Просветленные не берут кредитов - Гор Олег (читаем книги .TXT) 📗
Нас отвели в гостевой дом, что выглядел немного больше прочих, но в покое не оставили: каждую минуту заглядывал кто-то из местных, просто чтобы поглазеть, улыбнуться или кивнуть.
– Жить один – нет веселья, – на ломаном английском сообщил нам один из мужчин. – Мы двери всегда открывать!
Колдун нас не навестил, и не скажу, что это меня опечалило.
Вскоре донесся аромат жареного мяса, и брат Пон объяснил мне, что у луа есть налог на убой скота, который должен собирать саманг. Платить его никто не хочет, и поэтому когда приходит время пира, то буйвола душат веревкой и привязывают к крепкой ветке; потом с горестными причитаниями объявляют, что зверь сошел с ума и «повесился».
На празднество нас позвали в сумерках.
И тут сердце мое упало, поскольку места наши за длинным столом, накрытым прямо на улице, под навесом из пальмовых листьев, оказались между вождем и колдуном, встретившим нас злобной улыбкой.
– Я знать – ты врать, – прошептал морщинистый старик мне в ухо, едва я уселся. – Говорить мочь!
Английским он, к сожалению, владел в достаточной степени.
Пошли по рукам бутылки с плаей, появились огромные блюда с фруктами, миски с рисом. Нам предложили лучшие куски повесившегося буйвола, но брат Пон вежливо отказался.
Саманг произносил тосты, луа смеялись, девушки стреляли глазками ничуть не хуже их подруг из больших городов. Я же сидел как на иголках, поскольку колдун, от которого разило точно из бочки с самогоном, не забывал время от времени наклоняться ко мне и говорить какую-нибудь гадость или просто злобно ржать, тыкая в меня пальцем, твердым, как сучок.
Брат Пон наверняка видел, что происходит, но не спешил вмешаться.
Когда мы глубокой ночью вернулись в отведенное нам жилище, монах не разрешил мне открыть рот, несмотря на мою недовольную физиономию и на красноречивые жесты, которыми я выражал злость и желание пожаловаться.
Чего этот старый хрен ко мне прицепился? Что я ему сделал?
Но брат Пон остался непреклонен, и утром, когда я проснулся в том же раздраженном настроении, он ничуть не смягчился.
– Ничего хорошего и полезного ты все равно сейчас не скажешь, – заявил он, выждав, пока я закончу изображать гнев. – Так что лучше вспомни про свое дерево. Давай, восстанавливай его и начинай второй этап, переноси в него сознание. Не важно, что при этом творится вокруг.
Я сердито почесал в затылке и приступил к делу.
Но тут как назло явился саманг, почему-то без бутылки, и с шутками, прибаутками повел нас куда-то за пределы деревни.
– Через неделю придет время вырубать и выжигать участки под новые поля, – объяснил брат Пон. – Поэтому нужно задобрить духов леса, огня, воды и риса и начать это дело лучше заранее. Сегодня первая церемония по этому поводу, и наиболее важная.
Сведения эти заставили меня погрустнеть – где духи, там и колдун.
И точно, около алтаря на огромном пне, торчащем посреди горного склона на границе двух участков, обнаружился мой вчерашний «друг», только на этот раз обнаженный по пояс и с длинным жезлом, увешанным медными колокольчиками, в жилистой руке.
При взгляде на него я испытал приступ неприязни, но тут же отстранился от этого чувства и сосредоточился на своем дереве. Созерцать его оказалось трудно, поскольку мы очутились в самом центре довольно шумного действа, что закрутилось вокруг алтаря и больше всего напоминало экзотическую дискотеку «для тех, кому за пятьдесят».
Пожилые женщины с подносами в руках, заваленными пачками табака, отрезами ткани, рисовыми лепешками и кусками вяленого мяса, пошли хороводом, издавая нечленораздельные крики. Мужчины, сплошь солидные, не одного молодого лица, – и вождь среди них – поддержали все это дружным уханьем.
Колдун забегал вокруг алтаря, время от времени тыкая в него звенящим жезлом.
– Духи придут! – воскликнул он на английском, оказавшись рядом со мной. – Бояться! Прогонять! Пожирать!
Я с неимоверным трудом удержался, не дал ускользнуть вниманию, что как раз начало двоиться, и по ногам разлилось онемение, будто их покрывала не кожа, а слой толстой коры.
