Ветхозаветные пророки - Мень Александр (книги онлайн без регистрации полностью .TXT) 📗
Робость и колебания овладели юношей, когда он понял, какой трудный подвиг возлагается на него. Сам он так описывает свои попытки уклониться от призыва:
«И сказал я: о Владыка мой Ягве! Видишь, я не владею словом, потому что я юн. И сказал мне Ягве: не говори „я юн“, ибо ко всем, к кому Я пошлю тебя, ты пойдешь и все, что Я повелю, скажешь. Не бойся ничего пере ними, ибо Я буду с тобой. И Ягве простер руку Свою, и коснулся уст моих, и сказал: вот Я вложил слова Мои в уста твои. Смотри, ныне поставил Я тебя над народами и царствами, чтобы искоренять и разрушать, губить и разорять, строить и насаждать». (1.6,10)
Таким образом перед Иеремией была поставлена задача: в решающий для народа час беспощадно выкорчевывать нечестие и зло с тем, чтобы насаждать семена грядущего Царства. И пусть вся страна празднует освобождение от древнего врага, пророк должен прервать ее веселие, поднявшись «как крепость, как железная башня, как стена медная против царя Иудеи, против князей ее, против священников ее и против народа земли».
Иеремия направляется в Иерусалим, туда, где подобает говорить пророку Божию. До города около часа быстрой ходьбы. Когда он входит в ворота, он слышит шум и ликующие крики: столица охвачена праздничным возбуждением. Недавнее прошлое забыто, о покаянии никто не помышляет. Во всем винят Ниневию и плохих правителей. У всех на устах пророчество Нафана о вечной славе дома Давидова.
Никакое праздничное богослужение не проходит теперь без выступлений пророков, которые изрекают перед народом глаголы Господни и поют священные гимны.
На этот раз пророчествовать будет левит из Анатота.
Быть может, Иеремия произнес свою речь с того самого помоста, откуда говорили Исайя или Михей, и поэтому их слова ожили в его сознании, во всяком случае, вначале он заговорил языком старых пророков. Желая напомнить народу о его измене Моисееву Завету, он повторил притчу Осии о неверной жене, притчу Исайи о винограднике. Он не мог не сочувствовать решению царя Иосии покончить с язычеством в стране, но при этом ясно видел, сколь поверхностным оставалось «обращение» масс. Еще и еще раз воскрешал Иеремия картины времен отступничества. Даже язычников готов был он ставить в пример Израилю:
«Пойдите на Греческие острова и посмотрите, пошлите в Кидар, разузнайте хорошенько и посмотрите: было ли что-нибудь подобно этому? Переменил ли какой-нибудь народ богов своих (хотя это и не боги)? А Мой народ променял Славу свою на тщету. Подивитесь этому небеса и содрогнитесь от ужаса». (2.10–12)
Пророк, намеренно сгущая краски, рисует картину народного падения. Он заранее отвергает все оправдания и разит беспощадно. Мало того, что народ в годы узаконенного нечестия надругался над своей верой и погрузился в омут язычества, он и теперь еще не полностью отказался от суеверий и идолов. Чего стоят клятвы именем Ягве, когда заветы Его ни во что не ставятся, когда рядом с Его храмом еще теплятся очаги преступного идолопоклонства? Как можно терпеть тех, кто думает, что можно одновременно служить Ягве и истуканам? «Удивительное и страшное делается в этой стране, — говорит Иеремия, — пророки пророчествуют ложь, священники господствуют с их помощью, а народ Мой любит все это» (5.31).
В другой раз, подражая Софонии, Иеремия поет перед толпой грозную песнь о возмездии. Пусть не обольщают себя иудеи падением одного врага: явятся и другие. Там, на севере, где слышен шум битв, Ягве готовит полчища новых завоевателей. Они придут, неотвратимые и звероподобные, говорящие на неведомом языке и не знающие пощады… Предсказывая это новое нашествие, Иеремия сам пугается своих слов.
«И сказал я: о Владыка мой Ягве! Неужели Ты только обманывал этот народ и Иерусалим, говоря: „мир будет у вас,“ а между тем меч доходит до души?»
