В поисках Шамбалы - Сидоров Валентин (читать лучшие читаемые книги .txt) 📗
Письма Елены Ивановны Рерих полны предостережений против уныния, которое она считала самым бездарным состоянием ума, ибо «уныние обессиливает сознание недостойными малыми сомнениями». «Меньше думайте о своих правах, — советует она, — и больше о своих обязанностях». И тогда, как шелуха, отпадут уныние, скорбь, горькие сетования на то, что, дескать, тебе недодали, а кого-то не по заслугам вознесли и т. п. И тогда как бы переместится центр внутренней тяжести, необратимо меняя сознание. Ведь меньше думать о правах и больше об обязанностях — значит больше думать о других, нежели о себе.
Анналы восточной мудрости содержат такое суровое предупреждение:
«Негоден и даже преступен наставник, говорящий не по сознанию слушателя».
Собственно, это относится к любому человеку, даже если он и не наставник и не пытается стать таковым. Все затруднения наши в общении друг с другом, может быть, и идут оттого, что мы забываем или не считаем нужным принимать в расчет внутреннее расстояние, реально существующее между тобой и собеседником. Если это не преступление, то тогда — ошибка, грозящая порой тяжелыми последствиями. Ведь расстояние между людьми, которое игнорируют, рискует со временем превратиться в пропасть.
Вот почему столь много вековых накоплений таит в себе краткое, но чрезвычайно емкое слово «такт» (разумеется, если под этим словом понимать не только заботу о правилах внешнего поведения, но главным образом заботу об установлении правильного внутреннего отношения к людям и к миру).
Что значит быть тактичным по сути своей? Это значит переключить свое внимание с личных амбиций и личных интересов целиком на другого человека. Такое переключение внимания совершенно необходимо, если ты хочешь не только войти в ситуацию и положение другого человека, понять внешние обстоятельства его жизни, но и почувствовать даже атмосферу и вибрации, окружающие его.
В известном смысле такт — это умение вовремя промолчать и вовремя сказать. Слова должны звучать не тогда, когда тебе этого хочется, а лишь в тот момент, когда они — и ты это чувствуешь сердцем — могут оказать воздействие на человека, а не повиснут в пустоте. И конечно, молчишь ли ты или, наоборот, со всем пылом красноречия пытаешься убедить кого-то — ты обязан исходить не из некой абстрактной идеи, а из того, что может быть полезным для человека именно в данное мгновение и именно в данном его душевном состоянии. Лишь тогда можно считать себя более или менее застрахованным от ошибок.
В «Живой этике» Рерихов такт определяется как чуткость, а чуткость — в свою очередь — как степень культуры. Таким образом, естественно и органично такт вырастает в понятие высокой духовной значимости. В сущности, любая встреча — это отражение характера внутренней работы, мерило ее интенсивности.
Боюсь показаться пристрастным, но мне представляется, что слово «такт» имеет своеобразную магнитную структуру. Во всяком случае, любопытно и даже знаменательно, что в нашем языке оно образует корневую основу таких ответственных понятий, как, например, «контакт» или «тактика». Ведь само собой разумеется, что без чувства такта, развитого в той или иной мере, невозможно подлинное общение между людьми, то есть невозможен контакт. А тактика требует от нас, чтобы мы постоянно учитывали меняющиеся условия — они особенно быстро меняются в современной обстановке — и поступали в соответствии с этим, меняя стиль поведения, а если понадобится, и стиль жизни своей. Все это покрывается словом «такт».
Насколько я знаю, на Востоке давно уже стало аксиомой, что лишь развитие такта и приводит к внутреннему равновесию, а значит, и к гармонизации отношений с окружающим миром. Потому здесь и называют такт отцом гармонии.
«Хотите, я расскажу вам о том, что такое такт и гармония в действии и какие чудеса творятся ими, и только ими?» — спросил у меня однажды индийский переводчик моих стихов, редактор журнала «Гималаи» Вимал. Естественно, я ответил согласием.
