В Иродовой Бездне (книга 2) - Грачев Юрий Сергеевич (читать бесплатно книги без сокращений txt) 📗
Голод давал себя чувствовать по-прежнему. Многие из персонала лазарета питались за счет больных, недодавая им полагающегося количества супа и каши. Однако Леве так поступать не позволяла совесть. К предназначавшейся больным еде он прикасался лишь в тех редких случаях, когда «сестра-хозяйка» лазарета — стройный мужчина Пинт — угощал врачей и Леву пищей, оставшейся от больных, которые уже не могли есть, объясняя это тем, что иначе ее придется выбросить. Но работать в рожистой палате Леве пришлось недолго. Тот заключенный, которого прислали на электростанцию вместо Левы, так запутал все дела, что бывший Левин начальник через сектор управления механизации лагеря выхлопотал наряд, возвращающий заключенного Смирнского назад на электростанцию. И опять за Левой пришли надзиратели. Только теперь они забирали его с медицинской службы, чтобы водворить в прежний барак и на прежнее место работы. Лева этому отчасти даже обрадовался: ведь он мог снова, зарабатывая свой хлеб насущный в отделе механизации, одновременно безвозмездно трудиться в лазарете, обслуживая больных.
Однако Лева не проработал на электростанции и нескольких недель, как санчасть, испытывавшая большую нужду в медработниках, начала хлопотать через высшую инстанцию о его возвращении в лазарет. И тогда начальник Сосновецкого лагеря подписал приказ — вернуть Леву назад, на медработу. Когда это предписание поступило в сектор механизации, там решили любыми путями выхлопотать разрешение на то, чтобы Лева остался у них.
– Ну, скажи, скажи, — спрашивал, размахивая руками, Леренс, — неужели ты не хочешь у нас работать? Разве тебе здесь плохо? Что это ты связался с медициной?
– Я хочу работать и там, и там, — отвечал Лева.
– Но ты же видишь, что это невозможно. Прохорский уже подписал приказ о твоем переводе в лазарет. Что же делать? Что же теперь делать?
В их разговор включился начальник электростанции:
— Я знаю, что делать. Пойду, куда следует, и доложу, что Смирнский — баптист и из Христовых побуждений проник в лазарет. Его мигом оттуда уберут, и он останется у нас.
Лева понимал, что действительно после такого доклада ему в медсанчасти не работать, и он стал упрашивать начальника электростанции отказаться от своей затеи, так как из-за нее могут произойти всякие тяжелые последствия, и Леве не придется работать ни там, ни тут. Поразмыслив, начальник согласился с доводами юноши и обещал не докладывать о его христолюбивых устремлениях.
— Вот что мы сделаем, — сказал Леренс. — Сейчас к нам должен прийти главный инженер секции механизации канала Никольский. Он постоянно бывает в управлении и хорошо знает все начальство лагеря. Попросим его, чтобы он позвонил Прохорскому и попросил его оставить Смирнского у нас.
Когда пришел инженер Никольский — высокий худощавый старик, лицо которого все время подергивалось от нервного тика (он тяжело пережил следствие и осуждение его в лагерь), ему доложили дело Левы, сказав, что Лева действительно нужен отделу механизации, и попросили позвонить прямо Прохорскому. Никольский попросил телефонистку соединить его с кабинетом начальника лагеря.
— У нас такое дело, гражданин начальник, — начал он телефонный разговор. — Есть тут у нас опытный работник по линии механизации — Смирнский. И вот по вашему распоряжению его забирают на работу в лазарет. Прошу отменить распоряжение, так как он нужен здесь.
Но Прохорский не счел необходимым удовлетворить просьбу своего подчиненного, и находящиеся в комнате услышали растерянный ответ главного инженера:
— Так, значит, никак нельзя?
Он повесил трубку и с любопытством посмотрел на Леву. — Прохорский говорит, что отменить приказ не может, потому что вы медтехник и должны работать по специальности. Я вот до старости дожил, а не слыхал, что есть такая специальность — мед-техник. Знаю, есть зубные техники. Они зубы делают. А медтехники — они что, кишки что ли делают?
Лева объяснил, что медтехником в лагере называют фельдшера, в обязанности которого входит ухаживать за больными, выполнять распоряжения врачей.
Итак, борьба за Леву закончилась. Его снова водворили в лазарет. «Да будет воля Твоя, Господи! Это, конечно, мое призвание, и я все силы целиком должен посвятить именно ему…»
Глава 15. Первое мая
Наступила весна. Работы на канале шли успешно, заключенные прилагали все силы, чтобы только заработать большую горбушку, получить зачет рабочих дней и поскорее вернуться домой. Болынинство строителей были крестьяне, они привыкли трудиться. Одних из них окрестили на следствии подкулачниками, другие действительно были кулаками. Так или иначе, все это были люди, крепко заинтересованные в труде и его результатах.
Совсем иную картину представлял из себя преступный мир. Он, как правило, мало интересовался трудом. В то время как крестьяне не нуждались в уговариваниях и понуканиях, с преступным миром начальство особенно носилось, создавая им все условия, вплоть до того, что разрешало жить со своими воровскими подругами, организовывать свои трудовые коллективы, — и вообще всячески их поощряло. Несмотря на все усилия заинтересовать уголовников, большого толка в работе от них не чувствовалось.
Инженерно-технического персонала всех профилей было достаточно, а, как поговаривали заключенные, когда кого-либо не хватало, то кому надо давалось задание, и спустя короткое время на строительстве в нужном месте появлялся дрожащий и испуганный осужденный специалист. Как говорят, свято место пусто не бывает. Лева помнил одного пожилого инженера-кавказца, крупного спеца, который был настолько травмирован следствием, что сидя за столом за чертежами, то и дело забывал, что он заключенный, и обращался к лагерному начальству со словами: «Вот тут, товарищ, надо сделать это…», «А вы, товарищ, не хотите ли направить цемент туда-то?..» На что начальство резко отвечало: «Я вам не товарищ. Называйте меня гражданином». И бедный кавказец усиленно извинялся. Вскоре у него появились пробелы в памяти. Он долго сидел, стараясь вспомнить то, что было нужно по его работе. Одним словом, люди страдали и трудились.
У многих заключенных на теле и на ногах все больше и больше распространялась какая-то сыпь, десны кровоточили. Это была цинга. Заболел ею и Лева. Но, несмотря на все это, те, кто любил труд, работали прилежно.
В преддверии Первого мая — праздника весны и труда — лагерное начальство распорядилось улучшить питание и на два дня предоставило заключенным «право» посещать друг друга — ходить из лагеря в лагерь, из полразделения в подразделение. Побеги тогда предупреждались общим оцеплением строительства. Для многих это явилось большой радостью.
И получилось так: какая радость, что верующие братья из многих лагерных пунктов собрались вместе в одну большую семью. Расположились они под высокими раскидистыми елями. И вдруг Леву обнимает старик:
— Так ты здесь, Лева!
Юноша всматривается и узнает — брат Рогозный! Тот самый брат, с которым он встречался, когда посещал ссыльных и заключенных около озера Байкал, где те строили дорогу – сказал старичок.
— Помню, помню, — обрадовался Лева, — как вы пели «Радость».
И сидя на бревнах, на камнях, сотни братьев запели:
Радость, радость непрестанно.
Будем радостны всегда.
Луч отрады, Богом данный,
Не погаснет никогда.
Бог нас Сам ведет за руки,
Помогает нам в борьбе,
Нас хранит от бед и муки,