(4.10)
Как мучительно говорить это людям, едва только вкусившим радость освобождения! Но пророк не в силах противиться внутреннему голосу. Ему остается только оплакивать свой народ, страну и себя в жалобной песне:
Утроба моя, утроба моя!
Стонет сердце мое, не могу молчать.
Ибо слышишь, душа моя, звук трубы
и крики сражения…
Мрак застилает глаза пророка, все вокруг погружается в пучину гибели.
Гляжу я на землю —
и вот на ней разгром и запустение,
На небеса -
и нет в них света.
Гляжу на горы -
и вот они сотрясаются,
и все холмы колеблются.
4.19-20
Увы! Никаких уроков не извлекла Иудея из судьбы своей «сестры» — Северного царства. Теперь израильтянам дается последний день для покаяния; Север и Юг должны, объединившись, пойти по пути покаяния и исправления.
«Возвратитесь, дети-отступники, — говорит Ягве, — ибо Я сочетался с вами, и возьму вас по одному из города, по два из племени, и приведу вас на гору Сион» (3.14).
Хотя Иеремия и разделял веру в мировую миссию Иерусалима, но он меньше всего думал, что для этого достаточно культовой реформы. Если люди обратятся к Богу со всей искренностью, то внешние символы богопочитания окажутся даже излишними;
В те дни не будут говорить больше:
«Ковчег Ягве, Ковчег Ягве!»
Он и на ум не придет, и не вспомнят о нем, и
не будут приходить к нему,
и уже не станет его.
3.16
Пророчество Нафана исполнится, но исполнением его явится не освобождение Израиля от иноземных врагов, а сила его веры, которая просветит человечество:
«В то время назовут Иерусалим престолом Ягве, и все народы ради имени Ягве соберутся в Иерусалиме и не будут более поступать по упорству злого своего сердца» (3.17).
Как страстно должен был желать пророк, чтобы эта вселенская Пятидесятница свершилась на его глазах! Но толпа, опьяненная политическими успехами, осталась глуха к его призыву: никто не любит, когда ему открывают глаза на его заблуждения; Иеремия же не был демагогом и не умел льстить народу. Во имя Израиля он начал борьбу с самим Израилем и не замалчивал его грехи, потому что хотел спасти его. Патриоты возмущались его речами, предпочитая слушать тех пророков, которые от имени Ягве сулили им новые победы. Между тем Иеремия больше, чем какой-либо из пророков, любил свой несчастный народ и многострадальную землю. Такая же суровая любовь позволила Данте назвать Италию рабой и домом разврата.
Убедившись, что простой народ не желает его слушать, Иеремия попытался найти сочувствие среди образованных и влиятельных горожан. Ведь они теперь поддерживали замыслы царя и его религиозное рвение. Но иерусалимская знать встретила насмешками молодого проповедника. Он слишком многого от них требовал, и его обличения их раздражали. После ряда неудач Иеремия понял, что его попытки бесполезны. Ему стали противны эти беспечные и самодовольные болтуны. «Похотливые жеребцы, — саркастически отзывался он о них, — каждый из них ржет на жену другого».
Таким образом, итог первых выступлений пророка оказался ничтожным. Никто не обратил серьезного внимания ни на него, ни на его увещевания. «Обойдите улицы Иерусалима, — мрачно говорил Иеремия, — посмотрите и разведайте, поищите на его площадях, найдете ли вы честного человека, найдете ли соблюдающего правду и ищущего истину?»(5 гл.).
Он сделал все, что было в его силах, чтобы выполнить повеление Божие, но слово его оказалось гласом вопиющего в пустыне.
Иеремия вернулся в родной городок без всякой надежды на подлинное возрождение Израиля. Но вскоре в Иерусалиме произошло событие, которое, казалось, могло поколебать его пессимизм.
Иерусалимская реформа
Иудея и Израиль 622–609 гг.
По боговдохновенному разумению пророков Израильских, — вестников Грядущего, — цель договора между Ягве и народом есть истинное соединение Божества с человеком.
