелые этапы подготовки и самого создания книги, которую, таким образом, можно назвать богочеловеческой.
Аналогия между тайной воплощения и тайной библейской боговдохновенности приходит сама собой; Как посредством воплощения Слово, благодаря человеческой ипостаси Христа, вошло в человеческую историю, разделяя все то, что присуще конкретной человеческой личности в ее сущности, свойствах характера, поступках, так же божественная мысль и слово стали у священно-писателя человеческими мыслью и словом.
Так же, как благодать Искупления, Откровение пришло к людям сквозь толщу истории, сначала истории Израиля, затем истории Церкви. Действительно, «един посредник между Богом и человеками, человек Христос Иисус» (1 Тим. 2, 5). Израиль готовит Его появление, в Церкви Он обретает полноту.
С трудом, под воздействием христологических ересей, в течение первых пяти веков вырабатывалась точная формулировка догмата Воплощения. Так же точно и догмат о боговдохновенности Библии, веками остававшийся, может быть, наиболее бесспорным из всех догматов, подвергся, благодаря рационалистической атмосфере нашего времени, некоторым чрезвычайно важным уточнениям.
В особенности в конце прошлого века и в первой половине нынешнего [5] выводы многих некатоликов в области текстологии, литературоведения и историографии побудили католических богословов и экзегетов, под впечатлением энциклики «Providentissmus» дать важные разъяснения касательно вклада Божьего и человеческого в составление священной книги. Понятие «причины-орудия» [6] (causa instrumentalis), применявшееся по отношению к боговдохновенному автору уже Отцами Церкви и широко использовавшееся дотридентскими схоластиками, было тем бесценным ключом, который позволил понять, что, никоим образом не посягая на божественное происхождение Библии, никогда нельзя забывать, что божественное слово прошло сквозь фильтр человеческого разума и отлилось в различные человеческие литературные формы, характерные для определенного времени и определенной среды, которые оставили глубочайший след в этой богочеловеческой книге.
Это ведет к тому, что чтение Библии требует острого исторического чувства, соединенного с самой твердой верой в ее божественный характер. Как замечает о. Лагранж [7] «история и критика проникают всюду, где действует разум. Никто не может отказать истории в праве войти и в область религии. Более того: в эту область история должна проникнуть в первую очередь, ибо Бог открыл людям христианскую религию именно через историю».
Таким образом, знание среды, в которой родилась Библия, совершенно необходимо для правильного понимания книги Божией.
Среда, в которой появились на свет священные книги Ветхого Завета, — это культурный мир древнего Востока [8]. Он глубоко отличается от нашей классической культуры, проникнутой Греко-римским духом. Очевидно, мы не можем пользоваться критериями, характерными для нашего умственного склада и для нашей литературной традиции, чтобы рассматривать и понимать произведения культуры столь иного духовного мира. Особенно ясным это становится при анализе произведений изобразительного искусства. Для непосвященного неизменно бесстрастные лица статуй месопотамских царей могут указывать или на неумение скульпторов, или на отсутствие индивидуальности у изображенных властителей. А в соответствии с мировоззрением древнего Востока это означает, что царь есть образ божества и разделяет его непроницаемую ясность, его сверхчеловеческую бесстрастность, предохраняющую лицо от любого искажающего воздействия страстей. Например, в изумительной выразительности львов, насмерть сраженных царем Ассурбанипалом (барельеф, хранящийся в Британском музее, галерея Нимврода), проявляется громадное мастерство художника, а царь, хотя он и держит в руках лук, изображен так, что на лице его не заметно ни малейшего признака волнения. Так же точно художественный канон, который предписывал изображать царственных особ в более крупном, по сравнению с простыми смертными, масштабе, может произвести впечатление какой-то несуразности, тогда как у древних он был способом выражения определенной идеи: морального или даже божественного превосходства царя.
