Жизнь - вечная. Рассказы о святых и верующих - Горбачева Наталья Борисовна (лучшие книги txt) 📗
От природы Наталья Николаевна была молчалива и весьма сдержанна в проявлении своих чувств. Ее сдержанность поощрял и муж. При этом правильные выводы о ее уме и характере сделать было непросто. Действительно, кто из современников, встречаясь с модной, признанной красавицей двух столиц Натали, заглядывал в глубину ее души? Кто, вспоминая о ней, по достоинству оценил то величайшее терпение и смирение, с которыми она принимала удары судьбы, начиная с самого младенчества? «Только Бог и немногие избранные», к которым, несомненно, принадлежал Пушкин. Поэт писал жене: «…а душу твою люблю больше твоего лица». Серьезное признание, однако исследователи вновь и вновь позволяли себе не соглашаться с Пушкиным, полагая, очевидно, что душа Натальи Николаевны – плод его поэтического воображения. Более понятной и привлекательной для толкования всегда считалась первая часть знаменитой его фразы: «Гляделась ли ты в зеркало и уверилась ли ты, что с твоим лицом ничего сравнить нельзя…» Красота Натальи Николаевны была необыкновенна, привлекала к себе чрезвычайный интерес и при дворе царя могла бы стать огромной силой, но не стала, сдерживаемая душой благородной и возвышенной.
Все шесть лет совместной жизни чету Пушкиных преследовали долги. Желая облегчить положение мужа, Наталья Николаевна просила родных выделить ей хоть какое-то содержание; не только не требовала от супруга денег, но скрывала от него безденежье. Первая красавица Петербурга ходатайствовала перед родными за дела мужа, опекала незамужних сестер в Петербурге, принимала участие в продвижении по службе братьев, тяжелыми родами одного за другим произвела на свет четверых детей Пушкина. И все это совершала женщина двадцати с небольшим лет.
В первый год после свадьбы Пушкин раздраженно писал теще: «Не восемнадцатилетней женщине управлять мужчиной, которому тридцать два года». Прошло совсем немного времени – и великий поэт России стал нуждаться в ее советах, доверять ее здравому смыслу. Путешествуя по местам пугачевского бунта, Пушкин подробно описывал жене все встречи и происшествия, впечатления и замыслы. Насколько он ценил свою жену, видно из строк письма: «Ты молода, но ты уже мать семейства, и я уверен, что тебе не труднее будет исполнять долг доброй матери, как исполняешь ты долг честной и доброй жены».
Постепенно добродетельная супруга убедила в своем искреннем религиозном чувстве и Пушкина, который поначалу выговаривал своей «женке», что та слишком ревностно молится («…целую ночь простоишь у всенощной, и теперь лежишь в растяжку в истерике и в лихорадке»; «Не стой на коленях»…), а впоследствии сам просил ее молитв: «Благодарю за то, что ты Богу молишься на коленях посреди комнаты. Я мало Богу молюсь и надеюсь, что твоя чистая молитва лучше моих, как для меня, так и для нас». Горячие молитвы Натальи Николаевны продлили короткий век Пушкина, ее жизнь по христианским заповедям усилили в нем религиозное чувство.
Нужно знать, под каким влиянием сформировалась личность русского гения. Об этом хорошо сказал профессор И. М. Андреев,[35 - Проф. И. М. Андреев. А. С. Пушкин. Основные особенности личности и творчества гениального поэта.] предок которого лечил умирающего Пушкина. «Семейное и школьное воспитание во многом углубило тяжелую наследственность («африканские корни». – Н. Г.). Рано научившись читать, отрок Пушкин нашел в огромной библиотеке отца массу атеистической и эротической французской литературы, с которой жадно стал знакомиться. Запойное чтение этой развращающей сердце литературы питало рано пробужденные чувственные страсти, а скептические и атеистические идеи, преподносимые в ироническом и сатирическом освещении, развращали и юный ум.