"Это было в детстве, — начал Вимал. — В лесу жил отшельник, которого окрестные жители считали святым. Я часто бывал у него, он любил меня. Дело прошлое, — улыбнулся Вимал, — но иногда я воровал у него деньги, чтобы попасть в кино.
И вот однажды к нему в гости пришла моя маленькая сестренка. Я как раз был неподалеку и видел, как она вышла из хижины с бананами в руках, которые ей подарил отшельник. Она собиралась идти домой, как вдруг обезьяны — вы знаете, какие они ловкие, проворные, нахальные, — налетели на нее, вырвали из рук бананы и расселись с награбленным на деревьях. Девочка громко заплакала. Вышел отшельник. Узнав, в чем дело, он начал громко повторять священное имя: «Рама! Рама! Рама!» И что же? Обезьяны слезли с деревьев и положили у ног девочки бананы. Она ушла. А я из-за кустов продолжаю наблюдать, что же дальше? Вижу: отшельник пошел в хижину и вернулся со связками бананов. Подозвав обезьян, он роздал им фрукты.
Уже тогда больше всего меня поразило в этой истории, что обезьяны-то не остались внакладе. Для меня, это было уроком подлинного внимания к окружающему миру, а также открытием, что наше внимание, и наше участие в делах окружающего мира не должно, быть напряженным, тяжеловесным, нравоучительным, а должно быть, непосредственным, легким, радостным, даже, если хотите, с некоторым оттенком юмора, — лишь тогда и возможны чудеса", — заключил свой рассказ Вимал.
Духовная работа требует больших усилий. Однако тайна не постигается лишь одними усилиями. Тайна цветка или человека жаждет раскрыться тебе, но она — как полагает древняя мудрость — нуждается в ласковых токах твоих. Если нет доброты и радости в сердце — тайна закрыта наглухо и ключ от нее утерян.
Поэтому в конечном итоге такт — это не только выявление в поступках и мыслях уважения к другому человеку, но и выявление любви к нему.
Не вкладывай перста в чужие раны,
Учись увидеть их на расстоянье.
И поклонись страданию чужому.
И помоги. Вот что такое такт.
В Индии, как уже говорилось, придают исключительное значение проблемам воспитания внутреннего "я" человека. Этому воспитанию посвящены даже специальные занятия в школах (во всяком случае, в школах экспериментального типа).
Одну из таких школ — бангалорскую, носящую имя Ауробиндо Гхоша, — мне посчастливилось посетить. Ею руководит бывшая ученица всемирно знаменитого ашрама в Пондишери — Адити Васиштха. В ее кабинете — портрет Ауробиндо Гхоша и книги Николая Рериха. По ее словам, в своей работе она старается органически сочетать идеи великого индийского мыслителя и нравственно-педагогические принципы великого русского художника.
Помню, какой торжественный церемониал встречи был устроен во дворе бангалорского колледжа. Мы приехали туда вместе со Святославом Николаевичем Рерихом (эта школа находится под его заботливой и постоянной опекой). Мы увидели стройные ряды учащихся в синей праздничной форме. Когда мы вышли из машины, ударили барабаны и школьный оркестр заиграл торжественный марш, который потом сменило попурри из популярных индийских мелодий. К нам подбежали дети детсадовского возраста и преподнесли каждому из нас по цветку: кому розу, кому тюльпан. Мне достался белый пушистый цветок, похожий на одуванчик.
Нас провели в большую светлую комнату, которая, как можно было догадаться, выполняла функции актового зала. Здесь в нашу честь был дан концерт. Вначале — декламация, причем читали не только стихи, но и школьные сочинения с характерными названиями: «За что я люблю Индию?», «Я счастлива, что родилась в Индии». Затем — танцы, народные песни. Особое восхищение у нас вызвала невысокая девочка, исполнявшая темпераментный цыганский танец, в ходе которого ей бросали под ноги пайсы, и она лихо топтала босыми ножками никелевые монетки. Движения она сопровождала выразительной мимикой: приблизившись ко мне, вдруг грозила пальчиком; изображая ритуал гадания, брала меня за руку. Кончилось тем, что она во всеуслышание объявила главный итог гадания по руке: в скором времени я вновь приеду в Индию.