Как ни удивительно, но после того, как колдун указал жезлом в мою сторону, я ощутил что-то вроде толчка в живот. Затем меня хлопнули по плечу, нечто коснулось затылка, шевельнуло волоски на икре, острые зубы вцепились в большой палец на ноге.
«Брат Пон, на помощь!» – хотелось закричать мне.
Неужели этот морщинистый тип и вправду натравил на меня своих духов?
Но монах никак не отреагировал на происходящее, продолжил улыбаться как ни в чем не бывало. Уж не знаю как, но я сумел удержать концентрацию, отвлекся от тревожных ощущений, от шума, от криков, от собственного беспокойства и бурчания в желудке.
И в один миг я осознал, что окружен странными подвижными объектами, которые размахивают ветвями и скачут туда-сюда, и что ветер слегка колышет мои листья, а солнце греет ствол.
Мне, дереву, было все равно, что некоторые из подвижных объектов носятся по воздуху, как раздраженные пчелы, хоть и не имеют крыльев. Мне, человеку, лица на искаженных крохотных телах напоминали физиономии людей и морды зверей и странным казалось то, что головы их покрывали не волосы, а шерсть и серые перья.
Видение продлилось лишь миг, и в следующий момент все стало как обычно.
Брат Пон хмыкнул, негромко, но одобрительно, зато физиономия колдуна отразила дикую ярость. Он шарахнул жезлом по пню с такой силой, что один из колокольчиков оторвался и улетел в сторону.
Мужчины во главе с вождем ринулись его подбирать.
Церемония вскоре после этого закончилась, и нас захотели было повести еще на одну, на соседнем поле, но брат Пон сумел отвертеться от этой сомнительной чести, и мы вернулись в деревню.
– Ну вот, можно и поговорить, – сказал он, когда мы забрались к себе в дом. – Никто нас не побеспокоит.
– Почему я ему так не понравился? – поинтересовался я без малейших эмоций.
Брат Пон мгновение насмешливо смотрел на меня, а когда заговорил, стало ясно, что на вопрос он отвечать не собирается:
– Ты должен понимать, что люди появляются на твоем пути не просто так. Любые. Случайные знакомые и старые друзья, соседи в транспорте и соперники в делах, каждый из них приведен к тебе кармой.
– Это я понимаю.
– Да ну? – брат Пон выразительно поднял брови. – Почему тогда так взбесился? Вчера?
– Ну он же…
– Он меня не интересует! – отрезал монах. – Старый насмешник лишь развлекается. Ну а ты?
Я нахмурился и смущенно шмыгнул носом.
– Каждый человек, с которым ты сталкиваешься, даже самый невыносимый и мерзкий, – вовсе не наказание, хотя можно воспринимать его и таким образом. Нет, это либо возможность исчерпать некую карму, либо шанс изменить что-то в себе, научиться чему-либо новому.
– Но чему меня может научить этот кривляка? – спросил я.
– А ты поразмысли над этим. Чуть позже, когда рот твой вновь будет закрыт. Только учти, человек, вызывающий у тебя негативные эмоции, на самом деле является не более чем зеркалом, в котором отражается твоя собственная проблема, пусть слегка преувеличенная и искаженная. Какой смысл гневаться на отражение, ругать его, злиться?
Я пожал плечами.
– Меж тем люди обычно так себя и ведут, – тут брат Пон покачал головой и цокнул языком. – Куда разумнее вглядеться в зеркало, понять, ради чего его прислала тебе милосердная судьба… Наш друг колдун, например, столь же раздражителен, как и ты. Несдержан и агрессивен, склонен к ненависти в адрес окружающих… Разве не так?
Я открыл рот, чтобы возразить, но был остановлен резким жестом.
– Нет времени спорить! – безапелляционно заявил монах и неожиданно спросил: – Помнишь ли ты цепь взаимозависимого происхождения?
Резкая смена темы являлась одним из его любимых педагогических приемов, когда-то она сбивала меня с толку, но позже я привык.
Еще бы, как не помнить!
Ее изображение и детали намертво отпечатались в моей памяти после того, как я несколько месяцев рисовал на земле бхавачакру: слепой, горшечник с горшками, обезьяна, человек в лодке посреди океана, дом с запертыми окнами и дверями и так далее, всего двенадцать звеньев.