Формально родители Пушкина не были чужды бытового Православия: они иногда служили молебны, приглашали на дом приходских священников, раз в год говели. Но случалось нередко, что после исповеди и причащения Святых Тайн, вечером того же дня, Сергей Львович (отец) или Василий Львович (дядя) декламировали кощунственные стихи Парни, в которых автор издевался над церковными таинствами и обрядами. Из массы прочитанных авторов французской литературы именно Вольтер и Парни долгое время владели умом и душой Пушкина. Именно этим двум авторам он старался подражать, восхищаясь изяществом бесстыдных их творений и тонкой язвительностью их кощунственной насмешки над религией. Это им, в конце концов, обязан Пушкин самым позорным грехом своей жизни: сочинением в 1821 г., в Кишиневе, кощунственно-циничной поэмы «Гавриилиада», облеченной в изящно-привлекательную поэтическую форму. Как известно, Пушкин от этой поэмы с мучительным стыдом и омерзением отрекался потом всю жизнь.
В семье Пушкиных, как и во многих других подобных семьях того времени, вообще господствовало ироническое отношение к религии, к Церкви и духовенству. Так как непристойные насмешки по этому поводу часто облекали в остроумные и соблазнительно привлекательные формы, то ребенок Пушкин, имея живой и насмешливый ум и повышенную восприимчивость, быстро и прочно усвоил себе эту манеру, которая мутной струей прошла через его жизнь и творчество в течение многих лет.
С ранних лет отданный на руки гувернанток и гувернеров сомнительной нравственности, и к тому же часто менявшихся, лишенный родительского внимания и ласки, вполне предоставленный бесконтрольной соблазнительности в выборе чтения, рано узнавший из неосторожных разговоров взрослых в гостиной, в лакейской и в девичьей о том, что на языке этих взрослых называлось «любовью», отрок Пушкин был уже глубоко отравлен ядом кощунства, цинизма и скепсиса, надолго развративших его живое творческое воображение. Очень рано чуткое ухо отрока познакомилось и с тем, что называется сквернословием, образцы которого, главным образом на русском языке (хотя дома говорили большей частью по-французски), он часто слышал. И привычка сквернословить долго и прочно держалась у Пушкина…
Все складывалось так, что Пушкин мог совершенно нравственно погибнуть. Но, к счастью, по милости Божией, даны были Пушкину и благие дары свыше; посланы были и добрые влияния на его жизненном пути, начиная даже с колыбели. Среди даров, посланных свыше, надо отметить врожденное большое доброе сердце, чрезвычайно чуткую совесть, повышенную моральную самокритику, исключительную высочайшую и чистейшую эстетическую одаренность вообще и светлый поэтический гений в особенности, особую ясность творческого ума и мужественную волю. При наличии этих врожденных подарков с неба – невозможно было не стать Пушкину религиозным, невозможно было ему не откликаться на благие влияния, зовущие к свету Божественной Истины, Добра и Красоты. Носителями таких благих и добрых влияний, посеявших в глубину глубин души Пушкина с ранних лет его детства и отрочества неумирающие семена подлинно «разумного, доброго, вечного» – были: бабушка Мария Алексеевна Ганнибал, горячо и нежно любившая внука и, в свою очередь, любимая им; прославленная любимая няня Пушкина Арина Родионовна; диакон Александр Иванович Беликов (окончивший Славяно-греко-латинскую академию), преподававший отроку Пушкину Закон Божий, русский язык и арифметику (с 1809 по 1811 г.); и, наконец, дядька Никита Козлов, состоявший при Пушкине в детстве в Москве, затем, после окончания Лицея, в Петербурге; был при Пушкине в ссылке на юге и в селе Михайловском; служил камердинером после женитьбы Пушкина и отвозил со своим барином тело матери поэта из Петербурга в Святые Горы; а в начале февраля 1837 года отвозил туда же гроб с телом самого поэта. Жандармский офицер Ракеев, по долгу службы сопровождавший гроб Пушкина, рассказывал: «Человек у Пушкина был… Что за преданный был слуга. Смотреть было даже больно, как убивался. Привязан был к покойнику, очень привязан. Не отходил почти от гроба: не ест, не пьет»«. Завершить этот благой список суждено было любимой супруге Пушкина Наталье Николаевне.
